— Не надо кричать, — спокойно сказал ему Денис, — нам надо поговорить без истерик.

— Ты, тварь! Да ты знаешь — кто я?!.. Ох!

Удар в печень снова вывел его из строя. Поток воды на голову привёл его в сознание. Денис стоял перед ним и задумчиво смотрел на привязанного, как столяр смотрит на берёзовую заготовку. В руке он держал мокрый Ливановский сапог, из которого и поливал того.

Молчание затянулось. Наконец Григорий открыл рот:

— Чего ты ждёшь, ничтожный?

— Жду, когда ты снова начнёшь кричать…

Подождал немного, и ударил снова в грудь. Привязанный задохнулся, но сознания не потерял. Прохрипел:

— За что?.. Я же не кричу…

— Это, чтобы ты понял — кто тут главный. Так что скажешь? Кто тут главный?

— Пшёл прочь, скотина!.. Ох!

Денис поморщился.

— Вроде ребро сломал. Да ладно. Всё равно убивать.

И пошел с сапогом к ручью.

Очнувшийся Ливанов уже смиренно молчал. Денис почесал подбородок.

— Итак — вопросы. Первый…

— Я больше не буду…

Соколов удивился?

— Чего не будешь?

— Обижать Гагарину… Ох!

Процедура с сапогом повторилась. Денис невозмутимо продолжал.

— Не надо меня перебивать. Итак. Первый вопрос — у тебя деньги есть?

— Нет.

— Мда-с… Тогда — зачем ты мне нужен?

Ливанов никогда не слышал о киднепинге. Но понял, что сейчас его будут убивать.

— Есть! Есть деньги!.. Ох!

Сапог. Вода. Пробуждение.

— Не надо кричать. Мы всё можем обсудить спокойно.

Соколов говорил тихо, вежливо и доброжелательно. Ливанов захрипел:

— Кто ты?.. Что ты за человек?.. Ты не человек…

— Да как хочешь… Давай сначала… У тебя, как я понял, есть деньги…

— Да, есть. В кошельке.

— Это я уже знаю. Там всего двадцать рублей ассигнациями.

— Больше нет.

Денис почесал бровь.

— Меня интересуют более крупные суммы. Например, тысяча. Нет… Три тысячи. Сможешь ты заплатить за свою жизнь три тысячи рублей?

Ливанов сразу сориентировался:

— Одну тысячу.

— Что — одну тысячу?

— Я могу дать одну тысячу.

— Отлично, — кивнул Соколов, — значит три у тебя, всё же, есть?

— Это же грабёж. Это бесчестно, — обессилено всхлипнул барин.

А «холоп» печально объяснял:

— Да, дружище. Это грабёж. И это нечестно. Увы. Такова жизнь… Скажу откровенно, — не следовало тебе напирать на Вареньку. Она святая женщина, никому, ничего плохого не сделала. Сидел бы ты в своей Юроме, и всё было бы в порядке.

Денис профессионально вел разговор к нужному ему итогу.

— Давай договоримся: Ты мне подскажешь, где мне взять три тысячи… Мои три тысячи. Я пойду и возьму эти деньги. Потом приду сюда, развяжу тебя, и иди куда хочешь.

— Ты заберёшь всё. Ты заберёшь. Я же вижу, — сипел Ливанов. Видимо, действительно рёбра у него были сломаны. Дышал он часто и мелко.

Соколов горестно вздохнул.

— Господи… Ты что? Ты деньги ценишь больше, чем жизнь? Ты же сможешь ещё накопить. Не понимаю, в чем трудность… Я же сейчас буду тебя бить… Больно… Ну?

— Хорошо, — сдался Ливанов, — деньги в сундуке. Сундук в моей спальне.

— Сундук большой?

— Высотой… — Григорий облизнул пересохшие от боли губы, — по колено. И шириной — в локоть.

— Тяжёлый?

Ливанов расстроено повесил голову.

— Тяжёлый. Там золото.

— Окно в спальне есть?

— Есть, конечно.

— Куда смотрит окно?

— На лес смотрит.

— Ладно, проверю… Собаки?

— Два пса на цепях. Но они тех окон не видят…

— Ключ от сундука?

— У меня в кошельке.

Соколов ударил Ливанова в печень, задев сломанные рёбра. Тот хрюкнул и снова потерял сознание, повиснув на завернутых за спину руках. Денис не спеша зашёл сбоку и крутанул голову на расслабленной шее. Позвонки хрустнули. Ливанов умер.

