– Они ждут тебя. Я наверх, – сказала она, стоя в дверях. Она не стала заходить, как делала это обычно.
– Я скоро поднимусь, как только пожелаю спокойной ночи бесятам.
– Они не бесята, и можешь не торопиться. Я устала.
Я смотрел на нее своим старым взглядом через сощуренные глаза, желая запугать ее и заставить принять мое мнение, но это не сработало. Она постучала пальцами по двери, развернулась и ушла. Меня мгновенно охватило чувство злости, как и в других случаях. Я ненавидел, когда она игнорировала меня, уходя таким образом. Кем она себя возомнила? Но потом... я вспомнил, что она не знала, кем она была, сейчас же она - сильная, незнакомая Габриэлла, в которую я был влюблен, а не та слабая, которая смотрела в пол, стоя передо мной.
– Они те еще бесята, – проговорил я себе нод нос, отпуская злость и переводя внимание на экран монитора. Ладно. Она хотела, чтобы я работал, а не был рядом с ней, ну что ж, пусть будет так, как она хочет. Мне это не наносило никакого вреда, только ей.
Я придерживался такого мнения, пока желал детям спокойной ночи, но когда вернулся в кабинет, погрузиться в работу мне не удалось. Моя жена была расстроенна из-за меня, и впервые за все время нашего брака мне было не все равно.
Шестеренки в моей голове крутились, как бешенные, пока я пытался придумать, что бы хорошего ей сделать, что-то, что можно взять с собой наверх в качестве подношения для примирения. Единственное, что пришло мне в голову: одна желтая роза, которая расцвела по неизвестной мне причине, и коктейль. Я постарался смешать коктейль, который ей должен был понравиться, и вышел во двор, чтобы срезать одинокую розу.
Поднимаясь наверх, я думал, как бы осчастливить ее, возможно, даже с помощью языка. Три или четыре оргазма должны ослабить ее обиду. Взяв розу в зубы, я тихонько открыл дверь, ожидая увидеть ее в ванной с лавандовой пеной. Она была в пене, но не в ванной. Она стояла возле зеркала, повернувшись к нему боком, прикрывая руками живот. Это смутило меня, и адреналин наполнил мое тело.
– Габриэлла?
Она подпрыгнула и схватила полотенце.
– Господи, хватит пугать меня.
– Что ты делаешь?
– Ничего, собираюсь почитать перед сном. Что ты делаешь?
– Почему ты это делала? Почему стояла боком перед зеркалом с руками на животе? Почему, Габриэлла?
Она обернулась в полотенце и попробовала обойти меня. Ну нет. Я не дам ей уйти. Последний раз, когда она так делала, я наблюдал за ней, беременной Офелией, через экран моего компьютера. Неужели... Нет, это невозможно.
– Можешь остановиться? Не думаешь, что на один день ссор хватит?
Я не давал ей пройти. Вместо этого передал ей коктейль. Она бы не прикоснулась к алкоголю, если бы считала, что беременна, но она его взяла и протиснулась мимо меня. Конечно, я пошел за ней. Габриэлла поставила нетронутый коктейль на комод и надела халат, не произнося ни слова. Как бы я ни пытался, прочесть ее не удавалось. Что-то случилось, и она несомненно скрывала это от меня. Мне это не нравилось.
Я бросил розу на кровать и пошел за ней на балкон в темную ночь. Я не знал, что сказать. Просто стоял и смотрел, как она опирается руками на поручень и смотрит вниз, качая головой, словно собирается сказать мне что-то безумное. Но это не может быть правдой.
– Я сделала тест сегодня у Ми на работе.
– Какой тест? – спросил я, как идиот.
Габриэлла выдохнула и повернулась ко мне, скрестив руки и ноги.
– Тест на беременность.
– Почему? Ты не можешь быть беременна.
– Я беременна, Пэкстон. Я очень беременна. Ми считает, что у меня срок почти четыре месяца.
Я не мог осознать этого. Четыре месяца? У нас через пять месяцев будет ребенок? Не может быть, это неправильно.
– Но я думал, что ты не можешь забеременнеть. Ты сказала мне. Тебе это сказал врач, который принимал Оферию. Я помню.
– Но это случилось, Пэкстон. Я шокирована не менее тебя.
Меня охватила злость, когда я осознал смысл ее слов.
– Четыре месяца. Ты скрывала это от меня четыре месяца?
– Господи, нет. Я только сегодня узнала. Я даже не думала об этом. Совсем.
– Тогда почему сделала тест? Не думаешь, что стоило поставить в известность меня? Что мы должны были сделать его вместе, а не с чокнутой подругой.
