— Ас ними что делать? — Это хмурый Бабуков подал голос. — С тузаровски-

ми... Так оставлять нельзя.

— И не оставим, — усмехнулся Алигоко. — Сказано же, «погибнут так, что от

них не останется и следа». Как ты считаешь, Мухамед? Бросим в Тэрч и делу ко-

нец? И я так думаю. Тогда приказывай...

Несколько своих людей, в том числе и бабуковского сынка, Алигоко отпра-

вил домой: они должны были отогнать лишних лошадей, и своих и чужих, и от-

везти добытое оружие в княжескую усадьбу.

Когда начали переправляться на другой берег, день уже подходил к концу.

Багровый диск заходящего солнца отражался в одной из тихих проток реки — бы-

ло похоже, что там опустили в воду боевой щит, покрытый горячей кровью.

Ехавший позади всех Бабуков с мальчиком на крупе коня вдруг громко

вскрикнул, еще громче закричал Кубати. Все остановились и повернули головы.

Лошадь Бабукова, отпрянув в сторону, сделала несколько торопливых шагов вниз

по течению и неожиданно с головой ушла под воду. И тогда люди увидели, чего

испугались животное и ее седоки: в воде плыла к берегу большая черная змея.

Лошадь скоро вынырнула, мощное течение понесло ее к середине реки. Ни

Хагура, ни Кубати не было видно.

— Утонули, — сказал Шогенуков и вздохнул — то ли сочувственно, то ли об-

легченно.

— Будет им Кевсерь, — пробормотал Мухамед и на всякий случай добавил:

— Бисмилляхи рагмани рагим.

Старый вояка Идар побледнел, как саван — джебын, но не произнес ни сло-

ва. Он пристально вглядывался вдаль, по течению реки. Один раз ему показалось,

будто там, возле излучины, где русло делает поворот, вынырнула чья-то голова.

Может, мальчик не утонул? О Хагуре и думать нечего — куда ему в тяжелом воо-

ружении... Скорее всплывет утонувшая подкова! Жаль Бабукова. Хоть и грубова-

тый был человек, да и головой пользовался больше для того, чтоб носить шлем, а

не разум, все-таки он имел некоторое понятие о чести. Не в пример этим князь-

ям...

Идар тронул пятками своего коня и последовал за отрядом, продолжавшим

переправляться через Терек.

«Кевсерь... Кевсерь, — повторял он про себя. — Лучше быть живым на зем-

ле, на берегу Тэрча, чем мертвым в эдеме, на берегу Кевсеря...»

ХАБАР ШЕСТОЙ,

напоминающий, что птичка малая

бывала причиной снежного обвала

— Канболет! Где Канболет?! — кричал Адешем, вихрем врываясь во двор на

мощном коне Шужея. — Хозяина! Скорей найдите мне хозяина!

Таким возбужденным и встревоженным старика еще никогда не видели, и

потому его необычное беспокойство быстро передавалось людям, оказавшимся в

этот час возле дома Тузаровых.

— Что случилось, дедушка? Говори, не терзай наши души! — всполошились

женщины.

— Адешем, что за хабар у тебя за щекой? — деловито спросил кто-то из

мужчин.

— Плохая новость, — неожиданно тихим голосом, почти шепотом, ответил

табунщик. — Такая новость все равно что чума и пожар, да и то если они приходят

вместе... Где Канболет? К нам приближаются пожар и чума... Пожар — это млад-

ший Хатажуков, бешеный Мухамед, а чумой называется Алигоко Вшиголовый, —

Адешем помолчал немного, тяжело вздохнул и вдруг выкрикнул пронзительно, с

болью:

— Каральби убит!! Все, кто был с ним, убиты! Да где же Канболет?!

Тихо стало во дворе. Все замерли, будто сговорились и по команде затаили

дыхание. Одна из женщин горестно завопила, но тут же осеклась под колючим

осуждающим взглядом Адешема.

