не очень с руки, должно быть, рядиться в золотые оковы капи-тализма? Каждый должен уметь делать в жизни свой выбор. Вот

вы забавлялись игрой в строительство коммунизма, дозвольте

теперь и нам игрой в капитализм самую малость, хоть чуток по-развлечься.

Тут взбесился не на шутку Чапай, выскочил из-за стола, левой рукой вцепился в бинокль, правой ухватился за шашку и, играя желваками, огласил свой непреклонный вердикт:

– Вот подлец. Я для чего пригласил вас, товарищи? Не тебе, Паша, объяснять, какою ценой достались народу богатства дивизии. А вот эта белогвардейская контра растащила заводы и

фабрики по своим безразмерным карманам и оставила весь

199

личный состав в дураках. От вас хотел получить добрый совет, как поступить с этой гадостью. Может, заключить по чести какое-нибудь справедливое соглашение, чтобы поделился, ворю-га, с бойцами своими доходами. Теперь убедился решительно: с пленной сволочью негоже заключать никаких мировых согла-шений, шлёпну мерзавца из собственного нагана и шашку пога-нить не стану. Свистни, Петруха, сейчас же Кашкета, пускай яму

возле помойки копает.

Под занавес командирского негодования в глубоком кармане его габардиновых галифе прозвучала музыкальная заставка

«Смело товарищи в ногу». Никаких сомнений быть не могло –

звонил командарм, лично Михаил Васильевич Фрунзе. Резвым

аллюром пробежав по всему списку незакрытых проблем, Чапай

сфокусировался на самом узком, воистину предательском месте.Дело в том, что дивизия хронически недопоставляла поре-девших числом православных священников в почётную группу

паломников, на зимнюю заготовку дровишек. О чем неоднократно ставилось на вид не только товарищу Фурманову, но и самому комдиву Чапаю. Все паломники каким-то непостижимым

образом исчезали на широких сибирских просторах, как капли дождя в пустынях Синая, не подавая, хотя бы в молитвах, малейших признаков жизни. Фурманов заверял любопытного

протоиерея Наума, что православным священникам больно уж

нравится на сибирском раздолье и никто не изъявляет желания

возвращаться обратно домой. Дело дошло до того, что благочинный то ли по недомыслию, то ли от зависти притащил комиссару

список, в котором под первым номером поставил себя самого.

Дмитрий Андреевич посмотрел на одуревшего протоиерея таким уничтожающим взглядом, что тот со скоростью скачущего

от Святого Духа сатаны вычеркнул свою фамилию из привиле-гированных чемпионских рядов.

Между тем звонок от командарма Фрунзе вполне мог иметь

и секретное содержание – на фронте всегда могут развернуться

неожиданные военные действия. Поэтому Василий Иванович

200

предусмотрительно дистанцировался от центрального пенька, отошел на известное расстояние и по всей форме доложился:

– Слушаю вас, товарищ командарм, всегда готов к выполнению любого задания!

За столом слышны были только скупые обрывки ответов Чапая. Можно было примерно догадываться, что речь идет о наличии боеприпасов, о заготовке фуража и рытье паутины окопов.

Потом разговор перешел в житейскую плоскость, похоже, не

забыли про баб и ещё про какие-то вызвавшие здоровый смех

милые глупости. Но как это часто бывает, даже у самых важных

людей за праздниками наступают серые будни, и по тому, как

Чапай подтянулся, нахлобучил папаху, ощетинил усы, не трудно

было догадаться, что беседа перешла в деловое, серьёзное русло. После короткого прослушивания Василий Иванович чётко

отрапортовал: «Здесь, у меня, товарищ командарм».

Следом подтянулся как-то очень уж строго, ещё глубже

нахлобучил папаху, ещё жёстче ощетинил усы и чётко доложился: «Так точно, сидим здесь, чаёк попиваем, по-партийному ведём товарищескую беседу».

Опять через паузу, Чапай начал нервически теребить свой бинокль, с чем-то хаотически соглашаться, благодарить за звонок

и в конце сообщил: «Хорошо, сейчас с удовольствием передам».

Комдив, глядя куда-то в сторону, где над дальней кромкой

леса в вольном полёте кружил соколок, отнюдь не командирской поступью приковылял к центральному пеньку. И со словами «Это вас, уважаемый Анатолий Варфоломеевич», уронив

не единожды смотревшие смерти в лицо глаза, передал трубку

Чумайсу.

Рыжий чертяка, не изображая никаких человеческих эмоций

на своей конопатой физиономии, ловко подхватил услужливо

поданный мобильный телефон и как ни в чём не бывало, практически на равных, сообщил командарму: «Всё в порядке, Михаил

Васильевич. Скоро буду, обождите немного. Без меня, пожалуйста, не начинайте».

Никогда ещё, сколько существует под звёздным небом Раз-201

лив, не было такой тишины и конфуза, как после состоявшегося

разговора между Чумайсом и командармом Фрунзе. Даже когда

уходили в небытие динозавры, даже в то беспощадно суровое

время, весело чирикали воробьи и квакали в мутной воде зелёные жабы. Здесь же ощущение было такое, что наступил полный

Армагеддон, окончательный конец света.

