подозрительно мягкое. В жизни комдива были не только героические победы, не раз приходилось отступать в боях, терпеть поражения, но никогда, даже во времена самых сокрушительных

неудач, душа его не испытывала такую горечь и муку, как в эту

роковую минуту, сидя на очке в сортире грандиозного космического скорохода.

Дальнейшее пребывание в позе нераспустившегося лотоса

потеряло всякий практический смысл, но Чапаев всё сидел с

поникшей головой, обдумывая горькую свою не испитую чашу.

Николай Александрович несколько раз уже выходил на улицу, снова заглядывал в нужник и никак не мог взять в толк, чего его

приятель высиживает, медлит зачем.

Обыкновенно все военные аналитики единогласно отмечали

недюжинные способности Василия Ивановича находить выхо-ды из самых тупиковых ситуаций. Вот и теперь, спустя пару часов упрямого сидения на корточках, в его мозгах созрела смелая

спасительная комбинация. Комдив со счастливой физиономией

вихрем выскочил на улицу, заключил в объятия опешившего

царя и сделал более чем неожиданное предложение:

– Больно служба понравилась мне твоя, Николаша. Не мог

бы ты договориться на сегодняшний день с адмиралом, чтобы

я подсобил маленько тебе. А уж завтра, как договаривались, отправлюсь сам в лазарет, не стану перечить, пускай чикают.

– На денёк оно можно попробовать, – согласился царь Николай. – Но только работать под моим руководством – боюсь, пе-219

ресортицу сделаешь. Учиться никому никогда не заказано, тем

более что целая жизнь впереди. Не исключено, что когда-нибудь

выйдешь на повышение и тебе доверят мое почётное место, вот

и пригодятся полезные навыки.

Николай Александрович, поразмыслив самую малость, подошёл к одному из ближайших дежурных телефонов, которые

в изобилии были развешаны на стенах домов вдоль всей перспективы улицы. Он достал из внутреннего кармана спецовки

голубенькую записную книжечку, открыл её на искомой странице и, словно на мясорубке, вертанул боковую телефонную ручку. Коммутатор ответил незамедлительно, и Романов попросил

соединить его с нужным абонентом. Разговор поначалу складывался непросто – по всей видимости, порядки на субмарине

соблюдались действительно строго. Но всё-таки по результатам

беседы лицо Николая осенила улыбка удовлетворения, и он радостно сообщил Чапаю, что с большим сопротивлением получил разрешение поработать сегодня вдвоём над сортировкой по-луфабрикатов из-под двенадцатой палубы.

Василий Иванович настоял не терять понапрасну времени

и немедленно приступить к исполнению служебных обязанностей.

Рабочее место Николая Романова по техническим причинам

располагалось на палубу ниже, и они в приподнятом настроении, буквально взявшись за руки, помчались туда без оглядки.

Судя по оформлению служебного поста, императора следовало

отнести к категории людей исключительно обстоятельных. Повсюду на стенах висели графики с производственными показа-телями. Некоторые графики походили на зубастые пасти акул, некоторые напоминали «девятый вал» Айвазовского. Сырья в

помещении накопилось достаточно. Пересчитав по порядку на-валенные кучи, комдив без труда взял на заметку самую для него

драгоценную и тотчас же схватился за лопату.

– Не стоит горячку пороть, Василий, – урезонил азартного

сортировщика Николай, – давай для начала чайку с леденцами

отведаем, а потом, помолившись, возьмёмся и за работу. Ви-220

дишь, у меня в уголке маленький столик стоит, присаживайся, сейчас подключу кипятильник.

Император с придворной изысканностью сервировал чайный

прибор, заварил липовый цвет, тонко пробивающийся сквозь общий производственный запах, и лично поворочал серебряной

ложечкой в расписной фарфоровой чашке комдива. Как обыкновенно случается за русским чаепитием, приятели расслабились

и незаметно погрузились в душеспасительную беседу.

– Ты для чего это, Николаша, от престола отрекся? – задал

императору давно уже мучавший его вопрос полный Георгиевский кавалер. – Это же надо, по собственной воле подобную дурость сморозить. Наверное, вот здесь, на служебном посту, не

раз и не два вспоминал про былую роскошь царских палат. Вот

уж, воистину, «из князей в грязи» по самые уши угодил. Я тебе

доложу, на такое стремительное преображение не у каждого Гоголя хватит фантазии.

– А что же, по-твоему, оставалось мне делать, как следовало поступить после позорно проигранной Мировой, а до этого

ещё и Японской войны? Победоносная Россия таких поражений

даже своим императорам не прощает. Это только ваши комиссары считают, что революцию совершили большевики, тогда

как она сделалась неизбежной расплатой за поражение власти в

великой войне. Сказать по правде, Василий, вот здесь на сорти-ровке сырья мне живётся гораздо покойней, нежели на престоле

Российской империи. Детишек жалко до слёз, но о себе я ничуть

не тужу. Мне адмирал обещал встречу устроить с убиенным

Алёшей. Цесаревич, оказывается, на секретной субмарине вахту

несет, которая базируется на одной из планет в созвездии Хро-мого Центавра. Может, через несколько парсеков и свидимся, я

по случаю разжился коробкой шоколадных конфеток «Мишка

на севере», сыночек любил их до самозабвения.

