были очень сильны настроения в пользу совместного похода с донцами в задонские степи. Окончательно решение идти на Кубань было принято уже за Доном. Донским партизанам, сведенным в Партизанский полк под командованием генерала А.П. Богаевского, о походе на Кубань было объявлено только в станице Мечетинской 17 февраля (2 марта). «Корнилов сухо, резко как всегда изложил мотивы и императивно указал новое направление. Но взор его испытующе и с некоторым беспокойством следил за лицами донских партизан.

Пойдут ли с Дона?

Партизаны несколько смущены, некоторые опечалены. Но в душе выбор их уже сделан: идут с Корниловым»²³⁷ .

Вторым фактором было, по мнению генерала И.А. Полякова, то, что «нераспорядительность Донского командования подорвала к нему доверие, и многие партизанские отряды не пожелали влиться в донской отряд, предводительствуемый походным атаманом ген. Поповым, а присоединились к Добровольческой армии»²³⁸ .

22 февраля (7 марта) Корнилов отправил к Попову полковника Ряснянского, чтобы Ряснянский привел к «добровольцам» отряды, которые захотят отделиться от Попова, но Ряснянский привел лишь отряд в 22 шашки, который ему выделили для охраны.

Итак, донские партизаны у «добровольцев» составили пеший Партизанский полк и два конных отряда — полковника Глазенапа и полковника Корнилова численностью 474 штыка, 174 сабли, 15 пулеметов²³⁹.

Часть партизан просто разошлась по домам. Так поступили старики из низовых станиц и часть Новочеркасской дружины, Константиновская дружина вернулась в свою станицу уже из хутора Арпачин, ее командир ушел в отряд Бокова. Дело в том, что на первой остановке после Старочеркасской было передано устное распоряжение: «Мы идем на голод и холод, и почти верную смерть. Всем, кто хочет “распыляться” — явиться в штаб, где имеются бланки и печать советского пехотного полка (подпись подделывается артистически), получить документ на любую фамилию и “распылиться”²⁴⁰.

В Новочеркасских лазаретах и госпиталях было оставлено и истреблено красными 120 офицеров и 200 партизан²⁴¹.

Оставшиеся в «Отряде вольных донских казаков» были полны решимости драться, но больших боев на их долю не выпало. Во время похода не было громких («блестящих») побед, зато четко прослеживается стремление сохранить отряд.

Поход проходил, как вспоминал один из участников, «под знаком полной трезвости». Последний раз он пил в Арпачине, а «оттянулся» уже после похода на обратной дороге в богатой вином станице Цимлянской²⁴².

Характерной чертой воспоминаний участников событий и с той и с другой стороны является резкое преувеличение сил противника, иногда в несколько раз, и довольно частое именование друг друга «бандами». Объясняется это, видимо, слабой дисциплиной противоборствующих военных формирований, которые зачастую и впрямь напоминали «банды», а также неумением воевать и возникавшим отсюда страхом перед противником, а «у страха глаза велики». Контингент «Отряда вольных донских казаков», по мнению очевидцев, на 60 % состоял из юношей, которые «совсем недавно вышли из-под опеки матери»²⁴³. В воспоминаниях «Отряд вольных донских казаков» однажды был назван — «маленькой армией детей-партизан»²⁴⁴. Красногвардейские отряды вряд ли превосходили их по уровню боевой подготовки, а уставшие от войны профессионалы, казаки и солдаты (и даже большинство офицеров), пока сидели по домам, в события старались не вмешиваться.

Командующий отрядом генерал П.Х. Попов боевого опыта вообще не имел. И тогда и после он зарекомендовал себя как политик, прекрасный администратор, «знаток казачьей души». Сам — природный казак из донской глубинки и из очень хорошей семьи, сын основателя Донского музея, он как бы олицетворял «казачье дело», «казачье движение». Сложившие своего «Журавля» партизаны в куплете, посвященном П.Х. Попову, дали генералу такую характеристику:

Славный атаман походный И храбр и бодр, без суеты,

Попов — казак донской природный...

Его кандидатура была идеальной при достижении цели сохранения кадров казачества, но не для активных боевых действий²⁴³.