– Чего приуныли, друзья? – нарушил гробовое молчание пу-стившийся в бесстыжий кураж преобразившийся фармазонщик.

– Может, и вправду чайку хлебанём на дорожку, душевно завер-шим нашу тёплую встречу? Скоро вам ваучеры подвезут, зажи-вёте на полную катушку, ещё благодарить меня будете. Надо же

делать хоть маленькие перекуры в погоне за коммунизмом, под-мётки в дороге чинить и сверяться по розе ветров с марксист-ской теорией.

– На полную катушку – это как? – зашевелила разинутым

в долгом оцепенении ртом, словно выпадая из трактора, знаменитая Паша Ангелина. – Это когда нас всех намотают, а потом

станут верёвки сучить?

– Всё наоборот, всё наоборот, дорогая Керосина Ангелиевна,

– успокоил с любезной улыбкой трактористку Чумайс. – Это когда мы вас сначала хорошенько засучим, чтобы вы потом легко на

катушки наматывались. Серпок ведь крестьянский не случайно

с собой прихватили. Может, прошлись бы в тенёк под сосёнку, укоротили горняку хозяйство его беспокойное, чтобы не мешало

в забое по нормам уголёк для дивизии колупать.

– Это что же такое творится, – истерически завизжала, не

совладав с собою, насмерть оскорблённая королева пшеничных

полей. Щёки её затряслись, как совсем недавно у Алексея Стаханова. Так же начала хватать ртом свежий воздух, будто выброшенный на песчаный берег карась, и, теряя равновесие, стала

валиться набок. Вовремя подхваченную сильными мужскими

руками Ангелину поволокли в тенёк под сосну отпаивать холодной водицей и, при необходимости, мостить на загривок голодных пиявок.

Благополучно разобравшись с ударниками трудового фрон-202

та, лихо соображающий Чапай, как будто кидаясь в кавалерийскую сечу, скомандовал Петьке:

– Лучших коней! Без заминки! И в оба смотри у меня! Анато-лия Варфоломеевича доставишь по месту назначения быстрее, чем на четырёхмоторном аэроплане. На дорогу, за шалашом в

погребке, баночку с чёрной икоркой возьмёшь – от комдива почётные гости не убывают без добрых гостинцев. Пускай в главном штабе наперёд знают наши собратья, что Чапаевская дивизия не подкачает, не только в смертельном бою, но и в подарках

для лучших друзей по оружию.

Петька во мгновение ока рванул к коновязи снаряжать для

скоростного броска экипаж. Сам пересмотрел, потянул на разрыв конскую упряжь, проверил подковы у бьющих копытом землю коней. Для надёжности попробовал на люфт колёса тачанки

и, убедившись, что все ступицы под завязку заправлены дёгтем, удовлетворённый, одним толчком левой ноги по-щёгольски воз-нёсся на скамью ездового.

Оставшись с глазу на глаз, Василий Иванович не преминул

подбросить Чумайсу заманчивое предложение:

– Может, выберемся как-нибудь на рыбалочку, в Шушенское

больно уж хочется, очень тянет наведаться к памятным револю-ционерам местам. Сам Владимир Ильич завещал, что там жере-ха бой на заре изумительный.

– Напоминаю, комарьё там уж больно кусачее, – ехидно заметил Чумайс.

И ни с кем не попрощавшись, прямо-таки на английский манер, рыжим дьяволом заскочил в разворачиваемую Петькой эки-пированную тачанку.

203

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Небо над Разливом заволокло угрюмыми, наполненными до

самых краёв проливными тучами. Всё явственней давал знать о

себе предгрозовой свежий ветер, с запахом грядущего дождя, с

привкусом поднятой пыли и чащобной прелости. Забеспокоился

потревоженный лес, заволновался таинственными скрипучими

звуками, словно приготавливаясь со всеми своими обитателя-ми к принятию живительной небесной влаги. Чапаевские гости, рекордсмены труда, отпоенные холодной водицей и расслаблен-ные сеансом спасительных пиявок, всегда про запас хранящихся

у Кашкета в стеклянной банке на голодном пайке, понурив головы, сидели за центральным пеньком.

– Однако дождичек совсем проливной на нас надвигается,

– суетливо обратил внимание на предстоящий разгул стихии

Чапаев. – Комиссар наш не устаёт перед грозой повторять, что

пару дождичков в маю – и агрономы, как говорится, все в раю.

Чаем, как всегда, хотел вас попотчевать, но, видно, не судьба, и дождичек, и настроение, по правде говоря, не очень теперь

компанейское. Не всё у нас в дивизии на большевистский лад

пока получается, был бы жив Владимир Ильич, многое в жизни

личного состава сложилось бы совсем по-другому. Но не сметь

сомневаться, товарищи, ведь рабоче-крестьянская власть рано

или поздно одержит свой верх. Пролетарская революция ещё не

закончилась, мы ещё не озвучили своё последнее слово. Мы ещё

организуем круизы на советских шаландах по ленинским местам. Сибирь большая, места для всех хватит. Жалко, что Петька

умчался с тачанкой, а то с ветерком доставил бы вас в расположение. Но вы по тропинке, прямиком через лес, по скорой дорожке и сами не заметите, как дома окажетесь.