шемся? Ведь если арба опрокинулась — тебя же первого и придавит!

— Тузаровская арба не опрокинется.

— Так пусть гладкой будет твоя дорога, пусть конь твой ни разу не споткнет-

ся и не потеряет ни одной подковы, а в конце пути — да ожидает тебя удача, дос-

тойная доброго и мужественного человека!..

* * *

Селище Тузаровых располагалось па правом, более высотой берегу Терека.

В этом месте самая большая река Кавчаза делилась на несколько широких рука-

вов, которые были сравнительно не глубоки и потому не представляли особой

преграды для всадника. На той стороне тянулись вдоль кромки извилистого бере-

га густые лиственные леса, недавно одевшиеся в осеннюю позолоту.

А в сторону восхода, напротив, леса не росли: здесь, насколько хватал глаз,

простиралась чуть всхолмленная равнина, богатая сочным разнотравьем. В Малой

(Затеречной) Кабарде дожди шли пореже, чем в Большой, примыкающей к Глав-

ному Кавказскому хребту, но их было вполне достаточно, чтобы травы могли рас-

ти до глубокой осени. И сена удавалось накосить столько, что его дотягивали до

первой весенней зелени. Ну и, конечно, земля эта давала щедрые урожаи проса.

Седобородый Каральби Тузаров, бодрый и сильный мужчина, мог быть до-

волен своей жизнью. В доме хватало всякого добра и хорошего оружия. На паст-

бищах — сотни отличных лошадей и тысячи овец. Даже крестьяне тузаровские

имели прочный достаток, а их жены исправно рожали здоровых мальчиков и де-

вочек. Вот только у самого Каральби ясноглазая его гуаша умерла очень рано, ус-

пев подарить мужу только одного сына. Зато парню теперь двадцать два года, и он

достойный наследник своего отца. Канболет и в скачках не знает себе равных, и

стреляет лучше всех — хоть из ружья, хоть из лука, и силу имеет такую, что быка

валит наземь. Сейчас у старого Каральби одно на уме — найти для сына хорошую

невесту и дождаться появления внуков. Пусть их побольше будет, этих внуков; ес-

ли аллах обделил детьми Тузарова-старшего, так, наверное, не должен обидеть

младшего.

Каральби вышел со двора и неторопливо зашагал к берегу реки. Там сейчас

Канболет: пошел поить белого шолоха — это конь старого тлекотлеша — и своего

любимца — настоящего хоару, которого отец подарил сыну пять лет назад еще же-

ребенком. Что-то долго не возвращается джигит. Солнце уже село. Скоро совсем

стемнеет. Каральби спустился по глинистой тропинке к самой воде. А вот и Кан-

болет — чуть ниже по течению. Кто это с ним? Адешем вернулся? Почему один? И

откуда у табунщика кольчуга?

Канболет увидел отца и, чем-то взволнованный, быстро направился к нему:

— Отец! Прошу тебя, выслушай Адешема. Он привез такую новость!

Каральби нахмурил густые косматые брови: не слишком ли большую го-

рячность проявляет парень?

Однако, услышав подробный рассказ табунщика, и сам Тузаров разволно-

вался не меньше его. Он прекрасно знал, о каком панцире идет речь. Знал гораздо

лучше Бабукова. Ведь не предок этого «тощего волка», а пращур самого Каральби

везде и всюду, по чужим землям и далеким морям сопровождал хозяина старин-

ной реликвии египетских меликов. Знал Каральби и о том, что панцирь принад-

лежал когда-то царю царей, Солнцу Востока — Саладину, а до него — славному, но

неудачливому повелителю инглизов Мелик-рику, в груди которого билось не че-

ловеческое сердце, а львиное. Знал Каральби о том, как этот панцирь был освящен

в Мекке и поэтому стал неизмеримо драгоценнее.

— Нет, не Бабукову, погрязшему в диком язычестве, владеть панцирем, —

твердо сказал Каральби. — Эта священная сталь должна прикрывать грудь право-

верного мусульманина.

Канболет нетерпеливо теребил поводья двух лошадей, топтавшихся за его

спиной: когда, когда же будет сказано решающее отцовское слово!

