Донбасса, Алёшку Стаханова, понятное дело, что при всех орде-нах и прочих шахтёрских регалиях. Человек он заметный, ростом

повыше пленённого будет, может, лично захочет золотые коронки ему посчитать. Если знатный шахтёр молоточком отбойным с

душою приложится, то и плоскогубцы окажутся здесь ни к чему.

Еще доставишь в Разлив знаменитую нашу колхозницу, Пашу

Ангелину. Не забудь наказать, чтобы серп навострённый обязательно захватила, сердце вещает, работёнка с серпом впереди

намечается. Пока ограничимся парой только этих героев, будет

мало – подключим ещё. Как порешат почётные труженики, к какому придут соглашению, так тому и быть. Проявят любезность, обнаружат сочувствие к барыге Чумайсу, честью полного Георгиевского кавалера клянусь, враз отпущу на все стороны. А коли

нет, от имени всего трудового народа пустим в расход. И это моё

твёрдое, окончательное решение.

Петька даже взвизгнул от радости, потому что с утра комбинировал, искал подходящего повода наведаться в расположение.

На то имелись личные, очень уважительные, причины. Не случайно обыкновенно владеющему собой ординарцу не получи-лось скрыть восторг от представившейся оказии покинуть Разлив и осуществить свои тайные замыслы.

Ещё с вечера Петьке стуканули, что известный в дивизии

куцепалый разведчик потянул у кого-то из штабных ротозеев

хрустящий английской кожи планшет. Трудно найти более подходящий товар для выкройки модной дамской обувки, чем такой

вожделенный трофей. Ординарец и мерки давно уже заготовил

из ловко точёных Анкиных цыпочек, чтобы при случае справить

185

заказ у лучшего в дивизии кожевенного мастера. Не всякому

сапожнику можно доверить такие деликатные формы. Сегодня

в обед с коричневым глянцем планшет выставлялся на банк в

конюшне четвёртой сотни, куда приглашались охочие к фарту

ребята, можно сказать без сомнения – элита всей революции.

Петька загодя обзавёлся нераскрытой картёжной колодой, не забыл посидеть над ней перед трудной игрой и оставалось только

улизнуть от беспокойных поручений комдива. А здесь прямо с

утра, что называется, карты в руки попёрли.

– Ты чему так обрадовался? – заподозрил неладное ушлый

Чапай. – Я тебя не болтаться в войска посылаю, задание командирское выполнить поручил. Если разведка опять донесёт, что в

пивнушке со всякой шпаной прохлаждался, строго, без всяких

скидок на дружбу спрошу. Давно уже собираюсь в ближайшем

своём окружении кадровую чистку серьёзно устроить. Тебя это

тоже касается, никто ведь не знает за командира, кто у него первый на личном, худом, счету. Так что, готовься, навряд ли прой-дешь это трудное испытание.

– Василий Иванович, ну как вы себе представляете меня в

пивнушке со всякой шпаной? – с показушной обидой развёл руками далеко не простак ординарец. – Самых верных соратников

по чём зря обижаете. Если на то уж пошло, пускай Кашкет за

героями труда отправляется, а я лучше долговязую контру по-стерегу. Не исключено, что рапорт в отставку вечерком настрочу

– зачем же мне ожидать, пока вы кадровую чистку устроите.

– Ты, Петька, на слабо меня не бери, не первый день повстре-чались. Пулей садись на коня и чтобы к обеду был здесь. А ра-портом никого не пугай, сам бумагу тебе вечерком поднесу и

чернильную ручку с вечным пером обязательно предоставлю.

По тому, как Чапай поднёс к глазу перевёрнутый бинокль и

принялся в отдалённой перспективе рассматривать пленного, стало понятно, что никаких новых распоряжений уже не после-дует.

Ординарец опрометью стартанул из Разлива. В одно касание

взлетел на своего рысака, гонявшего хвостом у коновязи назой-186

ливых мух, всадил ему шпоры, только пыль куревой завилась

над аллюровым следом. У самой опушки метнул радостный

взгляд на обожаемого командира, махнул на прощание рукой и

полоснул нагайкой по мускулистому крупу огневого коня.

Рыжая шельма между тем, дождавшись, когда Кашкет от-лучится по хозяйским делам, предпринял попытку привлечь на

свою сторону хранившего суровое молчание Чапая. Оставшись

наедине с легендарным комдивом, крайне легкомысленно было

терять понапрасну драгоценное время. «Попытка не пытка», –

решил про себя Чумайс и тут же начал выписывать вологодские

кружева.

– Пить очень сильно мне хочется, чаю бы заварить приказали

своему денщику, ведь я же ещё не осужденный, – жалостливо залепетал плененный. – Зачем же подвергать страданиям человека

раньше положенного срока, как-то не совсем по-христиански у

вас получается. Я бы советовал не торопиться делать поспеш-ные выводы, ещё неизвестно чем вся эта свистопляска закончится. Согласитесь, не очень-то умно устраивать скандал и комедию, когда вопрос касается такой деликатной материи, как свой

интерес. Никто ведь толком не знает, в какую сторону развернут

орудия на крейсере будущие поколения.

