Положим, во время исполнения безотлагательных служебных

обязанностей, связанных чаще всего с военной секретностью, или даже в минуты отправления сугубо интимных мероприятий, включая и деликатно сердечные. Так однажды беспардонный

«Интернационал» возник поперёк пути к пылающему страстью, вожделенному женскому телу, практически у самого порога.

Комдиву стоило немалых усилий, чтобы сдержать свой гнев и

не отправить абонента на тёплую встречу с драгоценной мама-шенькой.

Постепенно выяснилось, что наверху, в небесной канцелярии, орудуют на зависть пронырливые ребята, которые полностью осведомлены фактически о каждом дне прожитой Васи-лием Ивановичем жизни. Более того, там могут безошибочно

определять только ещё зарождающиеся намерения и глубоко

потаённые желания. Знают о поступках, память о которых и для

14

него самого представлялась запретной. Ещё оказалось, что на

небесах никто не собирается менять что-либо в его собственной

жизни, никто не настроен нарушать начертанный порядок грядущих событий и дней.

Беседы носили чаще всего непринуждённый, если не сказать

более сильно, дружественный и даже доверительный характер.

Создателю ничего не стоило с бухты-барахты поинтересоваться

первой женщиной, открывшей прелести любви для набирающего тело уральского казака. При этом – быть может, случайно, а может, и нарочито – Он умудрился назвать его Адамом.

Мог обратиться к детским воспоминаниям маленького Васи, но

однажды, не поверите, позвонил среди ночи в очень грустном

настроении и предложил исполнить дуэтом самую заветную

песню комдива – «Чёрный ворон».

Однако ничто не укротило боевого духа легендарного рубаки, он продолжал воевать так же азартно и самозабвенно, как

в лучшие годы своей безвозвратной молодости, не роняя чести

полного Георгиевского кавалера. Лишь однажды, объезжая верхом поля боевых сражений, при виде поверженных всадников

неожиданная тоска подступила, стиснула когтями пульсирую-щее сердце, и тогда более всего захотелось пасть на колени и

высвободить истошным воплем угнетённую душу: «Господи, прости меня грешного!»

Итак, управившись с утренними освежительными процеду-рами и привычно примостившись на заветной ольховой коряге, Василий Иванович с наслаждением вдохнул полной грудью

бодрящий воздух, поёжился на утреннем холодке и, как человек

до самых печёнок военный, с оценивающим вниманием осмотрелся кругом. Сначала придирчиво осмотрелся невооруженным

глазом, но затем приставил под брови командирский бинокль.

За озером, над кромкой дальнего леса, медленно всплывала

багровая макушка ещё холодного солнца, отчего вся водная поверхность на озере заиграла коралловой рябью. Природа дружно

озарилась таинственным преображением, словно в годину исполнения торжественного тронного гимна, возвещающего при-15

ход нового дня. Сколько их было в беспокойной жизни Чапая, этих роскошных утренних зорь, к которым никогда невозможно

привыкнуть! Может, и потому, что они щедро даруют нам моло-дящие силы и призывно манят, завлекают миражами грядущего.

На ранней свежести мысли струились необычайно легко и

прозрачно, как после вовремя выпитой чарочки или после обретения новых боевых наград. Поэтому Чапай в очередной раз

принялся взвешивать все за и против применительно к предстоящему генеральному сражению. От этой решающей схватки за-висела судьба всей фронтовой кампании. Не случайно комдив

до поздних петухов шаманил вареными картошками на штабной

стратегической карте, выявляя наиболее уязвимые места в боевых порядках противника. И сколько он ни ловчил, как ни комбинировал, неизменно обнаруживалось, что силёнок у дивизии

маловато. Незаметно для себя самого он начал активно жестику-лировать и даже рассуждать вслух:

– Мне бы пулемётов по флангам с десяток, свежих коней да

патронов побольше, с патронами просто беда. Если верховное

командование не подсобит, вся надежда на саблю – в рукопаш-ном бою завсегда наши шашки бойчей. Будет трудно – ногу в

стремя и сам поведу, мне не впервой, на германских фронтах и

не такое случалось. Ну да Бог с ним, Бог с ним, как-то управим-ся. Неожиданно в глубоком кармане габардиновых галифе призывно заиграл могучий «Интернационал». Чапай по музыкальной заставке безошибочно определил, что это опять не ко времени беспокоит Создатель.

«Вот не спится Ему в такую нежнейшую рань, – про себя

усмехнулся комдив, – видно не к кому душеньку под одеялом на

заре приложить. Сейчас опять примется или морали читать, или

расспросами дурацкими заниматься. Не даст перед боем мозгами спокойно раскинуть, но и не ответить никак не получится».

Между тем Василий Иванович непроизвольно соскочил с

ольховой коряги, выпрямился в полный рост, поправил бинокль, одёрнул обмундирование и по-военному чётко, как перед рву-16

щейся в атаку кавалерийской лавой, отрекомендовался:

– У аппарата, Отче наш, весь во внимании!