— Хагур собирается везти панцирь князю Шогенукову, — вспомнил Адешем.

— Да, да! Как я сразу об этом не сказал.

— Вот оно что? — Тузаров строго взглянул на табунщика. — Старый человек,

а не можешь отделить просо от шелухи. Тебе вообще не следовало останавливать-

ся на бабуковском дворе. Переночевал бы в лесу.

Адешем скромно наклонил голову и кротким тоном сказал:

— Не думал я, что в доме уорка могут обидеть или обворовать бедного чело-

века.

— Хитер старик! — усмехнулся Тузаров. — И как только от его длинного

языка до сих нор голова не пострадала? Ну ладно. Теперь скачи побыстрее к

Нартшу и Шужею. Пусть седлают коней и едут сюда. Скажи, чтоб взяли с собой

трех-четырех человек. Кольчугу оставь. Канболет вернет се Бабукову.

Пока ожидали тлхукотлей, известных своей честностью и мужеством, Ка-

ральби удостоил наконец сына вниманием и пересказал ему тот старинный хабар,

что передавался в роду из поколения в поколение. Случай для этого, что и гово-

рить, был самый подходящий. Канболет слушал, боясь проронить невольное вос-

клицание, боясь кашлянуть или вздохнуть. Щеки его то покрывались румянцем,

то неожиданно бледнели. Глаза, похожие на две большие, но еще не дозрелые

темно-серые сливы, смотрели не мигая, губы чуть подрагивали. Закончил Караль-

би так:

— Теперь ты понимаешь, почему знаменитый панцирь должен принадле-

жать Тузарову? Ибо — аллах свидетель — велики заслуги родоначальника нашей

фамилии. У нас на него гораздо больше прав, чем у Шогенуковых. Тамбиевы — не

в счет. Не сумели сохранить ни религию своего героя-предка, ни княжеское дос-

тоинство. Оба их рода вялы и малоподвижны.

— Если бы отец позволил мне самому отбить панцирь... — застенчиво про-

говорил Канболет.

Голос Тузарова-младшего, грубоватый и низкий, никак не вязался с его

нежным лицом, так легко выдававшим все чувства: добрые, чуть задумчивые гла-

за, обрамленные густыми ресницами; прямой нос, не короткий и не длинный; гу-

бы — как у девушки, розовые, слегка припухлые; подбородок — плавно закруг-

ленный, на нем и щетина пробивалась лишь на третий день после бритья; черные

усы — их кончики уже немножко свешивались ниже уголков рта — были еще по-

юношески мягкими и пушистыми.

Каральби нарочито бесстрастным взглядом окинул фигуру сына: ладный

парень — широкие плечи, выпуклая грудь, тонкий стан... Невелик, правда, ростом,

зато сколько легкости в движениях, сколько стремительной силы в руках и ногах!

Он всегда успеет ударить дважды, прежде чем сам получит хоть один удар. Ка-

ральби вдруг подумалось, что если бы Канболет превратился в коня, то из него

вышел бы такой хоара, какому не было бы цены. От этой мысли Тузарову стало и

смешно и немного стыдно, но все равно приятно. Он позволил себе улыбнуться и

сказал сыну:

— А я и не собираюсь гоняться за «тощим волком», который на самом деле

очень упитанный. Панцирь носить тебе, ты его и добывай. Мне уже поздно. Учти,

однако, что впервые ты облачишься в знаменитые доспехи на следующий день

после женитьбы.

Канболет покраснел и кивнул головой.

— Слушай еще. Хагура надо обязательно перехватить по дороге к Шогену-

кову. Если он поспеет к своему князю, тогда прощай панцирь. Что у тебя с собой?

Так… Ну, этого достаточно.

Хотя недалеко и ненадолго отлучился джигит от своего дома, но основное

оружие привычно держал при себе: на поясе — кинжал и сабля, на голове, под

шапкой — мисюрка — прикрывающая темя своеобразная стальная тарелочка с

прикрепленной к ней кольчужной сеткой-бармицей. Конь был под седлом, а к

седлу приторочено добротное ружье — эрижиба.

Сверху раздался лошадиный топот, и конь Канболета весело заржал, встре-