стене и дырку в заборе.

Война, как говорится, оставалась войной, но жизнь в дивизии протекала своим чередом, и бойцы регулярно запаливали по

вечерам керогазы и упрямо стряпали в вёдерных кастрюлях похожую на клейстер семейную похлёбку. В связи с чем регулярно, под ночным покровом, подкрадывались с пустыми бутыля-ми через дырку в заборе к алтарному оконцу горюче-смазочного

194

хранилища. Порожняя склянка, вместе с рублёвыми купюрами, молча опускалась в приветливое оконце и, заметно прибавив в

весе, словно по волшебству, выныривала обратно с плотно заку-поренной пробкой.

Соседи не без оснований шептались, что Паша периодически устраивает для свёкра домашнюю профилактическую пор-ку, но просторный свой дом, не торопясь, перекрыла листовой

оцинкованной жестью и поставила кирпичный забор, в безве-тренную погоду предательски попахивающий моторным горю-чим. Таким образом, директорство на МТС частично компенси-ровало потери драгоценного здоровья в прошедших битвах за

рекордные урожаи.

Прокатиться на тачанке в Разлив долго уговаривать трактористку никому не пришлось. Она, как баба-яга на ступу, в один

прыжок залетела на тачанку, прикрыла соломкой навострённый

как бритва лунообразный крестьянский серпок и собственноручно полоснула вожжами коней. По мощённой брусчаткой базарной площади картечной дробью сыпанули копыта.

На полном скаку экипаж ворвался в известный всякому крас-ноармейцу командирский Разлив, и ординарец, в крутом вираже, осадил завалившихся на крупы коней, едва не вывалив к центральному пеньку долгожданных героев труда.

Василий Иванович неподдельно обрадовался приезду почётных гостей. Он выскочил, бряцая саблей, из-за стола и принялся

лично приветствовать крепким рукопожатием каждого из прибывших ударников трудового фронта.

– До чего же рад видеть вас, дорогой наш кормилец, Паша

Ангелина, как поживают керосиновые самоходные кони? Всякий раз, лишь только сажусь обедать к столу, с благодарностью

вспоминаю ваши мозолистые руки. Вот уж воистину «Хлеб наш

насущный», – рассыпаясь в любезностях, встретил комдив ле-гендарную трактористку.

Пленённый Чумайс, как только заметил сверкнувший на сол-нышке серп, непроизвольно наложил распутанные перед приез-дом ударников руки на свои детородные прелести, хорошо па-195

мятуя народную присказку, что с крестьянским серпом шутки

действительно плохи.

– А вам как рад, дорогой товарищ Стаханов, – переключился

в сердечном приветствии командир на добытчика антрацитово-го уголька. – Как делишки с любимым в дивизии антрацитом, Донбасс ведь не гонит на гора порожняк? Мы с комиссаром почти каждый день напоминаем бойцам, как вы социалистическую

норму в четырнадцать раз по-геройски превысили. Не зря сам

Владимир Ильич не слабее Карла Маркса сказал, что уголь является настоящим хлебом промышленности. Выходит, что это вы

с Ангелиной Пашей на свои плечи взвалили заботы по дислока-ции личного состава у дверей коммунизма.

Сразу же обратив внимание, что знатный шахтёр припёрся

в Разлив с отбойным молотком на плече, Чумайс окончательно

загрустил, у него даже слегка засвербело в промежности. Шан-совый инструментарий приезжих гостей показался плененному

не очень приветливым. Неровен час, встреча закончится натуральным членовредительством, и фармазонщик, не дожидаясь

беды, отчаянно двинул в атаку.

– Извините, что вмешиваюсь, – подал на удивление уверен-ный голос Чумайс, – но какая-то нелепая постановка вопроса у

вас получается. Что означает превысить установленную норму?

Норма, она потому и называется нормой, что её строго придер-живаться следует. Мы же не одеваем сапоги семьдесят пятого

размера, когда наша норма размер сорок третий. Если горняк

утверждает, что перевыполнил норму в четырнадцать раз, он

или шутит, или сознательно вводит руководство дивизии в заблуждение. Не мне вас учить, что любое нарушение принятых

норм приводит только к хаосу в народном хозяйстве, а то и прямо к падению власти трудящихся.

Нос у Алексея Стаханова, постоянно красный от системати-ческого недопивания, налился вдруг таким багрянцем, что с ним

спокойно можно было опускаться в забой заместо керосиновой

шахтёрской лампады.

– Да что ж это за контра такая, – заревел в бешенстве чем-196

пион угольного фронта, – да я же лично на глазах всей шахты, собственными руками сто две тонны чистейшего антрацита на-колупал. Да я сейчас же отбойным молотком в муку эту рыжую

падлу передолбаю!

– О вашем отбойном молотке мы потом как-нибудь потолкуем, невозмутимо отреагировал Чумайс. Но все же хочу я понять: у вас что же, молоток в четырнадцать раз тяжелее был или

лопата в четырнадцать раз длиннее, чем у других забойщиков

на шахтах Донбасса? Прямо Гулливерия какая-то получается.

