– Послушай, Эсти, ты знаешь, я уважаю твоего отца. Он умница, добряк, многое пережил. Я считаю, он должен стоять в музее с табличкой на груди: «Честный человек». Чтоб люди проходили и удивлялись: есть ещё такие?! Но, по-моему, он – шмок. Эсти, ты куда?! Не беги! Послушай, я по-хорошему! Сядем здесь.

– Оставь папу в покое!

– Не могу. Сердце ноет за него. Его истории я знаю наизусть. Он гордится, что был грузчиком. Есть чем гордиться? С его способностями, с партбилетом, он сегодня мог бы стать директором банка. А теперешнего директора – посадить на кассу, если тот умеет… Все несчастья – из-за этой дурацкой записи в трудовой. Скажи, нельзя было потерять книжку? Любая секретарша за пятёрку выдаст новые корочки.

– Папа не умеет давать взятки.

– Эсти, и я об этом же говорю: он – шмок. Нет, нет, без обиды, по-хорошему… Я имею в виду – он не сечёт, как надо жить. У него врождённый дефект: другие единицы измерения. Он придерживается правил, которые не существуют.

– Ты хочешь папу научить?

– Нет. Знаю его отношение ко мне, нет смысла. Просто, я сделаю, что нужно.

Вадик без труда нашел районный ЖЭК. Усталый домоуправ с натугой пытался понять, чего именно хочет этот прыткий рыжик. Вадик назвал себя прорабом. Не проверять же у него документы! Говорит, что СМУ-9 возьмёт шефство над домоуправлением, поможет по мере сил…

Беседа незаметно перешла на Влада Соколика. Управдом даже расчувствовался, вспоминая про непревзойдённое мастерство Соколика:

– Он был Утёсов водопроводного дела! Ты это понимаш?

– Согласен с вами. Он был Утёсов и Козловский в одном лице. Кстати, у Соколика два года в помощниках работал некий Соломон, помните?

– Да, что-то припоминаю: внештатный, без оплаты.

– Вот именно. Так этот растяпа Соломон потерял трудовую книжку. Два года стажа пропадут, надо выручить старика. Просьба самая невинная. В смысле – не вино.

Вадик выудил из портфеля бутылку «Арарата», десятилетней выдержки. Домоуправ тотчас убрал бутылку с глаз, тумбочку защёлкнул на ключ. Ну а в отношении шефства у Вадика, чисто случайно, в машине оказалась канистра олифы.

Услышав про олифу, домоуправ понял: парень – пройдоха, но не врёт.

– Так о чём речь? Помочь старому человеку – да с милой душой…

Выйдя из конторы, Вадик мельком глянул по сторонам и двинулся к служебной машине, что стояла за углом. Следом за ним вышагивал кряжистый дядька, взять канистру.

Вадик шёл по светлой стороне и его волнистая причёска, похоже, впитывала жар раскалённого солнца. Он независимо нёс лицо и был доволен собой. Ещё бы! – за полчаса провернул дельце, что Соломон не смог и за полжизни. А Вадику это – как два пальца обоссать! Во внутреннем кармане его пиджака греется новая трудовая с первой записью: работал помощником сантехника… уволен по собственному…

Но если без хипежа и визга рассудить трезво, то Вадик ничего не понимал. Не укладывалось в мозгу: как получается, Соломон – толковый мужик, образование сверх нормы, языки знает наизусть, как профессор, а копнуть глубже – круглый дурачок. Не петрит, что легче ехать по накатанному, что рука руку моет, ты даёшь – тебе дают, нет проблем. Правое полушарие должно работать. А он грузчиком горбатился. И дружок его, Маркус, тот вообще – тушите свет! Жизнь на финише, а он стихи читает… Это нормально?! Видать, они, местные, и вправду иначе скроены. Слегка недоделанные. Отстали от поезда. Хорошо, что Эсти другая. Теперь она убедится, что Вадик не трепло.

Cоломон рассматривал новую трудовую настороженно, с понятным сомнением, ведь это связано с Вадиком. Немного успокаивало, что запись выглядела довольно правдиво. И печать стояла настоящая. Вроде бы.

Вскоре и бухгалтер в Яруге, не утруждая извилин, щедро накатал: Соломон такой-то зачислен консультантом по гибридизации новейших сортов винограда.

