– Скажите, Василий Иванович, чего вы так беспокоитесь?

Мы тут между собой самую малость помозговали и пришли к

общему согласию. Царь прибудет – примем царя, нам не впервой с кем угодно, хоть за чаркой, хоть в бою, повстречаться.

Потребуется, можем и с чёртом, можем с самим Александром

Македонским отужинать. Мне так даже не терпится вблизи

посмотреть на эту почтенную публику, а то по одним только

старым картинкам и помним о них. А знаете, я уже догадался, вы и с колечком решили повременить, чтобы похвастаться перед

прежним владельцем. Вот он удивится дорогому трофею.

– Ты, Петька, давай не бравируй, – предостерёг ординарца

комдив, – дело предстоит исключительно важное, гораздо серьёзней, нежели в одиночку голыми руками брать языка. Я не

обо всем могу пока рассказать, но ещё и ещё обращаю внимание, что гости прибудут в Разлив самые настоящие. Не потеш-ные ряженые, не переодетые контрразведчики или скоморохи от

Фурманова, но собственной персоной батюшка царь и при нём

старший брательник товарища Ленина. Не представляю пока, чем может окончиться это свидание, однако, при благополуч-ном исходе, в дивизию не должно просочиться ни единого слова. Тебя, Кашкет, больше всех это нынче касается, не доводи до

греха. Жарь на своей балалайке, что есть мочи, «Краковяк» или

«Барыню» и не очень-то дурацкими вопросами гостей озада-чивай.

Петька давно уже подозревал денщика, что тот завербован

штабной контрразведкой и постукивает бараньими рогами в

звонкий турецкий бубен. Предупреждал об этом и своего командира, но Чапай беспечно отмахивался, считал, что ему нечего

скрывать от недремлющих стражников мировой революции. К

тому же всегда был уверен, что вместо потайного лучше засве-ченного иметь при себе стукача.

– Я никак не врублюсь, вы это без шуток, командир? – абсолютно резонно заинтересовался денщик. – Мне, по простоте

131

душевной, постоянно казалось, что царя Николая Второго некоторым образом с комфортом сопроводили в невозвратную даль

нашим революционным трибуналом. С ленинским брательником, если память не изменяет, торжественно распрощались в

своё время под перекладиной. Воля ваша, Василий Иванович, но какие могут быть после этого совместные ужины – это же

настоящий Армагеддон получается. Может, тогда заодно и святого князя Невского к столу пригласим? Он случаем не на нашем

озере толстыми рыцарями раков закармливал? Вы, быть может, решили, по христианскому обычаю помянуть принявших лютую

смерть Николая Романова и брательника Ленина? Так это мы завсегда, прямо сейчас давайте и опрокинем по стопочке. Пусть

мы не монархисты, не капелевцы, но император православным

человеком, кажется, был, да и Ульянова, скорее всего, родители

в детстве крестили.

Пулемётчица с ординарцем переглянулись между собой, согласованно насторожились в ожидании ответа комдива, даже

вертлявая собачонка присела на задние лапы и на всякий случай зажала зубами свой хвост. В самом деле, должна же наступить хоть какая-то ясность с этим загадочным, свалившимся с

неба ужином. Если у командира ненароком съехала крыша или

возникло желание разыграть в Разливе комедию, вовсе не обязательно держать боевых товарищей за дураков. Все одно рано

или поздно придётся развенчать провокацию.

Но Чапай как ни в чём не бывало загорелся хорошей идеей.

Ему показалось очень дельным и своевременным предложение

денщика, и он охотно, без долгих раздумий одобрил толковую

мысль:

– А ведь и впрямь, давайте сей же час саданем по сто грамм.

Дело впереди предстоит непростое, пожалуй, на трезвую голову

оно не очень с руки представляется. Может, под хмельком всё

гораздо понятней, без излишней мороки заладится.

Анка, на правах заботливой хозяюшки, принялась накрывать

гостевой стол. Заставила Кашкета прибрать парующий самовар, очистить столешницу от чайной посуды, а сама нырнула в

132

командирский шалаш за свежей простынкой, традиционно за-менявшей столовую скатерть. Тщательно выстелила ладонями

домотканую холстину на дубовом пеньке, оправила со всех сторон и вместе с Кашкетом начала расставлять приготовленные

закуски. Резаные балыки, икорка, рыба копчёная, огурчики ма-лосольные – всё без спешки и суеты появилось на белой скатерти. Петька, словно баюкая грудного ребенка, вынес из шалаша

четвертину чистейшего отгона житной водочки и торжественно

водрузил в центре пенька. Чапаевцы в приподнятом настроении

расселись по привычным местам, и Василий Иванович командирской рукой наполнил специально припасённые для подобного торжественного случая стограммовые стопочки из гранённо-го под хрусталь бутылочного стекла.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– За что всё-таки выпивать собираемся, господа хорошие? –

послышался негромкий вопрос, заданный выходящим из лесной

темноты человеком. – Пить без тоста так же нелепо, как чокаться

порожними бокалами, что просто немыслимо для русского человека. Вы не находите, что порядочный человек должен относиться к выпивке в высшей степени уважительно и осмысленно?