После этих не очень двусмысленных слов Чумайс кинул кон-трольный взгляд на сидящего супротив командира, чтобы цеп-ким глазком оценить ответную реакцию.

Непроницаемо, как неприступный хоккейный вратарь, сидел

на скамейке Василий Иванович. Ни единой эмоции не читалось

на медальном портрете великого воина. Тем не менее проходимца не смутила безответная гримаса Чапая, и он как ни в чём не

бывало продолжил заплетать хитроумные кружева.

– Будет вам, Василий Иванович, – заворковал заметно ожи-вившийся пленник и подмигнул обеими щетинками рыжих рес-ниц. – Хотите, по дружбе, Саяно-Шушенскую красавицу как с

пенька отвалю. Места дивные, там сам Владимир Ильич на зайца ходил. А жерех, а судак такой зимой на мормышку берет, что

хоть лебёдкой из лунок вываживай. Между прочим, подобной

187

грандиозной плотины во всём мире не строили, насмерть стоять

будет. Питерские рабочие со знаком качества силовые агрегаты

для станции соорудили, делать уже ничего до конца жизни никому не придётся, успевай только показания с приборов снимать

да денежки за бугор на счета выписывать. Хорошая фабрика по

добыче электричества, лучше, чем печатный станок по выпуску

ассигнаций, работает. Не надо тебе ни бумаги, ни краски, никаких посторонних расходов – всё просто, как в армии: солдат

спит, а служба идёт. Я, ещё когда гвоздиками в подземных переходах промышлял, окончательно убедился, что денег всегда

больше там, где результатов труда простым глазом не видно.

Толи ещё будет, скоро начнём нанатехнологией заниматься – вот

где размах, вот где раздолье, там даже в микроскоп при солнеч-ном свете ни фига не рассмотришь.

Василий Иванович сурово выслушал ловко состряпанную

замануху отпетого проходимца и не враз определился с отве-том. Он, кряхтя, лениво нагнулся, поднял с земли берёзовую су-ховатую веточку и принялся ковырять ею в курительной трубке.

Долго не спеша ковырял, о чем-то своем размышлял, ухмылялся

и вот заключил хладнокровно:

– Знаю я ваши саяно-шушенские заморочки. Поди, растащили, разграбили всё подчистую, не сегодня-завтра валиться начнут. Дурилка цветочная, обвести вокруг пальца боевого командира решил, мои героические заслуги в одной упряжке со своим

крохоборством повязать вознамерился? Должен тебя огорчить: на этот раз увильнуть от ответа ни за что не получится. Сам ма-раться не стану, но под суд пролетариев обязательно подведу. К

тому же комарьё в Саянах уж больно кусачее. Если понадобится, я и здесь, на Урале, какую-нибудь мельницу на старость себе

потихонечку сгоношу.

В конюшне четвёртой сотни, тем временем, чапаевский ординарец отчаянно резался картами в модную у красноармейцев

«буру». Против предназначенного на выкройку туфель планше-та Петька поставил серебряные с гравированной крышкой часы, на которые куцепалый разведчик положил глаз ещё в прошлой

188

игре. Сражаться условились до пяти партий – кто первым наберёт пять заготовленных спичек, тот и забирает с кона призы.

Куцепалый картёжник заметно нервничал, снова и снова

требовал от ординарца месить карточную колоду, ведь уже три

ненавистные спички лежали на Петькиной стороне. Ещё две

проигранные партии – и прощай английского хрома скрипучий

планшет вместе с надеждой завладеть старинной серебряной лу-ковицей.

– Пара немазаных, – озлобленно предложил сопернику за-жавший куцыми пальцами три карты разведчик.

– Не пойдёт, – по-турецки подобрав под себя на походной

койке сильные ноги, отклонил рискованный выход знающий

толк в карточной игре ординарец.

– Тогда козырный марьяжик лови, – и куцепалый вывалил на

засвет даму червей с королём.

Петька невозмутимо накрыл их козырными десяткой с тузом

и едва ли не как приговор твёрдо объявил: «Партия!»

Четвёртая ненавистная спичка неумолимо легла на Петькиной стороне, и ещё больше занервничал куцепалый соперник.

Оставался, быть может, последний замес, и поэтому перед сдачей разведчик для фарта потребовал: «Вскрой».

Петька по правилам вскрыл перед сдачей козырную масть и

ловко разбросал для игры по три карты. Очень медленно, потря-сывая руками, ординарец начал раздвигать выпавшую ему сдачу.

Три трефовые масти поочередно засветились на вскрытых углах, и счастливчик с криком «бура!» вывалил на засветку картишки.

Вывалил и накрыл своей железной рукой лежащий на кровати

заветный планшет. Разведчик накрыл кобуру револьвера. Долго

сидели, пристально глядя друг другу в глаза, два известных в

дивизии головореза, никто не хотел уступать. Однако игра есть

игра, и куцепалый предложил ординарцу: «Согласен, давай ра-зойдёмся, но только до следующего раза».

Удачно и, главное дело, ловко управившись с карточным выходом в конюшне четвёртой сотни, Петька бойко шагал через

торговую площадь города Лбищенска. Притороченный к поясу

189

английской кожи хрустящий планшет сопровождал пеший ход