– Пэкстон, я не собиралась делать тест. Ми заставила меня. Она настояла на этом. Я согласилась просто, чтобы она замолчала, совсем не веря в это. Господи, Пэкстон. Я беременна!
Глава четвертая
Габриэлла
Я меньше всего хотела говорить ему об этом. Пэкстон практически побелел, сев на шезлонг и запустив пальцы в волосы. Хотела бы я знать, о чем он думает.
— Я не понимаю. Ты говорила, что не можешь забеременеть. Врач сказал тебе, что это невозможно, что Офелия что-то повредила при родах. Ты сама так сказала.
Я сама провела рукой по своим мокрым, нерасчесанным волосам. Я не знала, что сказать. Я слышала об этом в видео, но сама ничего не помнила. Это несправедливо. Всегда было несправедливо по отношению ко мне.
— Да, ты так говоришь. Я не помню этого, Пэкстон. Я не могу сказать тебе, что сказал врач.
Пэкстон встал и подошел ко мне.
— Нужно поехать к нему, достать твою медкарту, убедиться, что все хорошо. Что, если ты не сможешь выносить его?
— Ми всем займется. Она расскажет все, что нам нужно знать, а после отъезда ее заменит коллега. Я не пойду к тому врачу.
— Хорошо, но мы запросим твою историю.
Нет...
— Все уже сделано, Пэкстон. Ми отправила запрос, — солгала я. Я должна была солгать. Не знала больше, что было правдой. Моя беременность значила, что Роуэн и Фи могут быть от Пэкстона. Я Богу молилась, чтобы так и было. Чтобы наша семья не была построена на лжи и несчастьях. Это ведь возможно, да?
— Ты серьезно. Ты беременна. У нас будет еще один ребенок?
Пэкстон снова поймал меня в ловушку своих рук, и я попыталась прочитать выражение его лица.
— Ты рад? Разве ты не хотел еще одного ребенка?
— Да, когда девочки были маленькими. Я хотел мальчика. Теперь он у меня есть. Но младенец? Начинать все сначала? С новорожденным?
Я тоже об этом думала. У меня хватало забот и с тремя. Теперь я должна справляться еще и с четвертым? Я не ответила на тираду Пэкстона, только потому что была сфокусирована на своей. Господи, это не могло происходить на самом деле.
Я опустила взгляд на руки Пэкстона, медленно развязывающие мой халат. Я задержала дыхание, когда он раскрыл ткань, обнажая мой слегка округлившийся, еле заметный живот, и опустился на колени. Он накрыл рукой мой живот и прижался губами, оставляя нежный поцелуй на коже, который вызывал у меня мурашки по коже.
— Я рад, просто шокирован. Привет, малыш, надеюсь ты там один.
Это вызывало нервный смешок. Двое? Ни за что. Я не справлюсь. Пятеро детей? Этот дом превратится в психушку. Я запустила пальцы ему в волосы, когда он прикоснулся ко мне между ног.
— Ребенок не там, — подразнила я, перемещаясь так, чтобы открыть ему больший доступ. Я была не против отвлечься.
Пэкстон посадил меня на каменные перила и раздвинул мне ноги.
— Ты доверяешь мне?
Я оглянулась на плитку на земле, по которой распластается мое тело со сломанными костями.
— Нет, — призналась я, хватаясь за перила.
Я закрыла глаза в ответ на его язык, коснувшийся моего внезапно чувствительного и пульсирующего клитора. Я только что сказала ему, что он станет отцом, и это была его реакция. Его способ осознания жестокой правды. Но я была не против. Мне нужно было отвлечься не меньше, чем ему. Просто я не ожидала, что это будет так. Я сжала посильнее его волосы. Если я упаду, он полетит за мной, и вероятность этого становилась все больше с каждым движением его языка, каждым поцелуем его губ, с каждой секундой, приближающей меня к оргазму.
— Да, любимый. Так... — стонала я, выгибая спину при первой волне, нарастающей в глубине моего живота. Пэкстон усердно сосал мой клитор, отпуская его с громким звуком и бессвязным "не останавливайся" от меня. Я сама едва поняла, что произнесла. Но Пэкстон поднялся, изливая свою ярость в меня. Его язык проник мне в рот в то же мгновение, что и он в меня. Его губы пахли мной. Вкус, запах, то, как он меня держал, какие ощущения вызывал, двигаясь во мне, новости о ребенке, полнолуние, небо полное звезд, прохладный ветерок — все это пронзало меня. Словно мои нервные окончания были вне тела.