— А-а-а, бля-я-я, книга, о да.

— Книга?

— Да, он привел врача, чтобы тот подтвердил ему ее девственность прямо у него на глазах.

Я сжала сильнее пальцы, пронзая ногтями его кожу, когда он ответил в замешательстве.

— Я этого не делал.

— Да, знаю, но ты сделал нечто подобное. Ощущения были очень реальными, я точно знала, что она чувствовала.

Боль от стоящих сосков отозвалась пульсацией между моих ног, когда Пэкстон сильнее ущипнул и прокрутил их, всаживаясь в меня по самые яйца.

— Я унижал тебя, как этот герой книги, но тогда я видел это в другом ключе. Мне казалось, что ты моя должница, словно тебя послали мне, чтобы я вылепил из тебя то, что хочу. Это я и делал. Я сделал тебя своей, владел тобой и делал это так, чтобы ты знала все с самого начала.

— Расскажи мне о том дне. Когда мы поженились.

— Нам пришлось ждать, потому что у тебя не было документов. Тогда я и выяснил, что тебе не было еще восемнадцати, когда мы в первый раз были вместе.

Мы не были вместе.

— Тихо, я рассказываю тебе со своей точки зрения, не с твоей. Я не знал, что ты бежишь от плохой жизни. Не знал, что тебя изнасиловала банда.

Я снова попыталась воспротивиться, но его пальцы оборвали меня на полуслове. Стон. Я смогла издать только стон.

— Получив все необходимое, я организовал роспись. Приехал в час дня с работы, забрал тебя и Роуэн, и мы поехали в здание суда. В одном зале мы получили свидетельство, а в другом нас поженил мировой судья. Затем я завез вас домой, а сам вернулся на работу. Это и была вся свадьба.

Это разозлило меня, хоть я и не понимала почему. Я бы все равно ничего не помнила. Он мог рассказать мне, что у нас была свадьба, как у Золушки с принцем и для меня не было бы никакой разницы. Вместо этого он рассказал мне болезненную правду.

— У тебя совсем не было ко мне чувств? Никаких?

Одну руку он переместил мне между ног, другой продолжая нападки на мой правый сосок. Моя спина выгнулась, и таз приблизился к его, подстраиваясь под его толчки.

— Вообще никаких. Лейн все рекламировал тебя, говорил, какая ты милая, какой хорошей женой будешь. Я, наконец, задумался об этом после последней провальной попытки вернуть Татьяну ко мне и Роуэн. Я планировал обрюхатить тебя. Знал, что ты никогда не бросишь своего ребенка, в отличие от Татьяны. Знал, что, если ты забеременеешь, ты никогда не уйдешь. Ты была тем, что мне нужно было, просто не той, кто был мне нужен по мнению Лейна.

С моих губ раньше слов сорвался недовольный стон.

— Что ты имеешь в виду?

— Лейн считал, что ты будешь хорошей матерью и любящей женой, что ты будешь преданной, но я в это не верил. Я был уверен, что женщины не способны на преданность. Я хотел запугать тебя и наказывать каждый раз, когда ты выходила за грань, начиная с первой брачной ночи.

Еще несколько толчков его бедер в меня, и я простонала свой ответ, желая услышать больше.

— Расскажи.

— Ты просто оказалась не в том месте, не в то время. Ты была уязвимой, и я учуял это, словно пес. Дело было совсем не в тебе. Весь остаток дня я работал, накапливая злость на Татьяну, но думая о тебе. В ту ночь я впервые ощутил власть, которую имел над тобой. К счастью для тебя, мы с Джимом Бимом провели два часа в баре, прежде чем я вернулся домой к тебе. Мой провальный брак с Татьяной и ее измена весь день и ночь изводили меня. Я не хотел идти домой к тебе, моей жене. Тем вечером ты сделала равиоли с говядиной, только ты забыла про говядину.

Мое зрение размылось, а слова Пэкстона затихли, пока я погружалась в прошлое, частью которого быть не хотела.

— Где моя дочь? — спросил он громко, зайдя в дверь.

— Тише, она уже час спит. Ты поздно, — сказала я с небольшим высокомерием. Я много усилий приложила, чтобы приготовить этот ужин без мяса и показать, насколько будет лучше без него. Но все пошло не так. Пэкстон был зол, и я не понимала почему. Обычный ужин, который я пыталась для него приготовить, был пустяком. Он явно был зол из-за чего-то другого.

