Наиболее серьезный вопрос для нашего региона в этом контексте – тенденции развития социально-политической ситуации в приграничном Синьцзяне. В случае возникновения в СУ АР социальной и межэтнической напряженности, вызванной проблемой этнической конкуренции за рабочие места, продолжением процесса имущественной поляризации, углублением региональных различий между Синьцзяном и внутренними районами Китая, масштабной миграцией в СУ АР ханьце (грег, хань – это основной этнос Китая) из внутренних регионов Китая, усилением контроля центра над социально-экономическими и политическими процессами в Синьцзяне и т. д. его критический потенциал может быть экспортирован на территорию государств Центральной Азии. Конечно, это всего лишь гипотеза, однако все вышеуказанные проблемы – вполне возможные последствия сбоев как в реализации стратегии «большого освоения запада», так и провала нового курса «четвертого поколения» китайских руководителей.

С точки зрения вопросов безопасности Центральной Азии здесь две значимые проблемы: во-первых, «этнический сепаратизм», а во-вторых, так называемый «религиозный экстремизм»6. Значимо и то, что события последнего десятилетия демонстрируют процесс смыкания «религиозного экстремизма» с этническим конфликтом и этническим сепаратизмом, в которых все чаще используется тактика террора. А у терроризма есть такая особенность – переносить конфликт за пределы первоначальной территории, т. е. экспортировать его на территории других государств, которые на первый взгляд не вовлечены в данный конфликт. И в этом смысле у государств Центральной Азии весьма опасное соседство.

Четвертая «ловушка» – повышение качественного уровня производительных сил и привлечение в экономику страны высоких технологий, без чего просто невозможен устойчивый экономический рост, а следовательно – и поддержание социально-политической стабильности. Сегодня социальная структура населения Китая оставляет желать лучшего. Безусловно, когда речь идет о такой стране, как Китай, даже доли процента – гигантская цифра. Однако, несмотря на все достижения в экономическом развитии, Китай в целом остается бедной и отсталой страной, к тому же зависящей от импортных технологий и сырьевых ресурсов.

Что касается технологий7, то это в большей степени проблема США и России, хотя известны факты использования Китаем и казахстанских ноу-хау. А вот то, что касается сырьевых ресурсов, это в значительной степени наш, центральноазиатский вопрос.Выше уже говорилось о том, что самостоятельно Синьцзян не может реализовать стратегию «большого освоения запада». В основном она осуществляется за счет финансовых вливаний центрального бюджета. Однако не вызывает сомнений и то, что ее реализация связана в том числе и с использованием экономического потенциала Центрально-Азиатского региона в интересах развития западных районов Китая. Тот, кто посещал СУ АР в середине 1980-х и в последние годы, может почувствовать разницу. Сравнение данных экономического развития8 показывает, что опережающее развитие Синьцзяна в значительной степени происходит за счет использования материальных и финансовых ресурсов Центрально-Азиатского региона, и прежде всего – Казахстана (см. табл. 1).

Таблица 1.

Основные показатели развития Казахстана и Синьцзяна в 2000–2003 гг.

* Данные за 2001 год. Источники: Краткий статистический ежегодник Казахстана. 2005. Алматы, 2005. С. 5–6, 94,114:118,131; Синьцзян тунцзи няньцзянь. 2004. (Статистический ежегодник по Синьцзяну. 2004 год). Урумчи, 2004. С. 18–19, 20–23, 32, 77; Сыроежкин К. Западные ворота в Китай // Континент, 2000. № 19. С. 18–21.

Непосредственно с ресурсным потенциалом региона связана и еще одна проблема – реализация стратегии «большого освоения запада» предусматривает осуществление масштабных ирригационных и инфраструктурных проектов, что не может не сказаться на безопасности Центральной Азии. На сегодняшний день нерешенной остается проблема трансграничных рек. Таких три – Иртыш, Или и Текес9. По каждой из них китайской стороной разработаны соответствующие ирригационные проекты.

