снести? Ладно, живи!..

Канболет неожиданно поднял коня на дыбы, развернул его назад и столк-

нулся лицом к лицу с молоденьким безусым парнишкой, который уже отвел руку

для удара саблей сплеча.

— Придется мальчику щеголять с хорошей шишкой на темени, — сказал

Канболет, уворачиваясь от клинка и в то же мгновение опуская мешок с панцирем

на голову юнца. Парнишка сник, выронил саблю и медленно вывалился из седла.

И снова Канболет круто развернул коня, но работы для него уже не было: этот

ужасный Шужей с Нартшу и еще двумя тузаровскими людьми опрокинули одного

бабуковца вместе с лошадью, другого «ошеломили» ударом алебарды по его тол-

стому шишаку, а третий сам концом сабли нечаянно зацепил по шее последнего

нераненного товарища — грузного мужчины с черной бородой — и в отчаянии

бросил оружие.

— Мне нравится, что никто не убит, — сказал Канболет.

Узкие хитрые глаза Нартшу весело блеснули при этих словах.

— Если в следующий раз наш молодой Тузаров будет сражаться не мешком,

а женским платочком, то, пожалуй, он никого и не ранит.

— Хватит болтать! — рявкнул Шужей. — Надо собирать оружие.

Нартшу подошел с сидящему на земле Идару и снял с него аркан, а заодно и

кинжал, и саблю, и зерцало — маленький нагрудный щит. Старый воин молчал,

мрачно насупив брови. Шужей вертел в руках шишак, давший трещину от удара

его алебарды, и тяжко вздыхал:

— Испорчен. Жалко. А ведь как раз на мою голову. У этого вот... кто его но-

сил... такая же хорошая большая голова, как у меня.

Обладатель «большой хорошей головы» сам снял с себя оборонительные

доспехи и начал помогать раненым. К нему присоединился и единственный сча-

стливчик, который вышел из драки без единой царапины. Вислоусому и длинно-

рукому верзиле перевязывали плечо, чернобородому — шею, а тому джигиту, ко-

торого Канболет хлестнул кольчугой, обтирали лицо и прикладывали к коже мяг-

кие тряпочки, смазанные медом.

— А где же Хагур? — спросил Тузаров и посмотрел вокруг. — Я должен вер-

нуть хозяину его вещь.

— А вон там, на склоне холма, на зеленой травке, — откликнулся Нартшу. —

Лежит, отдыхает...

Канболет увидел стоящую вдалеке лошадь, рядом с ней — и правда — лежал

на земле Бабуков. Канболет поехал к нему.

Спешившись, он присел на корточки у головы уорка. Сплошная рана... Кан-

болет вынул из-за отворота черкески кусок ткани и стал осторожно вытирать

кровь. Порезов и ссадин было очень много, но все — неглубокие. Губы в трещинах,

носовой хрящ сломан, а вообще — ничего страшного. Главное, глаза целы.

— А? Что? Как?

— Как? — переспросил Канболет. — А так. Подтелок забодал твоих быков.

Только не беспокойся. С тобой был сын, что ли? Все живы.

— Почему? Вас только двое было?

— Нет, пятеро. Срамота…

— Ничего. Твои люди сражались хорошо. Почти все ранены.

Бабуков оттолкнул руку Канболета и приподнялся на локте. Увидел, как к

нему бежит, задыхаясь, сын.

— Кольчугу свою забери, — сказал Тузаров. — Хочешь, помогу тебе надеть?

— Прочь! — прохрипел Хагур. — Довольно с меня позора!

— Шлем свой ты где-то обронил, а твой бердыш и коня мы забираем на па-

мять.

— Замолчи, именем Зекуатхи (бог плодов и дороги) тебя заклинаю! Лучше

убей!

— Оставайся с миром, Бабуков. Да будет аллах к тебе милостив.

Канболет вскочил, не касаясь стремян, на коня, подхватил поводья хагуров-

ской лошади и поскакал к своим друзьям. Те уже были готовы двинуться в путь.

Нартшу, сверкая белозубой улыбкой, крикнул на прощанье:

— Не обижайтесь, доблестные бабуковцы! Оставшийся путь до селения пши

Алигоко вам придется проделать пешком. Но для вас это будет нетрудно: вы пой-

дете налегке, не обремененные тежестью оружия!