Все присутствующие за накрытым под девизом «Привет коммунизму!» столом на мгновение оцепенели. После чего, словно

по команде, единым порывом развернулись в сторону говорив-шего и увидели в свете костра двух приближающихся мужчин.

Один был одет в защитного цвета полевую военную форму, другой – в студенческий университетский сюртук. При этом

складывалось чёткое представление, что незнакомцы пришли

133

из обступившего поляну затаённого леса разными дорожками

и рассматривают друг друга в первый раз с нескрываемым любопытством. Младший по виду, в студенческих одеждах, гость

делал старшему непонятные знаки рукой, как будто предлагал

подойти к столу с другой стороны, на военном языке – «взять в

окружение».

– Ни фига себе, – не сдержался Петька, признав в человеке

под полевой гимнастёркой не единожды виданного на картин-ках царя Николая Романова, с фрачным Георгиевским крести-ком, приколотым на левой стороне груди. По спине ординарца

пробежала знакомая лихорадочная дрожь, как перед кавалерийской атакой или в момент взятия языка. Рука непроизвольно потянулась к деревянной кобуре, и он снял с предохранителя свой

безотказный маузер. Лёгкий сухой щелчок взведённого оружия

тревожной ноткой прошил тишину.

– Нехорошо, не в русских традициях поднимать налитые

чарки, не дождавшись званых гостей, тем более когда пригла-шенные вами же люди с дальней дорожки пожаловали. Мы с

Александром Ильичом, что называется, с небесного скорохода

на встречу без пересадки пожаловали. Путь немалый проделали, рассчитывали на гостеприимную встречу. Нам обещали друже-ский стол и приличное обхождение, а за маузеры ничего мы не

слышали. Хорошо, что артиллерию не задействовали, прямо Бо-родинское сражение для нас подготовили.

Петька, понятное дело, мгновенно смекнул, что неудачно на

сей раз прокололся, а потому смущённо засуетился. Но не стал

возвращать предохранитель на прежнее место.

– Это я на всякий случай, дорогие товарищи, капелевцы гады

не дремлют, из-за каждого куста ожидаем засаду. Волей-неволей

приходится быть начеку. Не столько за себя, сколько за вас бес-покоюсь, служба такая, несу под присягой полную ответственность за безопасность в Разливе.

Появление таинственных гостей оказалось настолько неожиданным, что чапаевцы от растерянности даже забыли подняться

в приветствии. Тем не менее непроизвольно раздвинулись на те-134

совых лавках, предоставив возможность гостям располагаться

за хлебосольным столом.

Царь с подчёркнутым достоинством отрекомендовался: «Николай». При этом по-военному отсалютовал рукой под козырек.

Так же по-военному подошел к единственной даме, галантно

снял головной убор, приложился к ручке и присел к столу между Кашкетом и Аннушкой. Студент небрежно назвался Александром Ульяновым и без тени замешательства уселся между комдивом и пулемётчицей. Один только ординарец не удостоился

почётного соседства гостей. Брательник вождя немедленно подхватил ломоть ноздрястого белого хлеба, навалил на него пару

добрых ложек зернистой икры и сообщил принимающей стороне, что те могут не представляться, потому что прибывшим на

ужин хорошо всё известно про каждого. И ещё поставил на вид, что с российским императором он познакомился только что.

Гости выглядели, как и полагается с дальней дорожки, немного усталыми и заметно взволнованными. На первый же

взгляд было видно, что царские порточки изрядно поизносились, а левый модельный сапог, некогда топтавший персидские ков-ры дворцовых покоев, отчаянно нуждался в ремонте. Особенно

смущало наличие на военной гимнастёрке неумело заштопан-ных дырочек, оставшихся от смертоносных револьверных пуль.

Император пребывал в известной неловкости, ощущая на

себе любопытные взгляды красноармейцев. Аннушка буквально пожирала горящими глазами Николая Романова, во всём

естестве которого сквозило никогда ранее не виданное ею благородство, обусловленное не только внешним человеческим со-вершенством, но и таинственным небесным помазанием. Спокойная правильность черт, постановка головы и медальная шея, как знак величайшей покорности и несгибаемости воли, магнетически влекли к себе роскошную женщину.

Лицо Александра Ульянова существовало как бы независимо от студенческого сюртука, – может быть, из-за непропорци-онально вытянутой шеи и следов беспощадной удавки на ней.

К тому же это лицо удивительным образом походило на физи-135

ономию Василия Ивановича. Один и тот же раскосый разрез

миндалевидных глаз и лёгкая рыжеватость волос подозритель-ным образом указывали чуть ли не на родственную их близость.