— Идемте. Поохотитесь, пока я собираю хворост, — волки собрались у ног Гетена, терлись об него, лизали и нюхали его ладони и друг друга, радуясь, что побегают под широким небом и темными деревьями.
Он встретил Нони, пока спускался. Она напряглась и смотрела на потолок, пока стая волков мчалась мимо нее. Казалось, ей было неудобнее, чем обычно.
— Я выпущу их до ночи, — сказал Гетен, служанка расслабилась, как флаг, потерявший ветер. Он рассмеялся, проходя мимо нее, и она от этого шлепнула его фартуком. Гетен замер и повернулся. — Как нога Магода? Мазь работает?
— Да. Выглядит намного лучше. Швы должны сойти завтра вечером. Боль уже не такая сильная, нет заражения или воспаления. Благодарю, господин.
— Хорошо. Я оставил настой на столе. Дай ему ночью с ужином, — Гетен пошел дальше, пересек главный зал и открыл дверь для волков.
Как только стая учуяла снег и ощутила холодный воздух, они завыли. Зловещий звук звенел во дворе, отражаясь эхом снаружи и в главном зале.
— Идите, неблагодарные, — сказал теневой маг.
Волки, поднимая белые облака снега, бросились по двору, за открытые врата цитадели и пропали среди развалин деревни внизу.
Гетен прошел по двору, завернул за угол и застыл, воительница Галина отвернулась от калитки, которая открывалась в лес напротив библиотеки. Он поклонился.
— Ваша светлость.
«Что она тут делает?».
Ее огненные волосы были заплетены в две густые косы по бокам, чтобы волосы не лезли в лицо. Это был стиль солдат Урсинума, и это выделяло ее скулы, миндалевидные голубые глаза и множество медных веснушек на ее щеках и носу.
Гетен заметил ее взгляд, хмуро сдвинутые брови, пока она смотрела, как он выходил из-за угла каменного здания, но он игнорировал это. Ее лицо стало бесстрастным.
— Теневой маг, — Галина махнула большим пальцем на небольшую горку хвороста. — Я владею топором, если дадите один, — она кивнула на море. — Тучи на горизонте, ваш слуга ранен, а цитадели точно нужно больше дерева, чем тут есть.
Гетен продолжил идти к пристройке, где Магод хранил инструменты.
— Я справлюсь один.
— Думаете, кто-то снова пострадает?
— Да. Я.
Ее улыбка была медленной, она сказала низким голосом:
— Мне не нужен топор, чтобы превратить дерево в хворост, господин Гетен.
Его губы дрогнули. Женщина снова доказала, что в ней пыла было больше, чем он ожидал. Он заставил дверь пристройки открыться, пробившись сквозь сугроб и лед, вытащил два больших топора и деревянные сани.
— Мы с Магодом стали рубить большой дуб, упавший от бури, — сказал он, вернувшись. — Молодое деревце выпрямилось, ударило по его топору, так он и повредил ногу. Но это было последнее деревце, которое нужно было освободить. От упавшего дерева осталось еще много того, что можно отрубить.
Воительница пошла за санями мимо калитки. Узкая тропа вилась по лесу, но медленно, ведь они часто замирали и убирали ветки с дороги.
Лес Хараян был белым собором, его покой нарушали скрип ремней саней и хруст снега под их ногами. Деревья трещали и стонали, снег падал с их веток из-за ветра. Кусты скрипели, птицы, зайцы и другие мелкие зверьки появлялись из укрытий, чтобы поискать еду во время затишья.
Они не ушли далеко, хотя времени ушло больше, чем думал Гетен, пока они добирались до упавшего черного дуба.
Он поднял топоры и вручил один Галине.
— Если подержите его ровно, ваша светлость, я нагрею топор, и мы сможем работать с разных концов к середине.
Она сжала рукоять и повернула клинок к нему, и зеленое сияние волшебного огня озарило его ладони и замерцало на топоре. Ее брови приподнялись. Но она ничего не сказала, когда он закончил. Она просто повесила тяжелый шерстяной плащ на нижнюю ветку ближайшей сосны и приступила к работе.
Гетен смотрел на нее, пока нагревал свой топор. Галина отмеряла каждый удар, поднимала топор и опускала без колебаний. Он невольно представил, как она делала это мечом по голове.
Ритмичный стук и звон опускающихся топоров, хруст дерева вскоре заглушили все остальные звуки. Они закончили рубить большие ветки на части, Гетен отнес их к растущей горе на санях. Он остановился, подняв два больших куска, его взгляд был прикован к воительнице.
Она сосредоточилась на задании и не прерывалась. Ритмичное дыхание привлекло его внимание и восхищало его. Она медленно и глубоко вдыхала и выдыхала, чтобы добавить сил каждому взмаху топора. Так дышал солдат в бою или любовник пылкой ночью.
Гетен стал дышать в такт с ней и отвернулся, когда понял это.
«Проклятье. Не поддавайся», — он сжал крепче топор, сосредоточился на боли мозоли, где безымянный палец соединялся с ладонью. Боль приятно отвлекала.
Они поработали немного, порой замирая, чтобы нагреть топоры. Гетен остановил их.
— Дерева хватит.
Маркграфиня взглянула на груду на санях и приподняла бровь. Пот блестел на ее коже. Прядки волос выбились из ее кос и прилипли ко лбу и шее.