Только вернувшись домой, Канболет увидел наконец знаменитый панцирь.

Сын отдал отцу мешок, порезанный в нескольких местах лезвиями ударявших по

нему сабель, и коротко отчитался:

— Мы все целы. У них раненые есть. Пригнали восемь лошадей.

Тузаров кивнул головой и стал развязывать мешок. Канболет вдруг расте-

рялся на мгновение, побледнел: а вдруг отец скажет, что не стоило рисковать из-

за такого сомнительного приобретения...

Грубая ткань скользнула на пол. В свете факела и пламени очага голубова-

тым сиянием блеснула благородная сталь и засверкал рельефными выпуклостями

золотой львиный лик.

Теперь отец побледнел, а щеки сына вспыхнули жгучим румянцем.

Глаза старшего Тузарова задержались на двух строчках старинной надписи:

каждая строка — длиной с рукоять кинжала. Каральби вздохнул:

— Надо обязательно найти человека, который прочтет нам эти святые сло-

ва, начертанные в самой Мекке... А пока я все-таки съезжу к Хатажукову Кургоко...

ХАБАР ПЯТЫЙ,

доказывающий справедливость того изречения,

что волк жеребенка режет — на тавро не смотрит

Алигоко Шогенуков, словно разъяренный зверь, упустивший добычу, ме-

тался по своему просторному, богато украшенному хачешу:

— Беспомощные бараны! Дали себя остричь! Дали обломать себе рога!! Ту-

заровский мальчишка, чтоб ему захлебнуться собственными соплями, увез пан-

цирь!

Пристыженные стояли у дверей Идар и Хагур. Бабуков, с еще не засохшими

ссадинами на лице, с пустыми, ничего не выражающими глазами, покусывал из-

раненные губы, и капельки крови текли по его подбородку. «Он этого так не оста-

вит, алчный пши, — думал Хагур. — Еще много крови прольется из-за мысырского

панциря...»

«Пусть побеснуется, — думал Идар. — Он ведь не Шибла (бог грома и мол-

нии), и его «молнии» нас не сожгут. Он даже непохож на барса, с которым любит, чтоб его сравнивали. Острый длинный нос, маленькие глубоко посаженные свет-

ло-коричневые глаза, тонкогубый рот, редкие, но острые зубы — ну точно шакал.

Так и есть — шакал. Даже брови и усы какие-то грязно-бурые, цвета шакальей

шерсти...»

По вискам князя струился обильный желтоватый пот. Он тяжело плюхнул-

ся на скамью, снял белую войлочную шапку с меховой опушкой понизу и обнажил

голову. Затем вынул платок и осторожно промакнул темя, покрытое кустиками

коротко и неровно остриженных волос и пятнами полузасохшей коросты. Из-за

этой неприятной хвори Алигоко не мог брить голову, из-за нее же он получил в

народе прозвище Цащха — Вшиголо-вый.

Шогенуков передохнул немного, надел шапку, и снова под сводами гостевой

комнаты, называемой — на новый лад — «кунацкой», зазвучал резкий, дрожащий

от гнева голос хозяина дома:

— Чтоб ваши ноги стали хрупкими, как тростинки! Отдали мой панцирь — и

при этом никто не был убит! Никто! Ни одна скотина! — брызгал слюной Алигоко.

— Каких наград вы после этого ждете от своего пши? Пара коровьев лепешек —

вот достойная вам награда... На ваши ослиные головы — вместо шапок...

Идар скрипнул зубами, а Хагур глухо застонал и с трудом выдавил из себя:

— Хватит, князь... Надо в дорогу собираться. Мне жизни не будет, пока я не

увижу панцирь на твоей груди!

— И он меня еще учит! — зло усмехнулся Шогенуков. — Сам знаю, что пора

«в гости» к Тузарову. Идите, собирайте людей побольше. Возможно, к нам Муха-

мед Хатажуков присоединится. У меня встреча с ним сегодня.

Облегченно вздыхая, уорки быстро покинули дом князя.

Встречу со своим приятелем Мухамедом, младшим братом большего князя

Кабарды Кургоко Хатажукова, Вшиголовый отложить не мог. В условленном мес-

те на берегу Баксана их ждал знакомый, торговец-татарин из Суджук-Кале. Они