стрел.

Родич старого тлекотлеша, грузный и медлительный Бот, сорокалетний

мужчина с окладистой густой бородой, только что закончил долгую процедуру за-

ряжания тяжелого русского самопальника и уложил массивный граненый ствол

на перекрестие сошек. Три всадника, скакавшие впереди, уже покрыли половину

расстояния между берегом и домом. Бот поднес тлеющий фитиль к запальному

отверстию. Раздался оглушительный грохот. Запахло порохом и горелым волосом.

Бот потрогал свою опаленную бороду и, бросив наземь громоздкое оружие, подо-

шел к своему коню.

А в это время один из всадников шогенуковского отряда все ниже и ниже

клонился набок, пока наконец не вывалился из седла. И уж так распорядилась

судьба, что человеком, поймавшим свинцовую птичку своей грудью, оказался до-

брый Идар. Он еще утром хотел отговорить пши Алигоко от его жестоких намере-

ний, но по мягкости душевной не рискнул высказать те слова, которые могли рас-

сердить князя, подпортить ему настроение. Перед смертью Идар успел подумать о

том, что теперь он вознагражден сполна за свою скромность...

А у дома Тузаровых уже началась кровавая свалка. И трудно было разо-

брать, кто нападает, а кто защищается. Падали под копыта лошадей смертельно

раненные тела, раздавались хриплые выкрики, лязг металла, конское ржание.

Бешеный Мухамед черным смерчем вертелся в гуще боя и, нанося удары направо

и налево, орал страшным голосом:

— Где Канболет?! Тузаровский щенок! Выходи, не прячься!

Медлительный Бот, бормоча угрозы в подпаленную бороду, стремился

встретиться лицом к лицу с Хатажуковым, но это ему долго не удавалось. Под уда-

рами его длинной сабли навсегда спешились еще два шогенуковца, пока он не

увидел прямо перед собой сверкающие звериной яростью огромные глаза Муха-

меда. Боту показалось, что эти жуткие глаза вдруг начали увеличиваться, расти —

вот они уже, как две желтые тыквы, как два серых мельничных жернова, вот они

закрыли собой все небо, стали угольно-черными, потом подернулись зыбким мут-

но-розовым туманом. Бот ощутил на своем лице дыхание горячего ветра и почув-

ствовал, как его грузное тело обрело легкость надутого меха и полетело куда-то

ввысь, в мелодично звенящую пустоту. Сила и быстрота оказались на стороне Му-

хамеда. И уж если его клинок прогулялся по лицу противника, бесполезно при-

глашать лекаря.

Число сражающихся стараниями Хатажукова и двух-трех искусных в своем

деле тузаровцев уменьшилось наполовину, а Канболет не появлялся.

Еще чудом оставался жив Адешем, обязанный своим везением рослому ко-

ню Шужея, который, отличаясь особой воинственностью, то и дело взвивался на

дыбы и бил чужих лошадей копытами. Неожиданно для Адешема у него снова

произошло столкновение с Хатажуковым. Шужеевский конь грудью налетел сбоку

на изящного чистокровного жеребца Мухамеда и повалил его на землю вместе с

всадником. Изрыгая страшные проклятия и отплевываясь кровью от больно при-

кушенного языка, Хатажуков вскочил на ноги. Князь не помнил себя от бешеной

ярости. Он не стал снова садиться на коня, а погнался за пролетавшим мимо ста-

риком, догнал его в три прыжка и рывком выдернул из седла, как пучок травы из

земли. Маленькая джатэ выпала из правой руки Адешема.

— Ах ты, рваный шарык! — скрежетнул зубами Мухамед. — От кого? От ка-

кого-то навоза я, князь, дважды терпел позор! — Хатажуков тряс табунщика,

словно тряпичное чучело.

— Потерпишь и в третий раз, — прошептал Адешем и плюнул князю и гла-

за.

Хатажуков взвыл в отчаянной тоске и с силой швырнул старика на землю.

Адешем откатился к плетню и затих — похоже было, что навсегда. Князь взмахнул

саблей и бросился к нему, но вдруг в его шлеме что-то гулко звякнуло, ноги под-

ломились в коленях, и он медленно опустился на землю.