В принципе никто не оспаривает право Китая использовать для хозяйственных нужд воду этих рек, однако, с учетом планов «большого освоения запада», предусматривающих в том числе и масштабное ирригационное строительство, это право превращается в проблему. По расчетам китайских специалистов, они заберут себе всего 10–15 % водостока Черного Иртыша, но казахстанские экологи утверждают, что потеря даже 5–6 % уже приведет к экологической катастрофе. Резко обмелеют озеро Зайсан и Бухтарминское водохранилище, а вместе с ними лишится питьевой воды и большая часть Северного и Восточного Казахстана. Российские специалисты вообще оценивают экологические последствия очередного «проекта века» исключительно в черных тонах – «огромному региону… размером с Францию… грозит участь второго Арала»10.Вторая проблема Китая – устойчивый дефицит углеводородного сырья. Так, если в 2000 г. Китай импортировал 70 млн. тонн нефти, в 2003-м – уже около 80 млн. тонн, в 2005 г. – 127,1 млн. тонн, то, по прогнозам, зарубежные поставки нефти в Китай к 2010 г. могут удвоиться, а к 2030 г. он будет ежегодно потреблять более 400 млн. тонн нефти (см. табл. 2).

Таблица 2.

Оценки спроса на нефть в Китае (млн. тонн в год)

Источник: Крутихин М. Спрос под вопросом: Потребность Китая в российской нефти глазами китайцев // RusEnergy. 12.04.2006.

Причем, с учетом географии импорта Китаем сырой нефти (см. табл. 3), а также складывающейся в ряде регионов международной обстановки, вполне очевидно, что наращивание объемов импорта будет происходить преимущественно за счет поставок из России и государств Центральной Азии, прежде всего – Казахстана.

Таблица 3.

Источники импорта нефти в Китай (млн. тонн)

Источник: Крутихин М. Спрос под вопросом: Потребность Китая в российской нефти глазами китайцев // RusEnergy. 12.04.2006.

Наверное, это не так уж и плохо, во всяком случае для экономики Казахстана. Во-первых, трубопроводы в основной своей части проходят по нашей территории, а это – дополнительная оплата за транзит. Во-вторых, это возможность диверсифицировать направления транспортировки казахстанской нефти, а значит – ослабить зависимость от российских маршрутов и российских компаний. В-третьих, перспектива изменения состава иностранных участников на шельфе Каспия, а следовательно – сокращение зависимости от западных компаний. Наконец, возможность подключения российской нефти уже к казахстанским нефтепроводам.

Есть, правда, несколько факторов неопределенности. Первый связан с отсутствием ответа на вопрос, как поведет себя Китай, финансировавший строительство нефтепровода Атасу-Алашанькоу и ответственный за заполнение его нефтью, если Россия (при определенных обстоятельствах) откажется от участия в этом проекте, а работающие на шельфе Каспия западные компании заблокируют попытки Китая расширить свое участие в существующих и новых проектах. Казахстан в этой ситуации оказывается как бы между двух огней, вынужденный оказывать поддержку Китаю и вести довольно непростые переговоры с Россией и работающими на шельфе Каспия иностранными компаниями. И если с Россией он еще как-то может договориться, то западные компании, не склонные к учету принципа политической целесообразности, скорее всего будут исходить из собственных интересов. А эти интересы заключаются, в том числе, в реализации стратегии сдерживания Китая, ключевая роль в которой отводится контролю за энергоресурсами и путями их транспортировки.

Во-вторых, не совсем понятно и как будет вести себя Китай в отношении Казахстана, когда доля китайских компаний в нефтегазовом секторе республики существенно возрастет. Истории известны примеры, когда доминирование иностранных компаний в бюджетоформирующем секторе страны превращалось в серьезную угрозу национальной безопасности, и в этом контексте беспокойство, высказываемое казахстанскими парламентариями, вполне обоснованно.