— Ты — капитан моей стражи, довольно неплох в постели. Но у нас интрижка, Так, а не союз. Не путай, — она убрала его ладонь со своей руки.
Светловолосый мужчина выругался под нос, выпрямился и сказал:
— Да, маркграфиня, — он забрался на лошадь и мрачно посмотрел на башню Ранита. — Есть еще приказы?
— Нет. Я надеюсь, что ты подготовишь Харатон к первому нападению, — холодный ветер бросил волосы Галины на ее лицо. Он нес ленты тумана и звуки лагеря Вернарда вверх — крики и смех, звон металла об металл, вопли лошадей.
Разочарование ее капитана стало решимостью.
— Я уберегу Кхару к вашему возвращению, Ваша светлость.
— Я знаю, Так, — она погладила черно-серые перья сокола и добавила. — Я буду присылать Энор с посланиями.
— Я останусь тут, пока ты не пересечешь границу.
— Нет. Не теряй время. Вернись в Харатон, пока король не отказался отпускать тебя и наших воителей.
Таксин кивнул.
— Береги себя, Галина, — он развернул коня и Абеларда и повел лошадей вниз по склону.
Она не смотрела ему вслед. Таксин был не первым солдатом, которого она не награждала за верность. Вместо этого она смотрела на дорогу в лесу, взглянула на Энор. Птица была спокойной.
Крачки и вороны кружили сверху, кричали друг на друга в сером небе. Но Хараян был тихим, грозным и неподвижным, словно ветер и дикая жизнь не осмеливались беспокоить его тайны.
Где-то впереди были чары мага, достаточно сильные, чтобы убить и свести с ума прошлых гонцов Вернарда. Галина смотрела на мрак впереди нее.
— Трусишь, — но страх был старым союзником, который помогал оставаться настороже.
Она выдохнула и подошла к линии черных камней. Воздух мерцал, что-то тянуло ее за тело, как сильное течение — привязанную лодку. Свет пропал, и она застыла, моргая, сглотнула, вдруг ослепнув. Ее ладонь потянулась к мечу, голод вонзился иголками в ее открытую кожу, пронзал ее кости, она охнула и задрожала.
Но Энор на плече Галины издала тихий «ки-ки-ки», вытянула крылья и опустила их. Она не боялась. Галина выдохнула.
— Это темные чары, женщина, и ты еще не мертва, — она пошла вперед сквозь чары. Они поддавались, остались за ней, мрачный свет леса вернулся, и холод пропал. Ее мутило, от сильного ощущения дрожали конечности, горечь подступила к горлу. Она сглотнула и скривилась от жжения кислоты. Но она выжила в столкновении с темной магией. — Вот так. Можешь не переживать, Илькер.
Галина расправила плечи и пошла к цитадели Ранит широкими шагами. Чем раньше она прибудет, тем быстрее сможет согреться и заставить мага служить Урсинуму.
Когда она стояла у леса, звуков не было, но лес теневого мага оказался не лишен жизни. Вороны каркали предупреждения о ее прибытии. Черные белки щебетали и бегали по стволам деревьев и среди кустов. И высоко в кронах деревьев красный дятел стучал в поисках насекомых, звук разносился эхом по лесу.
Туман был густым среди замерзших стволов, превратил лес в мир черного, серого и белого. Тонкие ветки без листьев из-за холодного ветра, склонялись к вытоптанной тропе, словно руки злых стариков. Солнце озарило бы их замерзшую кору, будто присыпанную звездами, но солнце не сияло над Кхарой, тем более, над лесом теневого мага.
Галина гладила грудь Энор, пока шла по туннелю из деревьев и тумана. Она вглядывалась во тьму, заходя глубже в лес, улавливая звуки существ, которые сводили с ума тем, что не попадались на глаза. Они смотрели на нее, может, даже охотились. Деревья скрипели от ветра, туман кружился у стволов.
Она уловила движение — что-то большое и белое во мраке. Она прищурилась, глядя в глубины леса. Ее правая ладонь сжимала меч. Существо шагало к ней. Туман клубился вокруг него. Ветки хрустели под его ногами. Галина остановилась. Там шагал некий большой зверь, не боялся ее.
Огромный белый олень — он был выше военного дома короля — вышел на тропу перед ней. Его рога раскинулись во всю ширину тропы, и зверь смотрел на нее свысока, словно думал, пропустить ее или затоптать.
Это мог быть дух. Она слышала истории, что теневой маг получал силу из душ, оставляя тени, которые бродили по Хараяну в поисках тел. Энор подвинулась и тихо крикнула. Словно в ответ, олень поднял голову и тихо свистнул, а потом повернулся и пошел к Раниту.
— Не дух, — Галина отпустила меч. — Поддалась суевериям, — она покачала головой, а потом сосредоточилась на пути в густом тумане.
Путь в Ранит был долгим, вел все выше, и она зашагала по каменистой тропе, которая привела к железной черной калитке древней деревни. Вне леса дул холодный пронизывающий ветер. Мелкий снег жалил лицо. Он прилипал к ее кожаной броне, таял и оставлял темные пятна. Галина пересадила Энор на руку, подняла капюшон серого плаща и укуталась в него плотнее, укрывая птицу у тела. Было невероятно холодно, и в Харатоне иней покрыл только выросшую капусту и апельсины. Фермеры переживали, что осенний урожай не удастся.
