В 1996 г. между Комиссией Евросоюза и Узбекистаном было подписано Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), предусматривающее развитие именно партнерских отношений по широкому спектру направлений. Для практической реализации целей и задач сотрудничества между ЕС и Узбекистаном были созданы в соответствии с СПС Совет и Комитет сотрудничества, а также Комитет парламентского сотрудничества. Подобные Соглашения подписаны и с другими странами ЦА. Кроме того, в феврале 1999 г. Европарламент утвердил резолюцию «О стратегии ЕС по развитию отношений с независимыми государствами Центральной Азии». В этом документе подчеркивается, что осуществление фундаментальных демократических принципов и прав человека считается приоритетной задачей для ЕС в сотрудничестве со странами региона.

Как известно, после андижанских событий в мае 2005 г. ЕС установил санкции в отношении Узбекистана. Вместе с тем надо подчеркнуть характер нынешних переговоров между Узбекистаном и ЕС и их итоги будут иметь большое значение не только для двух сторон, участвующих в них, но и определенные международные импликации. Дело в том, что, так сказать, «предметом торга» становится вопрос о судьбе демократии и правах человека в отдельно взятой центральноазиатской стране. Узбекистан и Европа в своих взаимоотношениях сегодня находятся в неоднозначной ситуации. С одной стороны, обе стороны объективно заинтересованы в развитии сотрудничества по всем направлениям, предусмотренным СПС. С другой стороны, разногласия по вопросу о демократии и правах человека носят принципиальный характер.

Вместо заключения

Балансировать могут лишь те государства, которые способны проводить внешнюю политику на основе четкого формулирования своих национальных интересов. А в таких странах, как Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан, где внутренняя и внешняя политика чересчур персонифицирована и субъективные факторы превалируют над объективными, осмысление, артикуляция и защита национальных интересов в международных отношениях представляется делом, обреченным на застой.

Как представляется, национальные интересы в искомых странах не получили еще доктринального оформления. Речь не идет о некоем документе, который был бы принят на основе национального консенсуса, речь скорее о том, что эти страны могли бы с самого начала независимости наметить ясный стратегический курс на далекую перспективу. Заканчивается пресловутый переходный период. Наступает период, когда национальные интересы должны определять политику. А они диктуют особую коллективную форму поведения центральноазиатских государств на международной арене.

В этом контексте интересно заключение казахского политолога Саната Кушкумбаева: «Для внутриконтинентальных стран Центральной Азии… обеспечение безопасности может осуществляться на трансграничном уровне, что потребует на практике отказа от традиционных канонов геополитики в отношениях между странами и пересмотра узко понимаемого подхода к национальным интересам»20. Это следует из того, что деструктивное воздействие рудиментов имперской геополитики еще довольно устойчиво, а переход к принципам демократической геополитики по отношению к Центральной Азии еще далеко не гарантирован. В этих условиях центральноазиатам жизненно важно признать императив координационной внешней политики не просто потому, что объединение всегда есть ценность, но и в силу того, что это есть способ преодоления инерции субординационной внешней политики, к которой они так привыкли.

Я сказал, что это жизненно важно, так как это вопрос безопасности. Многие идеологи экономического детерминизма политики интеграции могут подвергнуть сомнению реалистичность региональной интеграции в Центральной Азии в силу того, что эти страны стали отличаться по уровню экономического развития и характеру экономических реформ. Однако возникает вопрос: что делать, если иные, не экономические факторы диктуют необходимость объединения, а экономические факторы вызывают скептицизм? Наверное, среди прочих уместен и такой ответ: необходимо и возможно создавать требуемую для интеграционного процесса экономическую взаимозависимость, потому что взаимозависимость в других сферах уже существует. Вспомним вышеприведенные слова президента Узбекистана И. Каримова (для воплощения которых, правда, мало что было сделано) о том, что эта интеграция была и остается народной по своей природе и нуждается лишь в соответствующем современном оформлении.

Таким образом, вопрос об интеграции следует вывести с политикоидеологического на институционально-процедурный уровень. Необходимо найти адекватную формулу коллективного поведения, иначе в данном регионе вновь возобладает имперская геополитика. «Независимость каждой страны Центральной Азии будет более ценной при условии принципа кооперативного развития; в ином случае риск потерять большее и оказаться на периферии увеличивается»21.

Кроме того, интеграционизм является также и предпосылкой демократического развития стран региона. Если в Европе демократия создала интеграцию, то в Центральной Азии интеграция создаст демократию. Для стран данного региона национальная демократия и региональная демократия, как видится, взаимно обусловливают друг друга. Более того, концепция региональной демократии, что интересно, может выполнять не просто интеграционную роль, но и посредством этого и геополитическую, поскольку она является важнейшей предпосылкой и гарантией неконфликтных, небезразличных по отношению друг к другу внешнеполитических стратегий государств региона.

Примечания

1. О новой геополитике см.: Geopolitics: Global Problems and Regional Concerns / Ed. by L. Tchantouridze. Winnipeg, Manitoba: Center for Defence and Security Studies, 2004. См. также: Amineh M.P. Globalization, Geopolitics and Energy Security in Central Eurasia and the Caspian Region. The Hague: Clingendael International Energy Programme, 2003.

2. Это хорошо показал, например, российский политолог А. Грозин в статье «Влияние мировых центров силы на Казахстан и новые геополитические тенденции в государствах Центральной Азии» (Центральная Азия и Кавказ. 2006. № 3). В ней автор утверждает, что отход от России и переориентация республики на другие центры силы или ее активное участие в формировании новых геополитических блоков (в рамках и за пределами СНГ) невозможны в ближайшие 10–15 лет.

3. Об этом подробнее см.: Tolipov F. The Expansion of CACO: A Russian Offensive or a Central Asian Surrender? (www.cacianalyst.org. 2004.12 января).

4. Об этом подробнее см.: Tolipov F. CACO Merges with EEC: The Third Strike on Central Asia’s Independence (www.cacianalyst.org. 2005.19 октября).

5.  Белокреницкий В.Я. Центральноазиатское единство – миф или реальность? // Восток. 1996. № 5.

6. Центральная Азия: по пути безопасности и сотрудничества / Материалы Ташкентского семинара по безопасности и сотрудничеству в Центральной Азии (15–16 сентября 1995). Ташкент: Узбекистан, 1995. С. 46.

7.  Каримов И. Узбекистан на пороге XXI века: угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса. Ташкент: Узбекистан, 1997. С. 310.

8.  Толипов Ф. Испытание геополитики терроризмом и антитерроризмом // США; Канада, 2002. ЭПК. № 3.

9. Ташкентское Заявление глав государств Республики Казахстан, Кыргызской Республики, Республики Таджикистан и Рсепублики Узбекистан //Правда Востока. 2001. 29 декабря.

10. Там же.

11.  Blank St. Kazakhstan’s Foreign Policy in a Time of Turmoil // Eurasia Insight. 2005. April 27.

12.  Малашенко А. Началась ли «Вторая Большая игра»? // ЦентрАзия: никто не хотел побеждать (www.centrasia.org, 2006.16 января).

13. www.csce.gov (2004. 29 июля).

14. О проекте БЦА см.: Новая Большая игра в Большой Центральной Азии. Бишкек, 2005 (сборник МИСИ).

15.  Фурман Д. Долгий процесс распада Российской империи // Центральная Азия и Кавказ: насущные проблемы: Сб. статей / Под ред. Б. Румера. Алматы: ТОО «East Point», 2005. С. 57.