Конец 1899 года. Сборы были полные, и дирекция, желая меня вознаградить и поправить мои расстроенные нервы, выдала мне две тысячи рублей, рекомендуя поехать на водопад Иматру[69]. Я поехал туда с женой, решив отказаться от всяких напитков. Первые два дня я вел спокойную жизнь, вставал рано, много гулял, умилялся шумом и видом водопада, завтракал и обедал у себя в номере. Но на третий день мы решили пойти в общую столовую. Осматривая столовую, я увидел большую комнату, где сервировали большой стол, на столе стоял большой самовар с четырьмя кранами. Я спросил у служащего, что это означает. Он ответил, что у них полагается к завтраку и к обеду водка и закуска и что в самоваре четыре сорта разных водок. Я сказал: «Ваши гости», — попросил стул и сел возле самовара, развлекая себя всеми четырьмя кранами. Отыскали меня около него петербургские поклонники, и  опять началась беспутная жизнь, так что дирекции пришлось прислать перед началом сезона новый аванс.

Вернулся я в Петербург, кончил сезон на пасхальной неделе, затем отправился с монопольной пьесой «Преступление и наказание» по всей России. Успех был громадный. Всюду аншлаги, но и здесь денег уберечь я не мог, потому что растрачивал их со своими друзьями на кутежи. Наконец, в Одессе получил инсценированную переделку «Братьев Карамазовых», которую я заказал своему другу Набокову, прося сделать в ней роль Смердякова. Последним городом был Смоленск[70], где я после отъезда моей труппы остался гастролировать с смоленской труппой, которую держали А. А. Наровский и М. С. Степанов. Сыграл я у них шесть раз «Преступление и наказание», шесть раз «Царя Федора». Все время были сборы, и публика просила сыграть еще что-нибудь. Репертуара гастрольного еще никакого у меня не было, и меня заставили сыграть Тихона в «Грозе», Аркашку в «Лесе» и Хлестакова в «Ревизоре». После моих гастролей в Смоленске составился маленький коллектив, и мы поехали по городам вплоть до Орла, где я закончил свои гастроли.

Семья моя жила в Орле. Я поселился с нею и сейчас же приступил к работе над Смердяковым. Решил внимательно еще раз прочесть роман «Братья Карамазовы». Читал его вслух домашним; в чтении меня сразу захватила роль Дмитрия и как-то сразу я сумел уловить, как мне казалось, подлинный тон. Эта роль легче других далась мне. Может быть, и натура моя, уже надорванная раздвоенностью Раскольникова, стала ярче чувствовать и проникаться настроениями Достоевского. Чем больше я вчитывался в роль, тем глубже она меня захватывала. Впечатление от моего чтения было настолько сильно, что жена и окружающие стали меня уговаривать непременно играть Дмитрия. Я решил несколько дней поработать над этой ролью и, если дело пойдет, играть ее. Результат был положительный. Я телеграфировал в Ялту Набокову о том, что вместо Смердякова буду играть Дмитрия, и выехал к нему для работы над инсценировкой. В Ялте мы работали вместе с ним. Я ему прочитал «Исповедь горячего сердца», уже выученную наизусть, он тоже был ею захвачен и обрадован и предсказывал большой успех. Тогда я, заехав за семьей в Орел и захватив ее, отправился в Москву, где в гостинице  «Левада» на Тверской продолжал работать над ролью с утра до ночи.