Главный виновник всей пролитой сегодня крови Алигоко Вшиголовый,

верный себе, и на этот раз не утруждал себя участием в побоище. Дождавшись то-

го момента, когда тузаровцев оставалось всего пятеро, да и они должны были вот-

вот погибнуть, Шогенуков решил начать поиски панциря: молодой тлекотлеш,

скорее всего, оставил его дома. «Мухамед справится тут и без меня», — подумал

князь и, перескакивая через трупы своих и чужих людей («своих опять больше»,

— отметил он про себя), направил коня прямо к дверям хачеша. Только он спе-

шился, как двери распахнулись, и из гостиной вылетела какая-то высокая девуш-

ка. Не обращая внимания на Алигоко, она подбежала сзади к Хатажукову, подни-

мавшему в это мгновение саблю над неподвижным Адешемом, быстро подобрала

самопальник Бота, размахнулась, ухватив ружье за ствол, и со звоном обрушила

тяжелый приклад на голову князя. Затем она отшвырнула самопальник в сторону

и склонилась над стариком.

Впервые за последнее время Шогенуков, не без удовольствия наблюдавший

за посрамлением сообщника, испытал необычное чувство. Сейчас им владела не

злоба, не раздражение, не страх и вечное недовольство окружающими — сейчас

ему было радостно и почему-то приятно. Но к новому чувству примешалась, разу-

меется, и неистребимая жажда обладания тем, чего он не имел, а имели, на за-

висть ему, другие. И теперь ему захотелось увезти отсюда не только драгоценный

панцирь. Однако на первом месте был все-таки панцирь — и Шогенуков поспешил

на поиски.

Адешем открыл глаза и увидел склоненное над ним красивое женское лицо.

— Очнулся, дедушка? — услышал он ласковый голос. Адешем едва слышно

проговорил что-то непонятное.

— Что ты сказал, дедушка? Какая «арба»?

— Арба, говорю, все-таки перевернулась. И виноват во всем я.

— В чем ты виноват?

— Это кто тут со мной? А-а, Нальжан!

— Да, да, это я! Узнал?

— Узнал, — вздохнул старик. — Вот видишь, Нальжан, и маленькая птичка

стала причиной снежного обвала...

— При чем здесь какая-то птичка?

— Это я — птичка.

— Оттащить бы тебя отсюда...

— Постой, Нальжан, наклонись пониже, — строго сказал Адешем, — о новом

хозяйском панцире знаешь?

— А кто о нем не знает?

— Можно подумать, что Каральби каждую свою новость торопится поскорей

сообщить всем женщинам, — усмехнулся старик.

— Нам не надо сообщать, — обиделась Нальжан, — мы и так все узнаем.

— Где лежит панцирь, тебе известно?

— А как же иначе? Разве не я слежу за порядком в доме?

— Значит, в доме... Найдет его шакал вшиголовый, найдет...

— Да о чем мы с тобой болтаем, старый ты ребенок! — возмутилась Наль-

жан. — Тут бойня кругом, наши почти все убиты... Ты встать можешь?

— По мне как будто конница проскакала, шевельнуться не могу...

Нальжан громко заплакала. Взяв Адешема под мышки, она поволокла его к

амбару.

Острая боль вдруг пронзила спину старика и отозвалась в груди. Черная за-

веса упала на его лицо, и больше он ничего не чувствовал.

...Мухамед Хатажуков с трудом приподнялся на четвереньки и сел, мотая

головой. А в голове будто шумел водопад и стучали копыта девяти лошадей.

— Что это было? — сердито прохрипел князь и снял шлем, на котором ока-

залась небольшая овальная вмятина. — Камень упал с неба?

Хатажуков встал на ноги и огляделся. Силы быстро возвращались к нему,

он снова был готов к бою, но схватка уже закончилась.

— Эй, зажгите факелы! — крикнул Мухамед. — Не видно ни шайтана, со-

всем темно стало!

Мертвыми телами завален весь двор. Тузаровские люди перебиты все до

одного. От нападающих осталось меньше половины.

Мухамед вырвал факел у одного из своих всадников и поджег плетневую