судить, ни оправдывать я не стал бы. И тебе не советую брать

лишний грех на душу. Справедливо будет собрать на совет самых лучших людей, хорошо бы из тех, кто геройствовал в общественном тяжком труде и кто больше всех потерпел от афер

проходимца. Пусть эти люди сами решат, пусть огласят свое

отношение к плененному бизнесмену. Кто знает, быть может, пролетариям как-то по-особенному очень приятно, может, испы-тывают марксистский экстаз, когда их обирают до нитки. Зачем

же препятствовать товарищам получать удовольствие. Добавить

к этому больше ничего не могу. А теперь не серчай, вынужден

срочно откланяться, одолевают дела неотложные. В другой раз

потолкуем подольше и повод, быть может, представится поинтересней.

Василий Иванович заметно приободрился, с удовольствием

пригладил лихие усы и даже подмигнул сам себе правым глазом.

Общее удовлетворение комдива выразилось в оброненной вслух

поощрительной фразе: «Вот голова, видно не зря называется Богом, на такую должность кого ни попадя не назначат».

– Ты поболтай у меня, – неожиданно послышалось из телефонной трубки. – Бог, Он и есть Бог, а название здесь совсем ни

при чем. К тому же это вовсе не должность, но кое-что гораздо

поинтересней любых ваших домыслов и потешных церковных

твердынь.

180

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Василий Иванович не без внутренней иронии выслушал неожиданное замечание Создателя, после чего лёгким прыжком

соскочил с ольховой коряги и аккуратненько опустил разогре-тый мобильный телефон в глубокий карман галифе. Он оголил

до половины навострённую денщиком накануне командирскую

шашку, но отчего-то передумал и кистевым броском возвернул

в ножны клинок. Впереди предстояла серьёзная, ничуть не уступающая войсковой, операция по разоблачению и вынесению

приговора проворовавшейся контре. Но для этого необходимо

привлечь на совет безукоризненно честных, толковых людей, которых, откровенно говоря, в дивизии было не так уж и много.

Не просто разыскать отважных пролетариев, которые побороли

в себе острое желание приложиться к чужому добру, когда сама

революция начиналась с невиданного грабежа. Личный состав

группировки подобрался такой, что стоит на миг зазеваться –

седло из-под задницы уведут. И кто же в таком разе имеет моральное право выдвигать обвинения против рыжей канальи?

Можно будет, конечно, по такому пожарному случаю запросить в Разлив Алёшку Стаханова, неизбывную гордость дивизии, который уголёк для строек коммунизма героически колупал. Можно заодно подключить и знаменитую Пашу Ангелину, которая не щадя своих девичьих сил растила пшеничку для отважных рабочих, возводивших из бетона и стали неприступные

силуэты плотин наших великих электростанций. Тех самых, которыми нынче без зазрения совести торгует барыга Чумайс.

Правда, злые языки утверждают, что Стаханов с Ангелиной не

столько для дивизии антрацита и харчей раздобыли, сколько с

Фурманова потом большевистских пособий востребовали. Однако люди они знаменитые, с ног до головы орденами увешаны, на экранах кино и в центральных газетах прославлены, на кого, 181

как не на них, опереться в годину больших испытаний.

Погруженный в глубокие размышления относительно суровых путей строительства коммунизма, относительно беспри-мерной доблести героев труда, Василий Иванович наполеонов-ским ходом устремился наверх, к командирскому шалашу, имея

твёрдое намерение посчитаться с заклятым врагом пролетариев.

Неожиданно, вне всякой связи с предстоящей во имя торжества

справедливости операцией, Чапаю припомнились тёплые Анкины груди, их бархатная мягкость и трепет сосцов. Возникло

огромное желание не просто припасть к ним в жарком чувственном поцелуе, но по-детски окунуться в их материнское уютное

безмятежье.

В который раз уже необузданная фантазия стала предлагать

интимные сцены любовных страстей в объятиях длинноного-го щёголя из верховной ставки или личной охраны товарища

Крупской. Картины возникали одна смелее другой; наконец, обуреваемый ревностью, легендарный рубака выхватил сверкнувшую шашку и полоснул под самый корень подвернувшийся

прибрежный ивняк. Чапай выматерился для сердечного облегчения и едва ли не галопом рванул к шалашу.

За центральным пеньком, уронив рыжую голову на дубовою

столешницу, с туго перевязанными за спиной руками, обречённо

ожидал своей участи притаившийся пленник. Конские ремённые вожжи от спутанных рук были предусмотрительно протянуты и захлёстнуты на забитый в землю обрубок оглобли. Кашкет

с регулярной периодичностью отвлекался от служебных обязанностей, наведывался к пленнику и выделял по рыжей башке то

шалобон, то подзатыльник, при этом для чего-то цокал плоскогубцами и приговаривал: «У меня, брат, всё как в кремлевской

больнице». Ещё издали заприметив приближающегося Чапая, денщик шустрее веника подскочил к командиру и радостно продемонстрировал свой бойцовский инструментарий.