– Слышу, что у аппарата, – недовольным голосом пробурчал

Создатель. – Ты зачем пустозвонишь Василий, для чего без нужды языком своим треплешься? С кем это Бог и какое Он имеет

отношение к безумным твоим устремлениям затеять назавтра

кровавую бойню? – Без всяких предисловий, как из станкового

пулемета, посыпались обвинения из мобильной трубки.

Положа руку на сердце, комдив тотчас смекнул, что на сей

раз действительно лопухнулся, шлёпнул пару раз без всякой надобности безрассудное «Бог с ним». Не стоило, конечно, при-плетать к завтрашнему сражению имя Создателя. Хотя вырва-лось это, как водится, машинально, без злого расчёта и лукавого

умысла. Тем не менее упрек был действительно справедлив и

требовал уважительных, соответствующих высокому рангу объ-яснений.

– Я, Отче наш, еще на уроках закона Божьего твёрдо усвоил, что не следует взывать к Вашему имени всуе, – начал с дальних позиций мягко стелить непреклонный Чапай. – Мне в данном случае нет повода строить капризы, поэтому с готовностью

приношу свои извинения. Но ведь и Вы должны иметь снисхождение, делать хоть какие-то скидки. У нас на передовой враже-ские пули, что метлой бойцов из рядов вычищают, обстановка

предельно критическая, выполнять приходится много чего и всё

больше без оглядки на Ваши заветы и правила. Если совсем на-чистоту, то меня последнее время регулярно беспокоит тревожная мысль. Сердце вещает, что кто-то сливает в небесную кан-целярию ложную информацию о нашей дивизии. Никого не хочу

обидеть, но вынужден заявить: Ваша разведка местами сильно

не дорабатывает.

– Ты, Василий, дурака не валяй и зубы мне не заговаривай.

По поводу того, чья разведка местами не дорабатывает, разговора у нас не получится, поскольку речь идёт совсем о другом.

Объясни для порядка: почему вы ничего не подозревающего

Бога постоянно норовите куда-то взять да и пристроить? Что

17

это за глупое выражение такое «Бог с ним»? С кем это с ним, с

ящиком патронов, что ли? Обрати внимание, ты регулярно говоришь по одному и тому же поводу несовместимые вещи. Один

раз говоришь по собственной прихоти «Бог с ним», другой раз

беспечно заявляешь «чёрт с ним». Признаться, Меня такая пута-ница весьма настораживает. Складывается впечатление, что ты

не находишь между нами никакой существенной разницы, того

и гляди рога Мне пристроишь. От Меня не убудет, но ты постепенно теряешь способность различать хорошие и плохие дела, а это, уверяю, грозит немалыми бедами.

Удивительное совпадение – пока Василий Иванович рассеянно внимал очередным капризам Создателя, к берегу украдкой

причалила здоровенная зелёная рептилия, именуемая по обык-новению «жаба». На первый взгляд может показаться, что в этом

нет ничего особенного, но это если не брать во внимание левую

заднюю лапу мерзотины, кем-то тщательно перемотанную тон-чайшей зелёной же водорослью. Перемотанную по всем правилам лекарской выучки, с ровненькой шиной под плотным жгу-том.– Учти, – продолжил Всевышний, – отсюда сверху видно

всё практически как на ладони или, как ты удачно заметил, всё

одно как по японскому телевизору. Я даже вижу, что сейчас рядом с тобой, у самого берега, мирно дрейфует безобидная озёр-ная жаба. Не упусти хорошей возможности проявить для покоя

души милосердие, извинись перед трепетной толикой жизни

огромного мироздания. Плохо ведь не то, что ты ни в чём не

повинную жабу обидел, плохо, что ты ранил себя и когда-нибудь

крепко пожалеешь об этом.

Василий Иванович медленно повёл не ведающим промаха

глазом и в самом деле обнаружил, практически на расстоянии

вытянутого сапога, вытаращившую бесстыжие фары отвратительно зелёную жабу. У него даже под ложечкой засосало, так

сделалось не по себе. А когда разглядел обработанную как в

медсанбате когтистую заднюю лапу, ощутил небольшое голо-вокружение. Благо дело зверюга вовремя включила заднюю и

18

попятилась восвояси.

Создатель между тем, оседлав избитую, вдоль и поперёк за-езженную тему, принялся журить легендарного Чапая по поводу

грядущих смертоносных баталий:

– Вот ты опять, одержимый безумством вояка, почти всю

ночь, вместо того чтобы спокойно предаваться целебному сну, корячился над секретной картой боевых действий. До сих пор

мучительно ломаешь голову, как бы назавтра побольше шашкой

или пулей бойцов укокошить. Заметь, что многих из обречённых твоим безрассудством людей ты даже краешком глаза не

видел, нюхом не чуял, от века не знал. Наверняка между ними

есть неплохие ребята, любящие отцы и мужья. Неужели тебе

нечем больше в этом мире заняться, как только детишек чужих

сиротить? Никогда не пытался отворить для любви свою душу, осмотреться кругом и познать, сколько мудрости, сколько щедрости и милосердия окружает тебя? Уж коль так велика пороч-ная страсть к азартной охоте, взял бы удочки, что ли, рыбалку