Силезия, лежавшая между Саксонией и Польшей, считалась нейтральной, так как принадлежала в те времена австрийскому императору Иосифу, не воевавшему ни с Августом Саксонским, ни со шведами. Но, поскольку армия шведского фельдмаршала Рёншильда, не считаясь с нейтральными правами, свободно разбойничала в богатой Силезии, то Нелидов, поставленный со своими новгородцами в передовую линию, заключил устную конвенцию с местными властями Флэтсдорфской округи, обязуясь защищать ее от нападения шведских рейтар, и пользовался за это обильным довольствием окрестных гроссбауэров. Опасаясь, что русские драгуны вслед за запорожцами самочинно уйдут через Малую Польшу в Галицию, фельдмаршал Шуленбург закрыл глаза на это своеволие русского полковника. Да и жители Флэтсдорфа не только не писали жалоб в Вену, но и радовались такому надежному прикрытию от разбойничьих разъездов шведских рейтар.

Роман получил за Тюлендорф офицерский чин. Шведский генерал Веллинг отсек тогда четыре русских полка, зажал их в селении. Шведская артиллерия подожгла Тюлендорф. Командующий русской бригадой прусский генерал Гэртц собрался уже было выбрасывать белый флаг, да выручили драгуны. Новгородцы пошли в атаку косым строем, уступом — эскадрон за эскадроном. Взвод Романа летел в голове уступа по большаку прямо на шведские пушки. Первый залп шведской картечи смел половину драгун, но остальные не остановились, а вслед за Романом ворвались на шведскую батарею, которая так и не успела вторично разрядить свои пушки. Вслед за драгунами, пробившими брешь в железном кольце Веллинга, вышли и остальные русские части.

За сей подвиг — взятие батареи в конном строю — Роману и пожаловали тогда чин прапорщика. Ныне же, за отсутствием прочих офицеров, выбитых войной (корпус был отрезан от России и пополнений не получал), новоявленный офицер был спешно произведен в подпоручики и стал командиром эскадрона. Вахмистром в эскадрон к Роману Нелидов откомандировал его бывшего дядьку Кирилыча, со вздохом простившегося с полковничьей кухней, бразды правления на коей взяла одинокая вдова Лизхен, в доме которой широко и привольно расположился полковник.

В декабрьскую гнилую погоду Роман со своими драгунами возвращался из ночного поиска. Несмотря на снег и дождь, вид у драгун был отменно задорный и драчливый — люди еще не остыли после ночной схватки. Да и к непогоде новгородцам не привыкать. Эскадрон Романа был набран в основном на Валдае, служивые были родом из ямщицких селений и сызмальства были привычны к лошадям и к любой непогоде.

Поиск оказался удачным. Ночью переправились через Одер, бесшумно обошли шведскую заставу и на Варшавской дороге неожиданно напали на обоз авангарда армии Рёншильда. Взорвали фуры с порохом и прочим воинским припасом, захватили много солдатского добра: сапог, теплых плащей. Все это было уложено в тюки, приторочено- к седлам, а в солдатских фляжках булькала столь здоровая при непогоде огненная гданьская водка — разбили несколько бочек.

— Эскадрон, песню! — скомандовал Ренцель. Старый вояка сам ходил в поиск вместе с эскадроном, взял на абшид шведского офицера, чем был очень доволен. Эскадрон выполнил приказ фельдмаршала Шуленбурга,— шведский интендант-офицерик, притороченный к седлу вместо тюка, знал всю дислокацию шведской армии.

«Эх, черный глаз, поцелуй хоть раз!» — грянули выехавший в первый ряд песенники, и эскадрон, ровняя ряды, вступил во Флэтсдорф.

Посреди площади в пешем строю был выстроен весь полк. Ренцель и Роман, подскакавшие к Нелидову для рапорта, увидели рядом с командиром полка красноносого сутулого генерала, помощника Паткуля Гэртца, по вине которого добрая половина русского корпуса оказалась в окружении под Тюллендорфом.

Не дослушав победного рапорта Ренцеля, Гэртц высокомерно приказал ему спешить эскадрон и встать в общий строй.

Пробили тревожную дробь барабаны: слушай команду!

Но так как Гэртц ни слова не знал по-русски, то и приказал зачитать приказ командующего корпусом генерал-аншефа Паткуля командиру полка.

