Общность интересов «добровольцев» и части восставших донцов сомнений не вызывала. Грядущее сотрудничество облегчалось и тем, что «преобладающий контингент Добровольческой армии» составляли казаки⁴⁶¹, донцы и присоединившиеся кубанцы, но это были преимущественно централистски настроенные казаки.

27 апреля (10 мая) Временное донское правительство провело заседание с представителем Добровольческой армии генералом А.С. Лукомским и убедило последнего в доброжелательном отношении донцов к Добровольческой армии. Присутствие немцев на территории области, что особенно раздражало «добровольцев», было охарактеризовано как «прискорбный факт»⁴⁶².

Ситуацию осложняли антиофицерские настроения большинства казаков и пренебрежительное отношение к донцам, демонстрируемое «добровольцами». Генерал Деникин считал, что походный атаман Попов — «человек вялый и нерешительный», главу правительства Г.П. Янова считал «правым демагогом», а само правительство — «многоголовым совдепом»⁴⁶³ .

Деникин послал на Круг Спасения Дона своего претендента в Донские Атаманы — генерала Африкана Богаевского, брата калединского сподвижника. Но АП. Богаевский опоздал к началу выборов⁴⁶⁴ и не смог составить Краснову конкуренцию. Тем не менее он стал при Краснове «премьер-министром» и одновременно управлял отделом иностранных дел.

Вступая на территорию Дона, «добровольцы» пытались играть на патриотических чувствах. В газетах было объявлено. Что Добровольческая армия «действует совершенно самостоятельно и не вступает в соглашения ни с украинской, ни с германской армиями»⁴⁶⁵ .

Что касается взаимоотношений с донцами, «добровольцы» хотели бы воссоздать подобие «Донского Гражданского совета» во главе с генералом Алексеевым. Но Временное донское правительство еще 26 апреля (9 мая) заявило, что все военные силы на территории области должны подчиняться походному атаману Попову⁴⁶⁶ . Избранный Донским Атаманом П.Н. Краснов тоже не помышлял подчиняться ни Деникину, сменившему Корнилова, ни Алексееву. Более того, он имел на Добровольческую армию свои виды и вел свою игру.

В борьбу за влияние на поредевшую после «Ледового похода» армию включились многочисленные политические группировки, возникшие на освобожденной от большевиков территории. «Все группы и организации вместо материальной помощи присылали нам горячие приветствия — и письменно, и через делегатов, — и все пытались руководить не только политическим направлением, но и стратегическими действиями армии», — сетовал Деникин⁴⁶⁷. В результате взаимные нелады начались у Деникина с Красновым и с крайними правыми кругами.

Добровольческая армия была буквально спасена на Дону. «...Без Дона и Краснова Добровольческая армия перестала бы существовать еще в 1918 году!» — считали современники⁴⁶⁸. «Неблагодарные» «добровольцы» тем не менее сразу же вклю-

чились в борьбу с Красновым за влияние на антибольшевистское движение на Юге. «Добровольцам» «претил новый Донской флаг. Немногие понимали значение его как переходного флага»⁴⁴⁹. Деникин «хотел, чтобы Войско Донское было Донской областью с некоторой автономией, он не соглашался признать Донской армии, но желал иметь Донские полки там, где они понадобятся; он решительно шел к тому старому режиму, о котором при обстоятельствах теперешнего момента атаман не мог и заикнуться», — считал Краснов⁴⁷⁰ .Что касается правых кругов, то слишком самостоятельная позиция командования Добровольческой армии была причиной их вражды, и «Совет монархического блока решил армии не трогать, но травить руководство»⁴⁷¹ .

Трагическим курьезом было то, что армия, ставшая предметом борьбы и упований, постоянно была на грани финансового краха. Денежная наличность ее балансировала меж двухнедельной и месячной потребностью. «Денежная Москва не дала ни одной копейки. Союзники колебались... Все капиталисты, а так же и частные банки держались выжидательной политики»⁴⁷². 4,5 миллиона, полученные от союзников, и такое же количество средств, полученное из донского казначейства, давали армии возможность существовать два месяца (при месячных расходах в 4 млн.), а дальше перед ней открывался путь взимания контрибуции и захвата трофеев.

