Половцы бежали кто как мог: одни верхом, другие - увязая в снегу, пешком. Их догоняли и брали в полон, а тех, кто брался за оружие, рубили мечами или боевыми топорами, били палицами, кололи копьями.

Сотни пленных, табуны коней, множество саней с вежами, саблями, копьями, луками, казанами, стали добычей победителей.

Святослав сидел на коне в окружении бояр и воевод. Победа полная, и старый князь не мог скрыть удовлетворения.

- Хан, - обратился он к Кунтувдею, - догони-ка беглецов! Поймай мне Кончака! Приведи клятого на аркане! Вся добыча, сколько сможешь взять - вся твоя!

Хан глянул в долину и осклабился.

- Благодарю за доброту, княже, - и, что-то крикнув свите, вихрем полетел с горы.

За ним помчались черные клобуки.

Но ещё большей радостью для князя было известие, что взят в полон басурманин с его «живым огнём».

- Приведите-ка его сюда! - крикнул свите Святослав.

Басурманина привёл сам Владимир. Кузьмище с Ивашкой привезли вежу с «живым огнём», поставили на вершине холма.

Святослав внимательно осмотрел коренастого чернобородого человека средних лет, его огромный тюрбан и золотые перстни на пальцах, сурово спросил:

- Как тебя зовут?

Тот поморгал выпуклыми черными глазами, пожал плечами, мол, не понимаю.

Славута задал вопрос на языке половцев.

- Меня зовут Сулейманом, о великий шахиншах[85], - ответил тот.

Сулейман, конечно, не знал, кто перед ним, но золотой шлем и тяжёлое золотое ожерелье, что спадая на кольчугу, прикрывало шею, говорило о том, что его привели к правителю урусов. И он согнулся до земли в подобострастном поклоне.

- Это ты, как мне говорят, привёз «живой огонь» Кончаку из-за Обезских гор? - прозвучал новый вопрос.

- Я привёз, шахиншах.

- Покажи!

Тот снова поклонился и молча подошёл к саням, возле которых стояли Кузьмище и Ивашка, снял войлочное покрывало.

Святослав, Владимир, бояре с взволнованным любопытством смотрели на никогда не виданный ими лук-самострел, который в общем-то мало чем походил на обычный лук.

- Чем же он стреляет?

- Кровью земли, шахиншах, - и Сулейман взял из саней продолговатую глиняную трубку с пеньковым фитилём. - Она называется - нефт.

- Покажи, как это делается…

- Мне нужна помощь десяти воинов.

- Разве не пятьдесят?

- Как всегда, мой повелитель, всё неведомое и необычное люди склонны преувеличивать… Мне потребуется лишь десять человек, чтобы помогли натянуть тетиву.

Святослав кивнул. Подошли десять гридней.

Сулейман сначала снял шарф, разостлал его на мокром снегу, стал на колени, помолился на восток, потом положил одну трубку в деревянный жёлоб катапульты и нацелил его в поле. Показав воинам, как крутить барабан, который натягивал тетиву, высек огонь и поджёг фитиль. Потом ещё раз прицелился и дёрнул за деревянную рукоятку.

Резко тенькнула тетива, громыхнул, раскручиваясь, барабан.

Ни князья, ни бояре, ни гридни не успели и глазом моргнуть, как трубка молнией взвилась вверх, рассыпая искры тлеющего фитиля, а потом плавной дугой опустилась в долину и упала в снег, где взорвалась, разбросав вокруг себя дымное, красноватое пламя.

Потрясённый Святослав и стоящие рядом с ним не могли оторвать взгляд от огня, быстро растекающегося по склону. Отсюда казалось, что горит снег. Воеводы, бояре и гридни перекрестились.

- Славута, ты видишь? - спросил явно ошеломлённый князь. - Что случилось бы, если б Кончак осадил наши города?

- Сгорели бы дотла, - коротко ответил боярин. - Наше счастье, что мы успели погромить его сегодня!

- Спроси у басурманина, почему Кончак не пошёл сразу на нашу землю, а остановился на Хороле. Никак это понять не могу.

- Сначала он заболел, пусть бережёт его аллах, о шахиншах, а потом началась сильная оттепель.

Великий хан стал ждать морозов и хорошей дороги для коней, - ответил Сулейман.