Высокий длинноногий парень по имени Хамиша, тот самый, что вызвал

гнев Шужея за свое любопытство, на этот раз ни о чем не спрашивал. Он подошел

к коновязи, вскочил на своего крапчатого коня и поехал со двора. Обернувшись к

старику-табунщику, сказал спокойным бесцветным тоном, будто ничего особенно-

го не произошло:

— Канболет и Нартшу на охоту поехали. Говорят, в лесу, выше по реке, вол-

чье логово кто-то видел. Я их верну, — Хамнша хлестнул лошадь и погнал ее гало-

пом.

По-настоящему вооруженных мужчин, которые могли считаться полноцен-

ными воинами, в селении теперь оставалось два десятка человек. Простые кресть-

яне, носившие только кинжалы и не имевшие ни сабель, ни луков, ни оборони-

тельных доспехов, в расчет не принимались.

Никаких планов предстоящей схватки — а в том, что она скоро будет, никто

не сомневался — мужчины не обсуждали. Они лишь немного поспорили, как

быть: выезжать навстречу княжеской полусотне или оставаться на месте. Решили

остаться, потому что лошади оказались не у всех. Адешем хотел было предложить

воинам разделиться на две части и подождать нападающих, укрывшись с одной

стороны — за конюшней, с другой — за высокой сапеткой-амбаром, а потом, когда

шогенуковские всадники влетят во двор, неожиданно броситься на них с двух сто-

рон сразу. Хорошо бы еще отдать все луки — их имели четыре джигита — тем пар-

ням, у которых нет лошадей, да послать эту «пехоту» с большим запасом стрел на

крышу дома. Табунщик грустно усмехнулся своим мыслям: крепкий ляпc (мясной

отвар, бульон) варится в твоем закопченном котле, пшикеу, вот только никто не

согласится его отведать. Слыханное ли дело, чтобы воинственные петухи учились

драться у селезня криволапого? Прятаться от врага за какой-то конюшней? Толь-

ко женщин смешить! Лезть на крышу? Греться у трубы вместе с кошками и ши-

петь сверху, когда настоящие мужчины делом будут заняты? Слишком, говоришь,

много врагов? «Мужчина не спрашивает, сколько врагов, а спрашивает, где они».

Вот так, старый ты мерин Адешем, обычно и дерутся уорки храбро, отчаянно, но

бестолково и глупо, кто во что горазд. Конечно же, все они погибнут и, наверное,

знают об этом. Однако никто не осмелится сейчас высказать мало-мальски здра-

вое слово: предложить такой способ драки, при котором можно и отразить напа-

дение и сохранить хотя бы половину жизней. Надменная мужская гордость не вы-

носит подозрения в трусости; да что там в трусости — в простой осторожности! Та-

кое подозрение хуже смерти, а к смерти вообще надлежит относиться с небрежной

презрительностью.

Так что помолчи, Адешем, и лучше соберись с последними силами: ведь ты

тоже не захочешь остаться в стороне от этого нового бессмысленного побоища...

Наступившие сумерки пришли вместе с холодным ветром из-за реки, пер-

вым по-настоящему осенним ветром, который уже нес в себе новые звуки и запа-

хи. Потянуло терпким ароматом увядающих лесов, свежестью только что выпав-

шего в горах снега; ветер доносил и еле слышную перекличку журавлиной стаи,

невидимо пролетавшей где-то в недоступной вышине; страстный гортанный рев

оленя с лесистого берега Терека — этот рев возвещал о начале осенних свадебных

битв; а вот совсем близко прошумела мягкими крыльями целая туча диких голу-

бей и опустилась за селом в поле, недавно разрешившемся от бремени обильного

урожая проса. Уж так заведено в природе — все одно к одному. Среди людей —

тоже... Все — одно к одному. И люди, собравшиеся на подворье Тузаровых, сейчас

прислушивались совсем к другим звукам. Мерный топот коней они сначала как

бы почувствовали всем своим существом, потом услышали и — почти одновре-

менно — увидели силуэты приближающихся всадников. До берега было недалеко

— расстояние одного ружейного выстрела. Кстати, у защитников тузаровского до-

ма имелось всего одно ружье и в этот вечер из него был сделан всего один вы-