Денис тяжело вздохнул и начал создавать картину несчастного случая.

Развязал покойника, натянул петлю плётки на правое запястье. Погладил коня по храпу.

— Хорошая коняга.

Кожаный шнур повода захлестнул петлёй на левой руке Ливанова и повёл коня к ручью. Тело, волокущееся рядом с вороным, ползло сначала по редкой таёжной траве, потом захлюпало по воде. Мерин подёргивал головой, недовольный повисшей на узде тяжестью.

Соколов подтащил убиенного к большому мокрому валуну и там оставил. Чуть поодаль бросил сапог. Кошелёк с двадцатью рублями не тронул, а ключ от сундука забрал. Устранил следы истязаний, расправил траву, встряхнул, взъерошил примятую опавшую хвою. Осмотрел всё внимательно, удовлетворённо кивнул головой.

Вышел к краю леса у дороги. Прислушался, пригляделся, — тишина.

Перепрыгивая колеи, ступая только на траву, перешёл на другую сторону просёлка и углубился в лес.

Некоторое время шёл сосредоточившись, не оставляя следов. Вышел на полянку, остановился, огляделся.

— Господи, красота-то какая…

Ни ветерка. Стоящие вперемешку сосны и ели, отсюда, с чистого места, казались сплошной непроходимой стеной. На другой стороне полянки, заросли цветущего шиповника отделяли живой изгородью травостой от сумрачного леса. Откуда-то одуряющее тянуло запахом багульника. Солнце, ещё не поднявшееся в зенит, скользило лучами по хвойным верхушкам и широкими струями освещало лужайку и заросли кипрея. И, в этих потоках света и тепла, маленькими тучками клубилась мошкара.

Соколов потянулся до хруста.

— Эх… Хорошо…

И уже спокойно и расслаблено пошёл дальше.

По большой дуге подошел к усадьбе Гагариных, обойдя её с задней стороны. Прошёл на конюшню к Захару.

— Дядька Захар, может помочь чем?

Тот сверху, с крыши, осмотрел его с некоторым подозрением.

— Ну, помоги. Вон те доски подавай мне по одной.

Провозились до обеда. Захар сказал:

— Солнце на полдень. Пошли на кухню. Накормят.

— А много осталось?

— Да вот ещё, досок шесть положить, а потом уже нащельники.

— Дядька Захар, давай дошьём уже досками, а потом обедать пойдём.

И они дошили скат новыми досками.

Когда зашли в дом и прошли на кухню, Варвара, увидев Дениса через открытые двери кабинета и гостиной, крикнула.

— Иван, зайди ко мне!

Денис зашёл и закрыл дверь.

— Ваня, ну что?

Он пожал плечами.

— Дошили всю крышу. После обеда нащельники будем приколачивать.

Гагарина смотрела на него с недоумением. Денис спохватился.

— А! Вы — про Ливанова? Вот…

Он протянул ей ключ.

— Что это? — спросила Варя.

— Это ключ от его сундука. Там, как я понимаю, тысяч на десять, никак не меньше, золота, серебра и ассигнаций. И у меня есть хорошая идей, как всё это извлечь…

— А сам Ливанов, что?

— Ничего, Варенька. Не беспокойся.

Варвара побледнела.

— Ты… его… убил?

— Прямо! — скривился Денис. — Нужен он мне больно. Ключ только отобрал. И всё.

Варя с подозрением смотрела ему в глаза.

— Ванечка, скажи мне честно… Всё будет хорошо?

Он подошёл, обнял её, прижал легонько, поцеловал в носик.

— Конечно, солнышко. Всё будет отлично.

Вечером, часов в десять, когда все собрались расходиться по домам, Денис остановил Марию.

— Мама, задержись на секундочку.

Прохорова с недоумением посмотрела на него, но послушно осталась.

Посидели, попили чаю по-семейному. Мать страшно смущалась и тихонечко прихлёбывала чай с мёдом.

Как только стемнело, Иван достал пару маяков, нацепил один на руку Марие, другой надел сам.

— Давай, Варенька.

— Давайте вместе, — улыбнулась Варвара.

— Не-не. Представляешь — как мама запаникует. Нужно, чтобы кто-то был рядом знакомый.

— Хорошо.

Варя нажала на кнопку и с хлопком исчезла.

Мария взвизгнула и метнулась Денису за спину. Он извлёк её оттуда и нажал на кнопку маяка.