- Действительно, нам сильно повезло, - тихо произнёс Святослав, а громче спросил: - Скажи мне, Сулейман, откуда берётся огонь в твоих трубках?

- Это горит нефт, шахиншах.

- Что это такое?

- Кровь земли… В нашей стороне есть места, где из глубоких трещин выступает, как из раны, кровь земли - нефт, что горит лучше и жарче, чем самое сухое дерево.

- И много ты её привёз с собой?

- Десять бочонков, мой повелитель. Этого достаточно, чтобы сгорел Царь-град - столица ромеев!

Святослав переглянулся со Славутой.

- Значит, Кончак хотел сжечь Киев?

- Так, мой повелитель, и Переяслаф и Куяф, - торопился откровенничать Сулейман. Он явно решил для себя, что Кончак теперь далеко, а Святослав близко, и от шахиншаха урусов зависит его дальнейшая судьба, потому и следует говорить все, что только знает.

- О! - только и смог вымолвить на это великий князь. - Теперь, Сулейман, будешь мне служить, и я стану платить тебе так же, как платил Кончак, пока мои люди не научатся пользоваться «живым огнём».

- Благодарю за милость, о мой повелитель, - низко поклонился Сулейман.

Из степи вернулись черные клобуки. Кунтувдей подъехал мрачный и злой.

- Ну что, хан, догнал Кончака? - спросил Святослав.

- Да где там! Снег пополам с водой… За Хоролом вся дорога талая, размокшая. А у Кончака свежие кони, вот и сбежал!

- Не грусти! Добычи хватит на всех, а против природы не попрёшь. Нам тоже нужно поспешать домой, не то вскоре реки разольются так, что всю весну просидим возле Лубна.

…Усталое войско русичей расположилось на ночлег. На высоких местах воины ставили походные шатры, разводили костры, варили в казанах кулеш. Посреди табора молодые гридни собирали княжеские шатры-намёты, что были побольше обычных. Воеводы выслали во все стороны сторожу. Всюду звучали весёлые голоса, пылали костры, словно оповещая отсюда Русь о великой победе…

Весть о победе Святослава Киевского и Рюрика Русского над половцами, на этот раз над самим Кончаком, весенним громом прокатилась по всей Руси. Князья и бояре, духовенство и купцы, ремесленники и смерды вздохнули свободно, полной грудью. Весь народ радовался, что отбита ещё одна, пожалуй самая большая угроза, нависшая было над Русью.

Не испытывал радости только Игорь. Тяжёлая досада терзала его сердце. Никак не мог он смириться с мыслью, что упустил такую счастливую возможность прославиться.

И подумать только, что стало помехой?! Гололедица и туман! Если бы не это, он со своей дружиной перелетел бы птицей через поле до Лубна и на виду у всех обагрил бы свой меч в битве на Хороле. И колокола всех церквей и соборов Руси воздавали бы и ему, а не только другим, великую хвалу!

Он уже не помнил или не хотел помнить, что в глубине души радовался той помехе, так как это была оправдывавшая перед сторонним взором естественная и независящая от него причина, почему новгород-северские воины не сумели прибыть к Лубну: дескать хотели, да непогодь не позволила присоединиться к киевлянам и переяславцам.

Теперь остаётся обвинять не себя, а туман. Проклятый туман! Отобрал у войска честь, а у него - славу!… Теперь все колокола на Руси возвеличивают Святослава, Рюрика, Владимира Глебовича, а он, Игорь, остался в стороне. Ни с чем! Он! Игорь! Ольгович! Сын Святослава, внук Олега!

Как тут не досадовать!…

В конце марта Игорь пригласил брата Всеволода, сыновца Святослава Рыльского и сына Владимира в Новгород-Северский. Они прибыли в субботу, в предпоследний день первого весеннего месяца. После щедрого обеда с семьёй и приближенными Игоря, князья закрылись в хоромине хозяина.

- Братья, - сказал Игорь, пристально вглядываясь каждому в глаза. - Вы уже знаете о разгроме Кончака на Хороле, знаете, какую славу снискали Святослав, Рюрик и Владимир Глебович, три моих родича-недруга. Только нас с вами там не было. А разве мы не князья? Пойдём в поход тоже - и себе хвалу великую добудем!