На той неделе я сходил с Гарри Джексоном в принадлежавший его приятелю магазин на Черинг Кросс Роуд и купил себе дубленку. Он оказался отличным парнем, скостил мне десятку, но все равно я заплатил немало — сорок пять. Я бы никогда в жизни не потратил столько на полушубок, но человек пять-шесть из наших имели такие, и Гарри уверял, что это отличная цена. Артур Прескотт сказал: «Не слушай его. Рон, он получает комиссионные», но сам купил себе точно такой же.

Я надел обновку — по-моему, было здорово: тепло, да и смотрелось неплохо. Продавец — он болел за «Боро» — сказал: «Жаль, что ты не можешь надевать ее в воротах». «Точно», — сказал я и подумал о тех промозглых днях, особенно когда тебе практически нечего делать и ты слоняешься в воротах по грязи; ноги мерзнут, пальцы немеют. Я пощупал кожу, она была толстой и плотной, и вдруг я подумал о своем старике, расхаживавшем в синем форменном кителе в любую погоду.

Просто потрясающе, как нас обхаживали прилипалы. Они обеспечивали нас всем — едой, одеждой, развлечениями. Однажды пригласили в «Хилтон» на Парк Лейн на какой-то боксерский турнир. Все мы были одеты в вечерние костюмы и все такое.

Для меня «Хилтон» был, как заграница: то, что ты видишь, — а не увидеть этот небоскреб просто невозможно, — но где и в мыслях не держишь побывать. Но вот я был там: вошел в холл в своей дубленке, посреди всех этих солидных людей, с сигарами, и потрясающих девчонок в мехах и бриллиантах. Я взял смокинг напрокат, но ребята сказали, что мне следует обзавестись своим собственным. Надо сшить на заказ, объясняли они, это выйдет дешевле, к тому же есть один портной, болельщик «Боро», который сделает скидку. Временами мне казалось, что все вокруг — болельщики «Боро».

Все было немного странно. Мы расселись за столиками со всякими закусками — ребята в смокингах, разодетые в пух и прах девчонки, — а в середине зала был боксерский ринг. Кто-то встал и сказал: «Мы рады, что сегодня у нас в гостях футбольная команда «Боро Юнайтед», и мы поднялись, а все захлопали. А потом два парня вышли на ринг и принялись дубасить друг друга. Я всегда считал бокс какой-то ерундой, мы иногда баловались между собой — просто так, для смеха. Но здесь было забавно: бокс казался тут совершенно не к месту. Впрочем, так же, как и мы.

Признаться, я все больше это чувствовал, особенно дома. Словно живешь в двух мирах. У большинства ребят было по-другому: либо они были женаты и жили в своих домах, где-нибудь на Саутгейте, Вуд Грине или еще где, либо приехали из провинции и снимали комнаты. Были среди нас один-два парня из Лондона, как и я, — например, Артур, — но, по большому счету, мы и с ними находились в разных лодках.

Перед выходом мама помогла мне завязать галстук, сам я ни за что бы с этим не справился. Она сказала отцу: «Он выглядит превосходно, правда?», но по-моему, я смотрелся, как пришелец с другой планеты, и не мог дождаться момента, когда пора будет уходить. В «Хилтоне» мне было тоже неуютно, но по-другому. Надо сказать, что никто из наших, кажется, не обращал внимания на то, что давило на меня: все веселились и смеялись, хотя много не пили, потому что босс был с нами. Однажды он перехватил мой взгляд и сказал: «Ну как, неплохо, а? Лучше, чем стоять в очереди за бесплатным супом в Глазго!». И я подумал, что, возможно, когда-нибудь тоже привыкну к этому, как они.

На «Олд Траффорде», в своем пятом матче я пропустил первый гол. Забил его Джорджи Бест, так что мне не на что было жаловаться, — гол был сказочный. Когда мяч попал к нему, невозможно было представить, что у него что-то получится: мяч шел высоко, а он, стоя в центре штрафной в окружении трех защитников, да еще спиной к воротам, скинул его себе в ноги, и прежде чем я успел что-либо сообразить, развернулся и ударил левой. Я ничего не заметил, просто вытянул руку, а мяч просвистел мимо. Вот это гол! Для этого Парня не существовало законов природы.