— Разве нельзя увезти куда больше? — она облизнула верхнюю губу, и во рту Гетена пересохло. Он потер ладони об штаны, пока она принесла последнюю охапку хвороста.
— Лишнего мне не нужно, — ответил он и добавил топор на сани. — Почти весь Ранит закрыт на зиму. Мои покои на четвертом этаже, выше мы не ходим. Пятый и шестой этажи разрушены, открыты стихиям после того, как давно умерший теневой маг осквернил их, когда попытался овладеть силой, которую не имел права трогать.
Она прищурилась, уголок ее рта приподнялся.
— Вы суеверный?
— Нет. Наученный опытом. Я прибыл в Ранит мальчиком, исследовал каждый дюйм цитадели и леса. В катакомбах под холмом — гробницы поколений теневых магов. Их духи когда-то ходили по этим лесам и цитадели, но я устал от их скверны, так что заточил их сильными чарами, — он склонился к ней и добавил. — Но я бы не ходил один, маркграфиня. Стальной клинок не все может остановить, — Гетен взял кожаный ремешок саней и потянул их к своей крепости. Галина накинула плащ и пошла следом.
Он смотрел на темно-серую башню, которая поднималась над лесом, устроившись на черном утесе Хараяна. Ранит был проклят и с призраками, но это был дом.
Когда они добрались до цитадели — толкая сани сквозь снег и по льду и ругаясь — Нони ждала с кружками теплого эля.
— Чтобы добавить сил вам и вашей светлости, — они поблагодарили ее, насладились напитком, сидя на санях, близко, но не слишком.
Галина сжала в ладонях теплую чашку, подула на горячую жидкость, опустив взгляд. У нее были длинные и густые ресницы. Холодный воздух и усталость вызвали румянец на ее светлых веснушчатых щеках. Гетену нравилась ее внешность, он ругался мысленно на магию, которой обладали женщины.
— Проходите внутрь, воительница, — он оставил чашку на санях и стал относить хворост и поленья во двор. — Я могу нарубить достаточно дров, чтобы согреть нас и обеспечить еду на сегодня завтра.
Она опустила напиток и посмотрела на туман над Серебряным морем.
— Хорошо, — она встала и вернулась в цитадель через дверь кухни.
Гетен смотрел ей вслед, удивленный ее послушанием. Похоже, она давала ему время передумать. Он оглядел двор, взгляд упал на калитку.
— Почему ты была тут?
Он закончил переносить поленья, убрал топоры и сани в пристройку и вернулся во двор с кувалдой. Он поставил старый пень, чтобы рубить поленья на нем, а потом допил медовуху.
— Вернард знает меня лучше, чем я думал, — король решил, что Гетена не заинтересует робкая девушка или опытная шлюха, которые отдались бы сами, но были бы быстро забыты.
Он опустил чашку и выбрал большое полено, обмотал его некрепко веревкой.
— Он послал мне ровню, мерзавец.
Он опустил тяжелый наконечник кувалды на выемку в дереве. С приятным треском полено раскололось. Он обошел его, продолжил разбивать на части поменьше. Он развязал веревку, бросил хворост у двери кухни и взялся за следующее большое бревно.
— Хитрец.
Король выбрал сильную и непокорную женщину с красотой родного народа Гетена и места, где он жил. Женщину, которую он желал.
Хрясь. Еще полено было разбито.
Галина была как вызов — получить женщину, но не проиграть ее королю — и победить было почти невозможно. Почти. Но блеск возможности интриговал Гетена слишком сильно.
— Я недооценил тебя, Вернард, — он посмотрел на окно гостевой комнаты. Она не наблюдала за ним. Он улыбнулся, опуская еще полено. — И ты недооценил меня, — он поднял кувалду над головой и опустил. Еще четыре куска дерева добавились быстро к запасам цитадели. — Нельзя тянуться в улей, полный пчел, и получить мед, — он покрутил следующее полено, искал трещину. — Пчел нужно успокоить, соблазнить и уговорить. Нужно терпение, — Гетен опустил бревно, чтобы расколоть его. — Особенно с королевами улья.
Девять
Галина расхаживала по комнате.
— Наглец, — за то, что не слушался короля и посланника короля. — Грубиян, — за то, что потребовал, чтобы она служила ему. — Но интересный, — и это было хуже всего.
Не помогало и то, что ее грудь сдавило, когда маг вышел из-за угла цитадели и увидел, как она стояла в снегу и смотрела за железную решетку калитки. Она вышла, чтобы посмотреть ближе на огромного белого оленя, который появился, пока она хмуро смотрела на двор из окна спальни. Но Гетен внезапно прибыл, и она забыла про оленя, а восхитилась широкими плечами мужчины и хищным взглядом. Она отругала себя, когда поняла, что пялилась.
«Он должен знать, что магия гудит вокруг него», — она старалась не показывать, как его близость согревала и отвлекала ее.
Галина расстегнула пояс для меча и оставила его на кровати.
— Почему тот олень появился для меня? Если это предупреждение богов, то уже поздно, — она бросила тунику и штаны рядом с мечом и выглянула в окно на мир, который снова побелел. — Еще на день я останусь в Раните.
Ее пальцы замерли на краю мокрой от пота нижней рубашки.
— Я должна убить мага, — но он не давал повода. Она была солдатом, беспощадной на поле боя, но Галина не разбрасывалась жизнями, как бы ни думал Гетен. Она достаточно времени танцевала со смертью, так что любила жизнь, даже жизнь наглого, оскорбляющего и интересного темного мага.