Но избежать военных столкновений было невозможно, и когда они начинались, руководство брал на себя начальник штаба отряда полковник В.И. Сидорин.

Стратег и тактик наш Сидорин,

Душа и ум степной борьбы,

Всегда спокоен, не задорен...

— пели о нем партизаны.

Один из очевидцев и непосредственных участников событий вспоминал о бое под станицей Андреевской следующий эпизод.

У хутора Малый Гашун отряды Назарова и Каргальского и орудие есаула Неживова прикрывали переправу партизан через Сад. Начальником группы Сидорин назначил Назарова. Но ввиду важности операции сам генерал Попов решил остаться с группой и руководить боем.

Отряды залегли на окраинах хутора. Фланги были прикрыты пулеметами: на левом — «Льюис», на правом — «максим». Большевики подъехали на подводах, рассыпали цепи и стали окружать хутор.

Когда Попов заметил, что цепи красных окружают хутор, он вызвал Назарова, который, «как всегда, бегал по цепям».

— Вы видите, что нас обходят?

— Так точно, ваше превосходительство, вижу, но не считаю еще это опасным...

В это время доложили, что убит Неживое, командир отрядной артиллерии, и Назаров, не дослушав Попова, побежал к артиллерийскому взводу. Как бы люди после смерти командира не растерялись, не потеряли боеспособности. Взбешенный генерал Попов закричал:

— Вернуть его! Вернуть!

Мы можем представить, что отрываемый от руководства боем Назаров, с перекошенным лицом, но все же держа под козырек, подбежал к генералу. Сбитое дыхание не давало ему говорить четко и внятно. Он что-то хотел сказать, но Попов, перебивая его, закричал:

— Я приказываю вам отступать!

— Отступать еще рано! — так же, как и Попов, закричал Назаров. — Я дал слово Сидорину, что сдержу красных до последней возможности, и свое слово я сдержу! — и, не продолжая разговора, бросился к’цепям.

В это время рой пуль, залетевший с фланга, «заставил принимать быстрое решение, и ген. Попов вскочил на коня и только с тремя или четырьмя приближенными вылетел из хутора...»²⁴⁶.

A.B. Венков

Прикрывавший правый фланг пулеметчик вспоминал: «Вдруг вижу, что из хутора вылетает человек пять всадников и, энергично нахлестывая своих коней плетьми, несутся в тыл. Особенного внимания на это не обратил. Может быть, с донесением, а может быть, за подкреплением...»²⁴⁷.

Оставшись без Попова, арьергард продолжал бой. Когда фланги красных стали смыкаться в тылу партизан, партизаны перебросили на угрожаемый участок все пулеметы и атаковали здесь конницей. Большевики побежали, размыкая фланги. Весь отряд проскочил в образовавшийся разрыв, отошел на четыре версты и занял позицию поперек дороги.

«У нас были раненые, но убитых, кроме есаула Неживова, — не помню, — вспоминал очевидец. — Дорога, по которой мы проскакивали назад, простреливалась с двух сторон, так что мы легко отделались, объясняю это только тем, что здесь у красных не было настоящих солдат, а был какой-то сброд»²⁴⁸.

В это время генерал Попов прискакал в штаб, «запыхавшись, в страшном возбуждении», и заявил Сидорину:

— Отряд окружен. Только мы могли прорваться и ускакать. Назаров погубил отряд. Мы видели, что он остался в окружении и, значит, весь погиб.

Сидорин выслал разъезд посильнее в сторону Малого Га-шуна, а сам сел за стол и положил перед собой часы...

Ровно полчаса Сидорин сидел, не произнося ни слова, потом вскочил.

— Ваше превосходительство, отряд цел.

— Откуда вы знаете, Владимир Ильич? — наверняка спросил его Попов.

— Там триста с лишним конных, и если они бросятся на пехотное окружение, чтоб его прорвать, то не может быть, чтобы никто из них не проскочил бы, а если он проскочил, то должен был быть уже здесь, а раз никого нет, то я вас уверяю, что отряд цел²⁴⁹ .