Представьте на минуту, что у вас всё вдруг сделается в четырнадцать раз большим, чем у других нормальных людей. Да с

вами, уверяю, родная жена перестанет дело иметь. Вы как-то

остепенитесь, перейдите на нормальные человеческие мерки.

Здесь уже не выдержал сам Василий Иванович, весь затрясся

от гнева, подскочил к распоясавшемуся Чумайсу и заорал клоко-чущим голосом:

– Ты это брось, сволочь, перестань перед заслуженными

людьми дуру ломать. У тебя денег в миллион раз больше, чем у

любого из нас, и ничего, поди не дюже страдаешь, не торопишься

переходить к нормальным человеческим меркам. Только запомни: одно дело – украсть много больше и совсем иное дело – быть

первым в бою или ударником в тяжком труде. Люди, не щадя

своих сил, геройски ишачили на благо дивизии, ты же, подлец, паразитом прожил всю жизнь и теперь позволяешь нагло издеваться над знаменитым шахтёром. На какое же снисхождение ты

можешь рассчитывать от приглашённых почётных людей?

У Алексея Стаханова после жарких перебранок прямо на

глазах у всех присутствующих конвульсивно задергались щёки.

Неожиданно он начал торопливо хватать губами воздух, как

выброшенный на берег карась, и принялся, теряя равновесие, бессильно клониться набок. Петька с командиром вовремя под-хватили его и на руках оттащили в тенёк под сосну. Распахнули

ворот холщёвой рубахи, прыснули в лицо холодной водой и, убедившись, что дышит, что жив знаменитый шахтёр, передали на

попечение подоспевшему денщику, а сами вернулись обратно к

197

пеньку. Командир грозно посмотрел на рыжего, доживающего

последние минуты, проходимца и молча уселся на лавку, положив руку на плечи Паши Ангелиной.

– А я вам вот что без обиды скажу, Василий Иванович, – не

унимался Чумайс, – такому передовику, как ваш орденоносный

Стаханов, пусть хоть он и приморился немного, известный ав-топромышленник Форд и к воротам завода на сто верст не позволит приблизиться. На хорошо отлаженном производстве нет

места шустрилам и выскочкам, они только делу вредят, сбивают

работу большого конвейера. Вы же, когда поднимаете эскадроны в атаку, строго караете, если какой-нибудь всадник нарушит

порядок в строю? Так же и нарушителей дисциплины труда, не

признающих принятых норм, не в красные директора, а на ка-торжные работы отправлять полагается, там свою дурь пусть

выказывают.

– Может, и меня на каторгу отправить положено за то, что я

дни и ночи из трактора не вылезала? – размахивая серпом, покатила бочку Паша Ангелина. – Я же из-за таких вот сволочей

бабьего счастья не ведала, насквозь солярой пропитана, до сей

поры соседская детвора в спину керосинкой вонючей с издёвкой

зовут. Вот и дождалась благодарности за весь мой бессонный

героический труд. Интересно, а что бы ты жрал без меня, рыжая

сволочь, чем требуху набивал целый день ненасытную? По твоей гладкой роже безошибочно видно, что пожрать ты совсем не

дурак. Думаю, Алёшка Стаханов меньше в забое угля нарубал, чем ты чёрной икорки да с хлебушком беленьким слопал. Мы

без тебя, как без сраных штанов, до коммунизма дотопаем, ты

же, скотина, с голоду подохнешь без нас.

Чумайс, однако, со спокойной невозмутимостью высказал

предположение, что для приличной женщины гораздо полезней

не по пашне на тракторе гонки устраивать, а дома детворой заниматься да за мужем с любовью смотреть. И вообще выразил

убеждение, что в иных благополучных дивизиях прекрасно и без

трактористок обходятся, доверяют это дело в мужские надёжные

руки. Всё же приятней, когда от собственной жёнушки пахнет

198

домашним борщом и печёными булками, нежели дизельным то-пливом. Последним заявлением рыжая каналья окончательно

вывела из себя непревзойдённую укротительницу керосиновых

коней. Чапай на всякий случай даже присмотрел местечко для

неё в тени под сосной.

– Вы что же, хотите сказать, что все наши героические пя-тилетки мы напрасно трудились, зря не щадили намозоленных

рук? – едва владея собой, спотыкающимся голосом, при выпада-ющих из стационарных орбит ошалевших очах, поинтересова-лась Паша Ангелина. – Может, я и на свет народилась напрасно, разве только для того, чтобы такая мерзость, как ты, надругалась

над моим честным трудом? И сколько ещё должно продолжаться

это неслыханное издевательство?

– Да почему же напрасно родились и что вы такое городите,

– искренне засокрушался Чумайс. – Всё, что вы героически на-работали своим бескорыстным трудом, теперь в самый раз для

хороших людей пригодилось и служит довольно исправно. Сами

судите: ребята яхтами свежими обзавелись, пляжи песчаные на

Лазурном берегу прикупили. Мы всегда с большой благодарностью вспоминаем про вас. Но, как я понимаю, вы своё получили сполна. Вспомните восторг пятилеток, вспомните счастье

осмысленно прожитых лет, когда не грозит сжечь позор за бес-цельно потраченные годы. Вы же все закалились, как сталь, вам