Конечно, это должно было случиться перед «Стретфорд Эндом», откуда по обыкновению шел самый чудовищный шум, — видимо, судьба так распорядилась, чтобы я в полной мере ощутил, что значит пропустить гол. В особенности после того, как я не стал вынимать мяч из сетки (а я ни за что бы не стал этого делать). Тут уж зрители совсем озверели, словно их лишили самого лакомого блюда. «А ну, давай, иди за мячом, такой-растакой, — орали они, — у тебя что, паралич, что ли?». А потом, когда Артур выбил в поле мяч, начали издеваться: «Да он просто не верит, что был гол!». После того, как игра возобновилась, они начали петь, подражая «Копу»: «Рон пустил пенку, Рон пустил пенку, и-эй-эдди-о, Рон пустил пенку!». Затем в ход пошли монеты. Я услышал, как что-то шлепнулось в грязь у моих ног, и посмотрел вниз: новый двухпенсовик. Я поднял его и рассмотрел поближе — кто-то заточил край монеты. Нормально, подумал я.

Один там, за воротами истошно заорал: «Хочешь пойти к судье, нюня? Смотрите, он собирается пожаловаться судье!», и тут градом посыпались новые монеты. Одна из них даже попала мне в спину, но не больно. К счастью, игра переместилась к противоположным воротам, и я смог отойти примерно к тому месту, откуда пробивают пенальти, — там они уже не могли меня достать. Но все равно было не очень приятно думать о том, что рано или поздно придется вернуться назад и заботиться не только о мяче, но и о монетах. К тому же я слышал, что иной раз там бросают вещи и покрупнее.

В результате судье пожаловался Джеки Нокс. Он пришел в штрафную площадь, когда игроки «Юнайтеда» далеко выбили мяч, и увидев монеты, спросил меня: «Они что, бросали это в тебя?» Я ответил «да», и он позвал судью, а мы начали собирать монеты. Собрали около дюжины. Судья позвал полицейского, тот поговорил с инспектором, и они оба пошли потолковать со «Стретфорд Эндом», который к тому времени уже обложил меня всеми ругательствами, имеющимися в английском языке. Затем игра возобновилась, и теперь они ограничились только оскорблениями, что было тоже не очень-то приятно, но хотя бы не могло причинить вреда. Надо сказать, что среди них было немало порядочных свиней.

В конце концов мы проиграли из-за этого гола. Не думаю, что я провел плохой матч; хотя нам иногда приходилось туго, но до серьезных моментов дело не доходило, наша защита со всем справлялась хорошо. Парням из «Юнайтед» предстояла кубковая игра в следующую субботу, и, вероятно, поэтому они не слишком напряглись. Мы уже были выбиты из Кубка «Дерби Каунти», и нам вообще было не за что бороться.

Так все и шло до конца сезона. Я сохранил свое место, мы что-то выиграли, что-то проиграли. Но рядом с боссом, который придавал мне уверенности в себе, у меня не было проблем. Да их обычно и не бывает, в семнадцать-то лет.

Я иногда встречался с Майком, по старой памяти заглядывая на игровую площадку. Во время сезона времени у меня было не много, но летом я иной раз заскакивал туда — не играть, а так, просто посмотреть. Ребята просили меня встать в ворота, особенно самые молодые, появившиеся уже после моего ухода. Майк тоже говорил: «Давай, Ронни, посмотрим, улучшилась ли твоя игра, сынок», и иногда я вставал на несколько минут. Но не часто. Не то, чтобы я важничал, нет. Просто когда ты настоящий профессионал, играешь в лиге, твое отношение меняется. Не хочется лишний раз рисковать, особенно если ты вратарь, потому что знаешь: в субботу ты должен будешь рисковать. Им это было нелегко объяснить, но я видел, что Майк понимает меня; если я отказывался играть и просто смотрел, он не возражал, хотя отпускал какую-нибудь шуточку, вроде: «А, у тебя новый костюм, да, Ронни? Боишься его испортить?».

Через пару недель после начала нового сезона нам предстояло лондонское дерби: мы принимали «Арсенал». Однажды вечером раздался звонок в дверь, я открыл и увидел Майка. Он выглядел немного смущенным — уставился куда-то в пол и все такое, и в конце концов сказал: «Я не хотел бы просить тебя, Рон, но может быть, у тебя есть пара билетов — из тех бесплатных, что вам дают. То есть я, конечно, заплачу, бесплатно не надо. Понимаешь, на прошлом матче «Боро» — «Арсенал» все билеты были заказаны, и я не смог купить. Иначе я бы, конечно, пошел на трибуну, как обычно». Он улыбнулся и добавил: «За твоими воротами, разумеется».