Как раз с этого периода и произошел перелом во всей моей карьере. Федор Петрович Горев, артист Малого театра, рассорившись с дирекцией, ушел из Малого театра и сейчас же получил приглашение в театр Корша на шесть гастрольных спектаклей. Появилась афиша с его репертуаром, через несколько дней должны были начаться его гастроли. Но с Ф. П. произошел несчастный случай: у него вытек правый глаз, врачи посадили его в темную комнату на две недели, и ни о каких спектаклях думать было невозможно. Ф. А. Корш был в отчаянии, билеты на все объявленные спектакли были распроданы, а ставить было нечего. Тогда, накануне встретившиеся со мной, артисты театра Корша Владимир Александрович Сашин и Александр Александрович Туганов посоветовали Коршу пригласить меня и дать шесть спектаклей «Преступления и наказания», так как монополия, полученная мною, была еще в силе. Ф. А. Корш, забыв, что несколько лет тому назад в печати клялся, что ноги покинувших его артистов не будет в его театре, приехал ко мне в «Леваду» вместе со своим компаньоном, режиссером Николаем Николаевичем Синельниковым. Они стали убеждать меня выступить гастролером в «Преступлении и наказании». Я стал всячески отказываться, говоря, что я никогда в жизни не собирался быть гастролером, что у меня сейчас большая, захватывающая меня всего работа и я не могу от нее оторваться. Они продолжали меня убеждать, и, узнав, что я работаю над Дмитрием Карамазовым, Н. Н. Синельников сказал, что он очень любит этот роман и обещался мне его поставить через месяц с дивным ансамблем и в прекрасной обстановке. Пока я с Синельниковым разговаривал, хитрый Корш, зная мою слабую струну, побежал в буфет и появился с бутылкой коньяку и закусками, сказав: «Ну, нечего рассуждать, голуба, давайте выпьем за окончание дела. Кстати же, я тебе выдам денег авансом 200 рублей и получать ты будешь по 100 рублей за выход». Я, как и всегда, сидел без копейки, и отец, находившийся здесь, все время кивал мне головой, чтобы я соглашался. Тогда я по своему обыкновению налил чайный стакан коньяку, выпил его до дна и согласился. Все шесть спектаклей прошли с аншлагами[71].

В то время во всех московских газетах печатались объявления на первой странице. Посылались эти газеты в провинцию. Через несколько дней я начал получать массу телеграмм, и все с уплаченными ответами и приглашением приехать на гастроли. Мне предлагали прекрасные условия. Тогда все антрепренеры предлагали треть валового сбора, дорогу в оба конца и номер в гостинице. Я не отвечал на эти телеграммы, но после второй гастроли ко мне пришел в уборную один из моих первых антрепренеров, у которого я, будучи молодым актером, создал роль сапожника в водевиле «С места в карьер», Д. А. Бельский. Он очень просил выручить его, приехать на восемь спектаклей в Кострому, говорил, что мы сыграем по четыре спектакля «Федора» и «Преступление». Я опять стал отказываться, говоря, что как только кончу с театром Корша, сейчас же примусь за работу над Карамазовым, которого я буду играть у Корша[72]. Он стал убеждать меня сыграть раньше Карамазова в Костроме, говорил, что я в Москву приеду уже с готовой ролью, сыграв в Костроме под его режиссерством. Этим он меня убедил, и я обещал к нему приехать.

Спектакли у Корша кончились, и я, списавшись с Бельским, просил его найти мне уединенную комнату, где бы я мог, не встречаясь с его актерами, заканчивать работу. В труппе Бельского я встретил начинающую актрису Аллу Назимову. Увидев ее в роли Поппеи в «Камо грядеши», я решил, что только она будет играть роль Грушеньки. Труппа, да и сам Бельский протестовали против этого, но я уже почувствовал, что слово гастролера — закон, и настоял на своем. Все мои гастроли прошли с материальным и художественным успехом, затем я приступил к репетициям «Братьев Карамазовых». В первый раз мне роль совсем не удалась. Во второй спектакль я уже почувствовал роль[73]. В это время я получил приглашение в Вологду к М. М. Судьбинину. Там также с большим успехом провел я свои гастроли[74].

В этом городе я начинал в 1886 году свою карьеру, и теперь одевался я в той же самой дорогой для меня по детским воспоминаниям маленькой общей уборной, и здесь получил телеграмму от Бельского из Костромы с просьбой повторить мои спектакли, так как публика еще не вся пересмотрела их. Настроение мое в это время было очень нервное: хотелось все больше и больше развернуть себя, и я почувствовал страшное влечение осуществить давнишнюю мечту свою сыграть Гамлета в переводе Полевого. Я еще с детства знал его наизусть. Оставаясь один, я все время играл с большим увлечением монологи Гамлета.

Кончив гастроли, заработав большие деньги, я решил устроить своим сотрудникам товарищеский ужин. Кутили мы два дня, и мне совершенно не с чем было выехать. Хорошо, что мне поднесли дорогие золотые часы, и я их послал заложить, расплатился с гостиницей и поехал опять в Кострому, где возобновил свои гастроли. Я сказал Бельскому о своем желании сыграть Гамлета, и он мне обещал сделать новые декорации и выписать из Москвы стильные костюмы. В январе я был приглашен на гастроли в Рязань к Зинаиде Александровне Малиновской, умнейшей женщине и благороднейшему человеку. Я у нее гастролировал больше трех недель, делая полные сборы[75].