После двух часов не очень обременительного труда, именно

в тот момент, когда Николай Александрович поволок на четвёртую женскую палубу первые вёдра тщательно отсортированно-го полуфабриката, у Чапая в кармане форменного комбинезона

221

призывно заиграл «Интернационал». Василий Иванович не был

человеком сентиментальным, но в эту минуту натурально подкатил к горлу ком. Всё-таки настоящая дружба проверяется по-ступками, и сегодня Создатель показал себя с самой что ни на

есть положительной стороны.

Комдив, словно шашку из ножен, выхватил из кармана комбинезона мобильный телефон и, едва не переходя на истериче-ский крик, отозвался:

– Слушаю Вас, Отче наш. Вы даже не представляете, как я

соскучился за Вашим отеческим голосом, как ожидаю дружеского звонка. Вот так живёшь и не всегда понимаешь, кто на свете тебе всех дороже, за кого ты готов без раздумья собственную

голову сложить.

– Обыкновенное дело, Василий, – как ни в чём не бывало

ответил Создатель, – вы всегда начинаете вспоминать обо Мне, когда жареный гусь хорошенько прицелит и клюнет. Ты бы по-хвалился по дружбе, как устроился на новом месте. Много неожиданного, наверное, открыл для себя. Сам теперь убедился, ничего здесь особенного, нормальная жизнь, только порядка, пожалуй, побольше, чем в твоей непутёвой дивизии. Честно скажи, немного серчаешь, что самовольно переселил тебя в наши

пределы? Но ведь жизнь тогда и прекрасна, когда балует нас всякими неожиданностями.

– Не стану сочинять, что обрадовался нечаянному переме-щению, – признался Чапай, – однако ничего не поделаешь, придётся терпеть, начну приспосабливаться и к этой космической

экзотике. Я человек военный, с хорошей закалкой боевыми по-ходами, найду своё место в строю. С детства мечтал посвятить

себя мореплаванию. Конечно, не так это всё представлялось, больше мечталось под парусом ходить, а здесь сплошные га-лактики и нагромождения тысячелетий. Правда, со службой не

всё пока ладится. Адмирал распорядился вахту нести в женской

бане, кочегаркой заведовать, и не предупредил, старый плут, что

для этого с карманным бильярдом расстаться положено. Может, в хозяйстве кочегару бубенчики и не пригодятся, но всё одно по-222

чему-то обидно. Дело даже не в этом, всё-таки хочется как-то

поближе к моей главной профессии определиться. Лихой кавалерии наверняка у вас нет, а вот пехота какая-никакая, полагаю, имеется. Согласен хоть рядовым с трёхлинейкой наперевес, хоть

подразделением небольшим покомандовать.

– Видишь ли, Василий, профессия твоя больно уж здесь бес-полезная, никто в наших пределах воевать не готовится. В отделе кадров постоянно висят на доске объявления с предложением

для специалистов мирных профессий, спрос на них очень велик.

Был бы ты, скажем, хорошим сапожником или краснодеревцем

оказался, с трудоустройством не возникло бы ни малейших проблем. Даже не представляю, куда можно определить на космическом скороходе специалиста по истреблению полных жизни

людей. Так и быть, если невмоготу отказаться от детородных

своих принадлежностей, попробую выхлопотать медицинскую

должность, сам будешь новобранцам яички оттяпывать.

– Отче наш, да на кой мне сдались чьи-то яйца, – в отчаянии

запротестовал комдив, – что Вы всё время меня к ним присте-гиваете. Мне о них даже подумать противно. Лучше назначьте

баранов пасти, к сельским работам я с детства привык, приложу

все старания, не подкачаю. За год увеличу поголовье в три раза.

– Такое впечатление, Василий, что ты только вчера на свет

народился. Ведь баранов тоже охолащивать в кошаре придётся.

Какая разница, кому ножичком яйца приходится чикать – бара-нам или вновь прибывшим рекрутам. По-моему, ты просто ка-призничаешь, сам не знаешь, чего добиваешься. Мой тебе добрый совет: держись, как в бою, – шашку долой и где «ваша не

пропадала».

– Ради всего святого, умоляю, Отче наш, оставьте меня при

Николае Романове, буду прилежно сортировкой сырья заниматься. Не скажу, что дело очень приятное, зато ни с чьими яйцами

не придётся возиться. Видно, своё я уже отвоевал, дайте спокойно пожить напоследок.

– Не печалься, дружище, открою секрет: это я по-приятельски переместил тебя в наши края в порядке экскурсии, на один

223

лишь денёк, – неожиданно обрадовал комдива Создатель. – Надо

же было как-то продемонстрировать, что за приятные встречи

ожидают вас всех впереди, и, как знать, может, сам сделаешь полезные выводы. Хотя я не очень рассчитываю на человеческое