Туман окружал холм, скрывал мир ниже и приглушал звуки. Он смешивался с мелким снегом, от которого перья Энор блестели. Галина потеряла ощущение расстояния и времени, знала только свое дыхание, вырывающееся паром, и ритмичный хруст камней и льда под сапогами.
А потом, словно замок на облаках, цитадель Ранит показалась сверху. Она добралась до опущенных ворот деревни. Галина выругалась.
— Зачем закрывать врата, когда весь лес околдован? — но она преодолела чары теневого мага. Может, и другие могли. — Хо! — крикнула она, но ответом было только тихое эхо. — Это маркграфиня Кхары. Я приказываю открыть ворота! Я пришла от короля Вернарда с посланием к теневому магу! — ответа не было, никто не шевелился в деревне, насколько она видела, а видела она плохо из-за тумана и снега. — Хотырь меня побери, — она смотрела на серую стену вокруг Ранита. Камни лежали друг на друге, бетон осыпался местами, бойницы и осыпи были в четыре этажа, а то и выше. Без веревки залезть на замерзшую стену не удастся.
Галина скривила губы, вздохнула и бросила мешок в нишу. Она согнула ноги и села, спина была у холодного серого камня. Она опустила Энор на колени и укутала ее и себя плащом.
— Понадеемся, что скоро кто-нибудь придет, пташка, или ждать будет долго и холодно, — она посмотрела на узкую дыру в стене над ее головой. — Понадеемся, что он дружелюбный.
Четыре
В большой купальне Магод вылил нагретую воду в деревянную кадку. Стоя у готических окон в обществе слуги и пары птиц, летающих с ледяным ветром, Гетен снял грязные сапоги, тунику и штаны, встал в круглой кадке и выругался, когда Магод вылил последнее полное ведро на его плечи.
Он намочил тряпку и сказал:
— Оставь меня.
Садовник ушел из покоев господина в коридоры цитадели.
Гетен оттирал холод от кожи, но не мог согреть разум.
— Кости Скирона. Ведьма бушует в Пустоте, а я оказался уязвимее, чем думал, — ослабление сил за последний год ускорилось, как камень, катящийся вниз. — Ужасно опасная ситуация.
Как маг солнца, он получал силу от любого источника света — солнца, луны, огня, молнии — и все еще управлял тенью. Это была огромная сила. Но при переходе он терпел сбивающуюся магию, его тень была подавлена. Гетен покачал головой.
— Магод не защитит, — атака ведьмы дала понять, что он нуждался в сильном защитнике. Садовник был юным и сильным, но предпочитал пчеловодство бою, он не был обученным мечником.
Вода в кадке стала чуть теплой и грязной. Гетен скривился. Он еще не сталкивался с такой холодной и мерзкой магией, как та, с которой он бился в Пустоте. Редкие существа обладали такой опасной и сильной магией.
— Но она угрожает мне или Кворегне? И что я могу сделать, пока магия в переходе?
Ветер с Серебряного моря свистел в трещинах древних окон цитадели, приносил приглушенные звуки лошадей и людей. Гетен прислушался.
— Вернард. Он ничего от меня не получит, — он провел тряпкой по груди и вышел из кадки. — У меня нет силы, даже если бы я хотел биться с Зелалом, а я этого не хочу.
Он надел коричневую тунику, темные штаны и темно-синюю накидку, подпоясался. Вытирая мокрые черные волосы, он прошел в спальню, а оттуда — в кабинет.
В дверь постучали.
— Что? — прорычал он.
Послышался хриплый голос Нони:
— Послание от короля Зелала.
— Еще одно? — Гетен открыл дверь.
Она прошла в комнату с подносом еды на костлявом плече и бутылкой медовухи в руке. Она опустила поднос на стол перед камином, а потом вытащила маленький плотный свиток. Гетен забрал его, сломал желтую восковую печать брата. Он прочел послание и снова выругался.
— Просьбы Зелала о помощи стали угрозами, — он поймал встревоженный взгляд Нони и добавил. — Теперь я предатель семьи, если не вернусь. Его солдаты найдут меня и убьют, как только пересекут Серебряное море.
Она нахмурилась, на лице стало больше морщин.
— Он стал таким глупым?
Гетен помахал свитком.
— Похоже на то, — он бросил пергамент на стол с другими, которые получил от Вернарда и Зелала и оторвал ломоть хлеба от буханки, которую она принесла.
Он не понимал, что делал его брат. В этом бреде не было смысла, и Зелал обычно был уравновешенным.
— Дай мне чернила, перо и свиток, — он налил медовуху в кубок и добавил. — И принеси настоявшийся метеглин. Голова болит после Пустоты.
— Не гипокрас?
— Нет, это слабое.
Нони нахмурилась, опустилась в слабом реверансе и покинула комнату.
Гетен смотрел на последние послания Зелала и Вернарда, пока жевал жесткий хлеб.
«Дай Берсере Урсинум и вернись служить своей родине и семье, или ты будешь предателем, которого ждет смерть».
И:
«Бесера собирается воевать. Будь с Урсинумом или покинь мои земли, иначе ты обречен».
Гетен скривился и потер ноющую голову. Он не мог помогать этим дуракам, даже если бы хотел. И у него были проблемы важнее ссоры королей.
— Ведьма инея стучится в границу живого и мертвого. Зелал и Вернард собирают отряды, а моя сила потеряла зубы.