тела корягу. Выдохнул с облегчением и решительно врубил мобильную связь.
– Вы слышите меня, Отче наш? – для проверки контакта поинтересовался в телефонную трубку Чапай.
– Слышу, куда ж мне деваться, – спокойно ответил Создатель, – Я вообще слушаю всех и всегда, служба такая, нельзя
Мне иначе. И всё же забавный ты у Меня собеседник. Я же не
спорю, что люди должны искать согласия в обществе, строить
подходящие для благополучия большинства условия жизни.
Но при этом не следует забывать о главной заботе для любого разумного человека – об обретении вечности. Земля, доложу
тебе, удивительно щедра на таланты, сколько достойных сынов
предъявила миру она, мы всегда на ваших избранников очень
рассчитываем. Чего стоит один только граф из Ясной Поляны, достопочтенный Лев Николаевич. Должен заметить, беспокойным клиентом старичок оказался, нам с ним порой бывает не
скучно. Рассуждает красиво и в жизнь влюблён беззаветно, вот
уж воистину непреходящее на все времена украшение. Забавно
наблюдать, как мудрость ваших славных поводырей сиротливо
пылится на книжных полках сама по себе, а человечество сломя
голову мчится на перекладных к месту своего назначения, прак-24
тически без оглядки по сторонам. Скажу не для посторонних, мы вовсе не против этой отчаянной гонки. Хотя в душе сожале-ем, что редко прислушиваетесь к дельным советам ваших му-дрых наставников.
Вся эта пустопорожняя болтовня, при всей своей видимой
незаурядности, ни в чём комдива не убеждала. Как всегда в
краснобайстве Создателя не было самого главного – не было яс-ных ответов на вызовы сегодняшних дней.
«В самом деле, – рассуждал сам с собою Чапай, – в дивизии
половина личного состава уже сложила головы в боях за победу
мировой революции, а Он рассказывает байки про чудаковатого
графа из Ясной Поляны. Графу тому, при его богатствах, ничего не оставалось, как только валять дурака и порожней писани-ной заниматься. А у меня за каждым бойцом вереница детишек
стоит, всех одеть, накормить полагается, без наследных имений
и крестьянского за миску похлёбки труда. Ничего, с беляками
разделаемся – всё устроится. Сейчас в последний раз попыта-юсь выложить Ему как на лопате основные задачи мировой революции».
И непреклонный комдив снова ринулся, будто с развеваю-щимся знаменем в свободной от шашки руке, в неравную схват-ку: – Всё-таки я хочу, чтобы Вы наконец-то пришли к понима-нию наших главных надежд, уважаемый Отче наш. Должен заметить, что народы подались в революцию не слепой, одуревшей
толпой, впереди у нас самые светлые умы человечества. Прежде
чем возглавить борьбу, пролетарские вожди написали великую
книгу, не уступит священному Писанию. Рекомендую запомнить, «Капиталом» этот труд называется. В нём, без всяких Мо-исеев, единственная заповедь написана, но уж больно толковая:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Вот мы и ведём дело
к мировому сплочению всех пролетариев. Вам, скорее всего, наших забот не понять, потому как привыкли промышлять в одиночку. Когда мир создавали, ни с кем не советовались, навороти-ли за шесть дней пойди разберись чего. Теперь нам приходится
25
всё переделывать, по законам равенства и братства, или как ещё
у нас говорят – по уму. Что бы Вам было понятно – честно и
справедливо. Так что, выходит, мы Вашу работу доделываем. Я
ни на что не намекаю, но у нас за такие услуги магарыч выставлять полагается, железное народное правило.
И вот уже после виртуозного командирского спича насту-пила вязкая, трудно текущая пауза. Василий Иванович пришёл
к радостному заключению, что это от его сокрушительных аргументов Создатель утратил способность по каждому поводу
умничать.
Тем не менее из телефонной трубки донёсся изрядно подсев-ший голос Создателя:
– Я здесь на другую табуретку пересел, поближе к форточке,
– после твоих откровений воздуха иной раз не хватает.
Действительно, было слышно, как скрипит кухонная табу-ретка, как заедает старинный несмазанный шпингалет и с шу-мом отворяется форточка. Даже едва уловимый шёпот считывае-мых валерьяновых капель не ускользнул от чуткого микрофона
мобильника.
– Ну что тебе сказать, – продолжил Всевышний, – за готовность помочь, конечно, спасибо, ощущаю плечо настоящего
друга. Только магарыч полагается выставлять по завершении
всей работы, если точно следовать вашей народной традиции.
Как только управитесь со своей революцией, дайте знать, Я не
замедлю, не привык оставаться в долгу. По такому случаю, не
исключено, что и Сына пришлю, пускай вместе с православным
людом порадуется. Между прочим, скучает за вами, хотя и обо-шлись с Ним не очень приветливо. Если пользоваться твоим сло-варем – не по уму, то есть не совсем справедливо. Извини, что
отвлекаюсь, но ты хоть обращаешь внимание, как нынче утром
в Разливе птицы поют? Давай помолчим, насладимся хоть малость – до чего же люблю наблюдать на ранней заре пробуждение вашей природы.