Василий Иванович, не обращая никакого внимания на вы-плясывающего вокруг него денщика и даже не взглянув на

плоскогубцы, стремительно подошёл к центральному пеньку и

182

по-деловому спросил у ординарца:

– Как он здесь без меня, не балует?

– Ещё как балует, товарищ комдив, ровно три минуты назад

сделал попытку акциями какими-то буржуйскими подкупить. Я

ему преподнес пару неразменных казначейских билетов, похоже, даже зубок один золотой проглотил, теперь благополучно

сидит и не хрюкает.

– С пленником, Петька, сурово поступать без суда, пожалуй, не следует. Хотя поменяйся местами, попадись к нему на расправу, уж он без стеснения все зубы подчистую прикладом тебе про-валил бы. Вот так-то, боевой мой товарищ. Если хочешь уважить

комдива, по-братски поделись табачком. Трубку давненько уже

не курил, она у меня недавно вернулась из дальнего плавания.

Комдив с благодарностью принял из рук ординарца бисером расшитый кисет, плотно заправил самосадом спасённую в

водной баталии трубку, часто попыхивая, распалил комелёк и

без всяких предисловий предложил пленённому супостату:

– Выбирай на свой вкус, как сам пожелаешь. Хочешь, мы

тебя сейчас же, без суда и свидетелей, аккуратненько шлёпнем

из маузера или, как новогоднюю игрушку, подвесим на пригля-нувшейся Кашкету сосне. Он у нас лучшие в мире удавки плетёт, зашморгиваются под собственным весом. А хочешь, соберём

малый сход из самых известных людей, которые своим безза-ветным трудом умножали богатство дивизии и которых ты без

зазрения совести обобрал под орех. Пусть увидят своими глазами ненасытную харю, пусть на свой лад судьбу твоей шкуры

решат. Может, на радостях, герои труда подарят тебе почётные

свои ордена. Даю верный шанс напоследок ещё отличиться, сам

выбирай на свой вкус справедливый исход.

Пришедший в волнение пленник оторвал от столешницы по-никшую голову. В этот самый момент над центральным пеньком

на бреющем полёте пилотировала стая залётных грачей. И один

из них, видимо не на очень тощий желудок, умудрился-таки по-слать из глубин птичьей души свой сердечный, большевистский

привет. Привет смачно шлёпнулся в аккурат перед носом пле-183

нённой контры и, понятное дело, был воспринят тем как самое

доброе предзнаменование, указывающее на вполне благополуч-ный исход. Воодушевлённый доброй вестью, Чумайс задрал ко-нопатую морду, с благодарностью посмотрел в бездонное небо, поворочал в разные стороны шеей и неожиданно смело заявил

Чапаю:

– Выбор какой-то не очень заманчивый вы мне предлагаете.

Это всё одно что выбирать между прыганьем вниз головой с девятого или десятого этажа. Между тем весьма любопытно взглянуть, что же это за известные люди такие, у которых я вот так

взял и отобрал все их электростанции. Вы, простите, которых

именно героев труда желаете пригласить на это странное действо? Уж не тех ли, которые в азарте большевистских свершений

изуродовали великие русские реки, загадили землю, моря? В довершение наклепали горы бесполезных танков, ракет, а потом

вместо «здрасте» взяли все эти гадости да сами и уничтожили.

Я, Василий Иванович, может, и не замечен в грандиозных пролетарских свершениях, однако в расход никого не пускал и над

матушкой-природой нашей никогда не глумился. А это, по нынешним революционным временам, чего-то да стоит.

У комдива не было ни нужды, ни желания заниматься пустым словоблудием и уводить простую ситуацию в трущобы

Ивана Сусанина. В самом деле, при чем здесь ракеты, при чем

изуродованные русские реки, леса, когда вопрос поставлен предельно понятно: с какой это стати рыжая сволочь прикарманила

богатства народа, утащила результаты долгого, часто да густо

бескорыстного труда? Его послушать, так он единственный

покровитель природы, и именно потому, что всю жизнь только

грабил да чесал языком.

Чапаю опять навязчиво припомнились тёплые Анкины груди, опять захотелось укрыться в них от всех беспокойных революционных хлопот. Василий Иванович, очарованный прелестью

былых интимных воспоминаний, на короткое время расслабил-ся, даже трубкой перестал пыхтеть. Потом резко оборвал наваждение, поскольку снова некстати привиделся рядом с обнажён-184

ной пулемётчицей незнакомый штабной офицер, и, словно читая

написанное, сообщил своё непреклонное решение:

– Слушай мою команду, к выполнению приступать без про-медлений. Контра поступает в распоряжение Кашкета, под его

революционную ответственность. Глаз не спускать, в случае

любых провокаций – стрелять на поражение, желательно сразу

в башку. Ты, Петька, прыгай верхом на коня и дуй без оглядки

в расположение. Отыщи и доставь на тачанке славу и гордость