«Вообще же в массе своей добровольчество и донское казачество жили мирно, не следуя примеру своих вождей», — признавал Деникин⁴⁷³. В начале июня 1918 года обосновался в Новочеркасске генерал Алексеев, там же находился военно-политический отдел армии. А Краснов демонстративно заявлял, что имя Корнилова «будет вечно жить в сердцах казаков как имя великого героя»⁴⁷⁴.

Сама Добровольческая армия переживала в это время внутренний кризис из-за вопросов об ориентациях и политических лозунгах. После трудностей Ледяного похода и создания «белой легенды» большинство «добровольцев» не считало нужным скрывать свои истинные политические убеждения. Выяснилось, что «громадное большинство командного состава и офицерства было монархистами»⁴⁷³ , и это сразу же поставило под сомнение присоединение к армии широких слоев населения в будущем.

Сам Деникин считал этот неприкрытый монархизм гибельным для армии.

Кризис усугубился тем, что срок контракта — четыре месяца — истек, и многие офицеры-добровольцы не считали теперь себя связанными службой. Отток из Добровольческой армии увеличился и из-за приказа Краснова, обращенного к офицерам и казакам прежних донских частей. 8 (21) мая многие донские казаки и офицеры перешли из Добровольческой армии в Донскую. Один из чернецовцев вспоминал, что в Мечетинской «многих из нас произвели в прапорщики и вскоре, как донцов, откомандировали в распоряжение штаба Донского Войска». Документы им подписали полковник Писарев и есаул Дьяков⁴⁷⁶. Партизанский полк, ранее состоявший из донцов, теперь в большинстве состоял из кубанцев⁴⁷⁷.

Кроме того, Краснов препятствовал количественному росту деникинцев и другим образом. Помимо «добровольцев» Деникина в Новочеркасске стояла пришедшая с Румынского фронта «1-я бригада Русских добровольцев» полковника Дроздовского: 667 офицеров, 370 солдат, 14 докторов и священников, 12 медсестер⁴⁷⁸ . Ближайшей целью отряда, — по словам Дроздовского, — было соединение с корниловской армией⁴⁷⁹. Однако Краснов хотел, чтобы Дроздовский, в противовес «добровольцам» Деникина, формировал на Дону самостоятельную армию и направлял к нему в бригаду бегущих на Дон неказачьих офицеров. В состав«1-йбри-гады Русских добровольцев» были включены одна пешая и одна конная казачьи сотни, а неказачий эскадрон дроздовской кавалерии участвовал в боях в Сальском округе вместе с казаками.

В дальнейшем Краснов попытался разыграть добровольческую карту в своей игре с немцами. В станице Манычской 15 (28) мая Краснов встретился с командованием Добровольческой армии и настойчиво советовал ему наступать на Царицын, в Поволжье, где можно было соединиться с уральскими казаками. Тем самым атаман бил сразу трех зайцев: выпроваживал соперника с территории Дона; способствовал созданию единого фронта с Чехословацким корпусом, который как раз вышел на Волгу в районе Сызрани, и тем самым подталкивал немцев начать строительство буферного нейтрального государства между немецкими войсками и чехами. Роль этого нейтрального государства Краснов отводил Дону.

Однако Деникина и других «добровольцев» нелегко было толкнуть на этот шаг. Хотя чехи впоследствии и приглашали «добровольцев» на Волгу, русские генералы не стали переносить туда свои действия. Они учитывали, что из всех политических сил при чехах главную роль И1рают эсеры, а это усугубило бы кризис в Добровольческой армии. Кроме того, чтобы говорить с чехами на равных, нужна была настоящая армия, а не жалкие 2 тысячи. Армию планировалось создать на базе кубанского казачества. Даже после разгрома под Екатеринодаром белые были убеждены, что Кубань — против советской власти, а «Корнилов не поднял Кубани, так как не имел базы и оружия»⁴⁸⁰ . Последние сообщения с Кубани утверждали их в этом мнении. Под боком у Деникина был Ставрополь, где скопилось до 3000 офицеров и юнкеров при таком же количестве Красной гвардии, но Добровольческая армия на Ставрополь не шла, хотя и могла увеличиться там вдвое. Она ждала соединения с отрядом Дроздовского (тот 23 мая «на 2—3 дня» ездил к Алексееву) и готовилась к новому походу на Кубань.