Василий Иванович невольно сосредоточился, и произошло
обыкновенное чудо – как будто во всю мощь врубили большой
26
колокольный репродуктор и вывалили на комдива бесконечно
пёстрое разноголосое пение птиц. В детстве он безошибочно
умел отличить дробное коленце малиновки от трели с росчерком певчего зяблика. Как никто иной понимал разницу между
дроздом белобровиком и тем же рябинником, но даже не заметил, как все эти милые, трогательные навыки безвозвратно рас-терял по фронтам мировой революции. Только поганое вороньё
не позволяло забывать о себе, регулярно отмечаясь на штабных
документах картечными залпами.
– Да ты не расстраивайся шибко, Василий. Я и сам иногда
увлекаюсь сверх меры работой, забываю про всё, представь
себе и про пение птиц, – несомненно для учтивости, деликатно вошёл в положение смущённого собеседника Создатель. –
Всё-таки, согласись, не умеем мы ценить обыкновенную жизнь, может, потому и шарахаемся в буреломы мировых революций.
Между прочим, Я немного опасаюсь – это ваше невиданное объединение всех пролетариев, оно не будет препятствовать прекрасным порывам души поодиночке влюбляться, обзаводиться
детишками, с упованием отходить в мир иной, наконец? Много
чего приходится делать человеку без постороннего глаза, чтобы
оставаться в образе прародителя вашего, иначе недолго ведь и к
макакам скатиться. Я уже не говорю о покорении олимпов бессмертия. Лев Толстой хотя и выходил на сенокос с мужиками, но великие романы ваял без свидетелей. Так же как и дивный
поэт Александр, в преподобии Пушкин, под шум ветвей и скрип
гусиных перьев, палил одиноко свечу томительными болдин-скими вечерами.
– Кто ж спорит, Отче наш, – с готовностью подхватил беседу комдив. – Случаются занятия, в которых и мы пока что по-рознь стоим, а там дальше видно будет. Москва ведь не сразу
строилась. После окончательной победы мировой революции не
хуже чем в раю обустроим жизнь на Земле. Ещё будете приле-тать к нам в дивизию, как на курорт, отдыхать от вселенских
забот. Лично для Вас, по дружбе, льготную путёвку в штабе обязательно выпишу. Поселим в лучшие номера, для командирского
27
состава назначенные. Не очень удобно расспрашивать, но если
понадобится, сможем путёвку и на двоих предложить. Хотите, с
видом на Эльбрус, а можно – с балконом на тихую бухту. Выру-лите среди ночи на балкон с кем следует, вдохнете запах прибоя
и такие силы привалят, что уже до утра заснуть не получится.
В ответ на заманчивое предложение Создатель разразился
таким неестественно громким хохотом, что Василий Иванович
натурально забеспокоился о технической сохранности мобильного аппарата. Это была одна из многих причуд таинственно
возникшего небожителя. Он всегда начинал смеяться неожиданно, в самых неподходящих местах, заставая комдива врасплох, и очень резко, как сабельным махом, прекращал ликование.
И вот на сей раз, после приступа гомерического хохота, безо всяких уважительных причин шлёпнул что-то совсем непотребное, впору было категорически обидеться и никогда не отвечать на
звонки.
Представьте себе, вопрос Создатель поставил как-то совсем
возмутительно, недопустимо бесцеремонно. Судите сами, Он
без всякой подготовки, как обухом по голове, бессовестно брякнул:
– Скажи мне, гулёна, по чести, ну какие из вас райские жители? Ты зачем это с Анкой при законной жене по делам волокит-ства балуешь?
– Опять двадцать пять, – завёлся с пол-оборота Чапай и едва
сдержался, чтобы не вышвырнуть дьявольский мобильник в
студёное озеро. – И далась же Вам эта златокудрая девка. Разве
не противно за всеми подглядывать, как прыщавый мальчишка
в замочную скважину. Уж на что непреклонен наш Фурманов
и тот по праздникам новобранцам самоволки скощает, понимает, что всякому человеку полезно бывает иногда и расслабиться.
Это только на небесах жизнь спокойна да благостна, а в дивизии
с утра до ночи мечешься между чёртом и ладаном. Поди ещё
разберись, где сподручней. От Вас, между прочим, никто ещё ве-сточки не присылал, не выступил в роли свидетеля, а доверяться
пустым обещаниям про безмятежную райскую жизнь, согласи-28
тесь, не совсем привлекательно. И есть она сладкая загробная
жизнь или нет её вовсе, кем-то вилами по очень мутной воде
для соблазна, а может, и в насмешку, написано. Вот покончим
с беляками, шашку над койкой приколочу, детишек полный дом
приживу, сам нянчить стану. Разве я не понимаю, что с законной
женой миловаться положено. Всё наладится, дайте срок.
– Лучше бы ты с этими занятиями не откладывал, – участливо посоветовал Создатель. – Всего ведь не предусмотришь, не
забывай любимую присказку бывалых казаков: «Человек предполагает, а жизнь копытом лягает». Постоянно предостерегаю