— Разве я это заказывал на ужин? Разве я сказал "овощные равиоли"? Отвечай, дрянь.

Мое сердце едва не вырывалось из груди, пока он кричал на меня, но я не шевелилась. Я смотрела ему прямо в глаза, как меня учила мать. Я не собиралась отступать, но боялась заговорить. Вместо этого проглотила ком, вставший в горле.

Пэкстон схватил меня за волосы и заставил опуститься на колени перед ним.

— Если хочешь носить фамилию Пирс, должна научиться, что делать. И быстро. Знаешь, что, шлюха? А? Отвечай!

Меня трясло, как и в ту ночь, когда меня удерживала банда, и дрожащим голосом ответила:

— Нет.

— Все, что я скажу тебе делать. Я сказал, что еды без мяса в моем доме не будет, значит не будет. Ты будешь слушать все, что я говорю. Это ясно? — Пэкстон уперся мне в лицо своим пахом, покрытым джинсами. — Если я говорю, что ты будешь есть мясо, то ты будешь есть мясо. Это последний раз, когда случается подобное. Ты меня поняла?

И снова ответа не прозвучало. Я кивнула, глядя вверх, пока он не сказал мне делать обратное.

— Не смотри на меня. Твой взгляд должен быть направлен в пол, когда я смотрю на тебя. Если не сказано иное, ты должна смотреть вниз. Поняла?

Я тут же посмотрела в пол и кивнула, все еще чувствуя его руку, сжимающую мои волосы.

— Вот так, малышка. А сейчас я преподам тебе урок, научу тебя наслаждаться мясом. Сегодня ты получишь столько мяса, что запомнишь надолго.

Я могла думать только о своей свадьбе, пока Пэкстон изливал свой заряд мне в рот. Я хотела, чтобы мама улыбалась, наблюдая за мной в этот день, а не жалела меня. Я не хотела, чтобы она когда-либо жалела меня. Чувствуя рвотный позыв, я стала напевать песенку, которую напевала нам с Иззи мама, когда мы были маленькие и проводили большую часть наших ночей под открытым небом. Когда нам было страшно, когда она странно себя вела.

Я слышала слова Пэкстона и видела улыбку на его лице, но все это было странно. Я балансировала между двумя мирами, пытаясь сконцентрироваться на одном. В основном на мире прошлого, который показывал мне правду, а не эту выдуманную, приукрашенную ложь моего мужа. Я не могла сфокусироваться на Пэкстоне, рассказывающем нечто отличное от того, что я видела.

Он забыл про то, как заставил меня танцевать вокруг стойки, за которой наши дети ели свой завтрак, пока он уминал три тарелки моих равиоли без мяса. Он забыл упомянуть о том, как водил по моей спине, губам и соскам острым ножом, который взял с ящика на кухне. Мое тело дрожало под ним, но в этот раз но иным причинам. Пэкстон вошел глубоко в меня, рассказывая, как держал нож в руке, но вдали от моего тела, убеждая меня делать все, что он мне говорит. Он лгал, этот нож касался меня повсюду. Тогда на меня снизошло понимание. Мой большой палец коснулся шрама на руке, и я произнесла:

— Ты порезал меня той ночью.

Эти слова заставили его остановиться, и ухмылка исчезла с его лица.

— Я не говорил тебе об этом.

Я проглотила боль, появившуюся из ниоткуда и комом ставшую в горле, пытаясь заговорить.

— Ты не говорил, что заставил меня трахать себя морковью, пока сам наслаждался ужином, а нет, подожди, это было в процессе моего танца для тебя вокруг стойки. Той же, за которой наши дети едят овсянку. Ты также не говорил мне, что хлестал меня лопаткой, пока я не завалилась на пол; не говорил, как угрожал мне без слов, используя нож, чтобы заставить меня делать все, что ты хотел. Ты не говорил, как кричал мне в лицо, водя тем же ножом по моим пальцами и как порезал меня им. Ты не говорил, как кричал на меня за то, что нам пришлось ехать в больницу, чтобы наложить швы. Ты не говорил, как отправлял мне угрожающие сообщения, пока медсестра измеряла мои показатели. Ты не говорил, что я спала с твоим членом во рту в качестве наказания за то, что ты порезал меня. Ты не говорил...