Шин кивнул. Кэрол поднялась и подошла к холодильнику.

- Я тут кое-что приготовила, пока вас не было...

- Кэрол!

Она выпрямилась и, не оборачиваясь, спросила.

- Что?

- Не стоило. Я бы мог и сам... Чёрт! – Он поднялся и подошёл к ней. Теперь она повернулась и встретилась с ним взглядом.

- Ты побереги себя. – Как можно мягче сказал он.

- Ты представляешь, каково это – полгода жить только для себя?.. – Тихо и быстро проговорила она. – Когда некому даже оценить твои кулинарные способности, пусть и не выдающиеся. Так что заткнись, сядь и наслаждайся!

Она задорно улыбнулась и в глазах заплясали чёртики. Шину вдруг захотелось обнять её. Он отступил на шаг, боясь не сдержаться, и произнёс.

- Теперь я понимаю Патрика!

Кэрол смутилась и, чтобы скрыть это, сказала.

- Ладно, можешь накрыть на стол, пока я буду разогревать!

Шин послушался, втайне удивляясь себе. Ещё ни с одной девушкой он так не общался. Открытость Кэрол, её своеобразная манера говорить и смотреть поражали и даже восхищали его. Где-то внутри он уже понимал, к чему это может привести, но не мог остановиться. Дом друга и его вдова уже заняли место в его душе, и похоже, собирались поселиться там надолго.

Кинг вернулся в мастерскую. Он стоял там, вдыхая запахи, давно уже ставшие родными – древесина, краски, даже прошлогодние листья, подброшенные ветром в окно... Кинг специально оставил их – он считал это подарком. От кого? Наверное, от того Неизведанного, что разглядел Шин в осеннем пейзаже. Кинг знал и любил каждый уголок своего дома, а мастерская была самым любимым местом для него. Вот только сейчас он стоял перед картиной и не решался снять с неё покрывало. Все его картины жили своей жизнью. Это могла быть умиротворённая жизнь, задумчивая или радостно-ликующая, но Жизнь. Здесь же под тканью скрывалась Смерть. Картина пугала его и раньше, но теперь, после слов Шина, а главное – его реакции на неё, Кинг всерьёз задумался. В конце-концов, картину можно уничтожить. А можно... дописать.

Он, наконец, протянул руку и снял с неё покрывало. И тут же отступил. Чёрные глаза смотрели с мёртвого лица, и Кинг попытался прочесть, что же такого он вложил в этот взгляд. Какую боль или смертельную потерю мог пережить обладатель таких глаз, чтобы умереть при жизни? До каких тёмных глубин самого себя нужно опуститься, чтобы так смотреть? Глаза говорили Кингу: ты умрёшь, умрёшь непременно, а солнце будет всё так же всходить по утрам, и ветер – играть листьями, и море – шуметь волнами прибоя. Но и это исчезнет. Солнце потухнет, листья обратятся в прах, моря высохнут. Иллюзии, которыми ты живёшь, не выдержат проверки всемогущим временем. Ты стал жертвой великого обмана, потому что смерть породила жизнь, чтобы ей было чем заняться в вечности. Кинг закрыл лицо руками, а когда убрал их, оказалось, что он стоит вплотную к картине. Лицо девушки, которая разорвала ткань времени и вышла за пределы круговорота жизни и смерти. И заплатила за это своей душой.

Кольцо огня мерцало за её спиной. Языки пламени рвались с картины в комнату, и Кинг чувствовал на лице их жар. И темнота вокруг ждала продолжения. Кинг снова смешал краски, чтобы получить эту сине-лиловую мглу. И начал дописывать картину под прицелом чёрных глаз.

Теперь всё кажется сном. Лин стояла у дверей кафе и курила, глядя на то, как солнце словно в замедленной съёмке падает за горизонт. Дорога была подсвечена оранжевым, и трава, растущая вдоль обочины, горела ярким пламенем заката. Всё, что было до тюрьмы, смыло временем, оставив лишь картинки. То, что она пережила потом, гораздо прочнее въелось в душу. И новый мир, открывшийся ей сейчас, парадоксальным образом накладывался на картину пережитого за последние семь лет. Одно с другим не сочеталось – слишком резок был переход из мира в мир. Она снова прислушалась к окружающим звукам и попробовала отключить внутренний голос. Но мысли не давали ей покоя, они возвращались как навязчивая мелодия. Где этот засранец водитель?! В туалете просто нечем заниматься так долго! Машина стояла рядом, и Лин не опасалась, что водитель «сивика» незаметно удерёт. Но он мог что-то задумать, чтобы избавиться от неё.

Не успела она подумать об этом, как двери забегаловки открылись и оттуда вышли двое. Оба были приземистыми и широкими как телевизор, неопрятно одеты и к тому же пахли перегаром. У обоих были узкие лбы, широкие рты и ни проблеска интеллекта во взгляде блестящих от алкоголя и возбуждения глаз. Братья, подумала Лин, настороженно разглядывая гоблинов. Те уставились на неё, потом переглянулись, и один кивнул другому. Лин всё поняла. Она прыгнула к машине. Гоблины оказались проворнее, чем она думала. Проявив чудеса нетрезвой прыти, один из них бросился ей под ноги и железным капканом обхватил лодыжки. Лин упала навзничь, ударившись головой об посыпанную гравием площадку. Второй молниеносно оказался рядом, схватил её за шиворот и зажал рот рукой. Резво подняв её яростно извивающееся тело, гоблины понесли девушку куда-то за пределы площадки. Туда, где за зданиями кафе и мотеля начиналась безлюдная пустошь.