Соломон обомлел: как можно! Он в селекции – даже не дилетант. Любой проверяющий сразу поймёт…

Бухгалтер усмехнулся: сюда приезжают не проверять. Приезжают дегустировать. Больше трёх дней не выдерживают. Но, если хотите, нехай по-вашему…

Он задумался на пару секунд и аккуратно приписал ниже: переведен на должность специалиста высшей категории по реализации продукции совхоза «Путь вперёд». Число. Подпись. Печать.

Маркус тяжело дышал – видимо, спешил. Пришёл не вовремя, после ужина. От еды отказался, но выпить готов. Даже очень.

– Чай, кофе? – захлопотала Мифа.

– Пора знать, дорогая Мифа, у мужчин «выпить» – означает, совсем не чай…

Вид у Маркуса – загадочный, в воспалённых глазах – непривычный блеск. Руки потирает, будто намыливает.

Соломон принёс из кухни бутылку, и красное вино наполнило два бокала. Маркус решительно возразил: нужен третий бокал. Пьём на троих.

– По какому поводу веселье?

– Проснись, Соломон, советским людям не требуется повод, – оптимизм нужен. Хотя причина выпить есть: завтра ты не идёшь в свою лавку.

– Марко, побереги шуточки к празднику.

– А у нас уже праздник. Завтра в десять утра тебе назначена встреча с проректором университета. На втором этаже.

– Не пугайте… – в голосе Мифы звучал укор.

Соломон объяснил, кивая на гостя:

– Он успешно становится алкоголиком. Когда водка с пивом, а сверху – вино…

– Не остри, Соломон, у тебя не получается. Ты помнишь Анатолия? Я вас познакомил, он тогда забраковал мой перевод на украинский. Так вот, университету срочно требуется латинист. Анатоль предложил мне. А я предложил тебя.

– Чего вдруг?..

– Я сказал, что у тебя даже была монография. Кажется, называлась «Мёртвыё языки для живой цивилизации».

– Наоборот: «Живая цивилизация и мёртвый язык». Суть не в том. Почему ты отказался?

– Яснее ясного: ты знаешь латынь как никто другой. У тебя было не просто хобби, а призвание. Оно даётся редко.

– Ты тоже способен…

– Шломо, два раза в жизни бывает удача: жена и работа. Первая удача у тебя есть, не прозевай вторую. И у меня, конечно, свой интерес: если соблазнюсь латынью, не останется ни сил, ни времени на переводы…

– Но ты пойми, преподавание – это наука. Я никогда не обучал.

– Чудак, у тебя знания, а те, кто визави, этого не имеют. И что бы ты ни говорил, для них будет открытием. Найди свой реферат, – это готовые вступительные лекции.

– Реферат пропал. Но я помню его дословно… Мифа, что случилось? Почему слёзы?..

В пятницу вечером пришли дети. Эстер величаво несла восьмимесячный живот. Смотреть на это было приятно. Но Мифа боялась сглаза, не позволяла хвалить: что ни говори, у девочки первые роды.

А Вадик постригся коротко, с зачёсом на лоб, отчего помолодел, казался ниже ростом. И, как всегда, задавал вопросы, которые вертелись у него под рыжей причёской: а с чем у нас сегодня пирожки?..

За столом Соломон красочно, с подробностями рассказывал о Маркусе, о встрече с проректором, как тот хохотал, читая записи в трудовой. Оказалось, проректор тоже помнил Влада Соколика.

Услышав о трудовой книжке, Вадик оторвался от тарелки.

– Значит, старую можно порвать?

От нежданного совета Соломон замолк. Здоровой рукой повёл по бритому подбородку, будто теребил бороду.

Наконец, решил:

– Нет. Пускай останется. Потом никто не поверит, что общался с Берией.

– О чём общались?

– Он спросил мою фамилию, а начальник не помнил её.

– А вы сами-то – сказали? – не отставал Вадик.

– Понимаешь, когда скрутят руки за спиной… ведут согнутым неизвестно куда… забудешь своё имя.

…А фамилия его простая. Ауслендер – фамилия. Пришелец из другой страны. Запомнить нетрудно.

Экзаменатор слушал мой ответ вполуха. Однако дотошно рассматривал зачётку, будто прежде не доводилось встречать подобных. Было понятно, что могло его заинтересовать в обыкновенном формуляре, где, кроме оценок, ничего личного нет.