Лин бешеным рывком высвободила правую ногу и пнула кого-то из братьев. По приглушённому полурёву-полувсхлипу она поняла, что попала куда надо. Руки, державшие её за ноги, на какой-то момент ослабли, и Лин снова рванулась всем телом. Второй гоблин выругался. Лин наконец обрела опору под ногами, резко присела, вырвавшись из плена грязных лап, но на её голову тут же обрушился удар кулаком. Она покатилась по земле.

- Держи суку! – Сдавленно пропыхтел один из братьев – тот, что держал её за ноги, а теперь держался за собственный глаз. Из рассечённой брови гоблина обильно текла кровь. Второй гоблин двинулся к ней. Лин подняла голову, ставшую вдруг очень тяжёлой, и попыталась уползти.

- Плохая идея, детка! – Проворковал второй гоблин, нагнал её в два шага и с размаха пнул в бок. Лин стиснула зубы, чтобы не застонать в голос – рёбра вспыхнули огнём. Гоблин прижал её коленом к земле, схватил за волосы и поднял ей голову.

- Барт! – Позвал он. – Иди врежь ей!

Первый гоблин с перекошенным ненавистью лицом подошёл к ней. Его брат продолжал держать Лин за волосы, и ей ничего не оставалось кроме как смотреть. Гоблин приблизился на расстояние удара. Его ноги были обуты в ботинки. После удара таким ботинком на лице живого места не останется... Когда он размахнулся, Лин закрыла глаза. Открыть их она уже не смогла.

- Похоже, ты её вырубил, Барт!

Барт нагнулся и посмотрел в окровавленное лицо Лин. Глаза были закрыты. Кровь струилась из носа, текла из разбитых губ...

- Да! – Удовлетворённо кивнул Барт. – И личико подпортил... Дэйв, глянь, что у неё в карманах!

Дэйв отпустил безжизненное тело Лин, порылся в карманах её куртки и джинсов, и вытащил на свет божий несколько смятых купюр, полупустую пачку сигарет и зажигалку.

- Негусто... – Разочарованно протянул Барт. – Ладно, бросай эту сучку и пойдём!

- Эй!.. – Обиженно ответил Дэйв. – А как же?..

И он выразительно шлёпнул девушку по заду.

- Да брось! Водила отстегнул нам сотню баксов, зачем ещё возиться?

- Ну разок!

Барт огляделся.

- Ладно. Раздевай!

Внезапно стемнело и подул резкий ветер. Барт поёжился и посмотрел на заходящее солнце. Только что оно висело над горизонтом, и вдруг резко исчезло.

- Быстро темнеет... – Пробормотал Барт. – Ладно, это нам на руку!

Он присел, чтобы помочь Дэйву стащить с Лин одежду. И замер, напряжённо прислушиваясь.

- Что такое? – Вскинул голову Дэйв.

- Ты слышал?

- Слышал что?!

Ветер снова донёс до слуха Барта протяжный вой.

- Что за чертовщина? – Он посмотрел на Дэйва.

- Койот?.. – Неуверенно предположил тот.

Ветер взметнул чёрное облако у дальнего края пустоши и стремительно погнал его вперёд. Прямо на них. Там, где пролетало облако, трава ложилась как под косой. И снова раздался вой – уже ближе. Звук двигался вместе с облаком.

Весь дрожа, Дэйв вскочил на ноги.

- Срань господня, Барт, бежим!!!

Он дёрнул Барта за плечо. Тот, словно очнувшись, поднялся и они бегом бросились к дороге. Они ни разу не оглянулись и никто из них до конца жизни не возвращался на это место.

После удара в лицо Лин погрузилась в бесконечную темноту. Её тело падало и всё никак не могло остановиться. Темнота не позволяла понять, куда она летит – вверх или вниз, было только ощущение падения. Потом оно прекратилось. И Лин ощутила чьё-то присутствие. Оно казалось живым, но в то же время источало мертвящий холод. Тело Лин обволокло этим холодом, и её понесло куда-то, будто снежинку ветром. Темнота постепенно наполнялась светом, но свет этот оставался сумеречным, неярким. Лин наконец увидела небо тёмно-лилового цвета, по которому чёрными тенями летели облака. Скорость движения была такая, что дух захватывало. Лин летела... Осознавая, что это не сон, чувствуя пронизывающий холод, и не в силах самостоятельно пошевелиться. Она вдруг поняла, что ощущает звуки всем телом, словно физические прикосновения. Мягкое касание бархатного шёпота, резкие крики ночных птиц, вонзающиеся в тело подобно маленьким иголкам, и совсем уже невообразимые голоса звёзд, упруго прощупывающие её подобно массажёру. Холод превратился в приятную прохладу, скорость полёта снизилась, а тело почувствовало новые звуки. Стрёкот цикад молоточками стучал по её коже, неясный гул не то машин, не то голосов скользил по ней грубым шерстяным одеялом. Потом она увидела яркий свет из окон, и почти тут же движение прекратилось. Все звуки отошли на второй план, уступив место вкрадчивому голосу, не принадлежащему ни мужчине ни женщине. Голос произнёс её имя.

После этого ощущение чьего-то присутствия исчезло, и на Лин нахлынула боль. Она снова почувствовала тяжесть своего тела, звуки вновь стали просто звуками. Лин поняла, что лежит на асфальте. Упёршись в него руками, она подняла голову и прямо перед собой увидела стеклянные двери, сквозь которые лился призрачный белый свет. Она успела прочесть надпись «больница» над дверями и вновь провалилась во тьму – на этот раз без звуков и видений.