Нелидов выехал на середину каре мрачный, насупленный, в натянутой от холодного ветра по самые уши форменной треуголке и хриплым, простуженным голосом стал читать приказ Паткуля о переходе русского корпуса на службу к австрийскому императору — цезарю. Выходило, что корпус передавался на цезарскую службу сроком на один год для опыта. Русские солдаты обязаны были теперь проливать кровь в чуждой им войне за испанское наследство, ради интересов австрийских Габсбургов. Правда, придворный военный совет в Вене со своей стороны обещал оказать русскому корпусу всевозможные облегчения.

«Свобода вероисповедания неприкосновенна. Плата жалованья обеспечена,— простуженно хрипел Нелидов.— Господам офицерам гарантировано полное равенство в рангах с цезарцами. Австрийский гофкригсрат обещает ко всему тому русское войско употреблять только на Рейне иль в Нидерландах и единственно в крайнем случае в Италии».

Тревожным эхом отдавались эти слова для русских солдат и офицеров. Соглашение, подписанное Паткулем, уводило их еще дальше от русских рубежей и обещало им одно — конечную погибель в неведомых битвах ради чужих интересов. Ведь теперь предстояло сражаться не против коренных супротивников России шведов, а против неведомых французов, ради персоны неведомого цезаря.

Солдаты и офицеры стояли враждебно-угрюмые, точно полк выслушивал свой смертный приговор.

«Нет, из этих солдат не выйдет наемников-ландскнехтов...»— думалось Ренцелю, когда он вглядывался в лица своих драгун. Только несколько офицеров-иноземцев были явно довольны переменой, которая обещала им двойное жалованье и новые чины. Русские же офицеры смотрели столь же угрюмо, как и солдаты. Да и сам полковник...

Ренцель вдруг увидел, как Нелидов вроде бы случайно выпустил из рук Паткулев приказ и студеный декабрьский ветер подхватил и понес бумажку над крышами домов Флэтсдорфа. Приказ генерал-аншефа стал вдруг пустой бумажкой, коей свободно играл ветер. И ни Нелидов, ни кто из драгун не погнались за ненужной бумажкой. Одни офицеры-иноземцы бросились было ловить... но Нелидов остановил их.

— Сей Паткулев приказ для меня и моего полка...— крикнул он Гэртцу, враз излечившись от простуды, сильным и смелым голосом,— пустой клочок бумаги, пока под ним нет государевой подписи. Токмо сам государь имеет право передавать русский корпус на службу иной державе!

Состоявший при Гэртце молоденький офицер из штаба саксонского фельдмаршала Шуленбурга Карл Гохмут с удовольствием перевел ему слова полковника.

— Но это же бунт! — взбесился Гэртц. — Сквозь строй весь полк! Шомполов всем, не исключая и полковника.

Гохмут только пожал плечами:

— Боюсь, они растерзают и вас и меня, если я переведу им ваш приказ!

— Что вы хотите, из этих солдат никогда не выйдет наемников... — философически заметил Ренцель, — И я, старый ландскнехт, скажу, что они правы, что не хотят проливать кровь не ради родины, а ради денег.

Ни один полк русского вспомогательного корпуса не выполнил самочинный приказ Паткуля и не ушел на службу к австрийскому цезарю. Корпус остался на саксонской службе, а фельдмаршал Шуленбург поспешил бросить его в наступление.

Когда командующему шведской западной армией фельдмаршалу Карлу Рёншильду доложили, что саксонцы переправляются через Одер, то сразу он и не поверил, что старый обжора и сибарит Шуленбург вылез из-под теплой перины, снялся с зимних квартир и решился дать шведам генеральную баталию в февральские вьюги.

Правда, Рёншильд знал, что король Август со своей польской кавалерией самочинно покинул Гродно, оставив русскую армию Огильви в самой тяжелой позиции, в полуокружении войск Карла XII. И, зная об этом маневре Августа, Рёншильд, как старый солдат, вывел совершенно простое и ясное заключение, что Шуленбург решился на сражение лишь в надежде на скорое соединение с кавалерией Августа и потому следует поспешить навстречу Шуленбургу и разгромить саксонскую пехоту до прибытия польской кавалерии. И вот запели горнисты в шведском лагере под Варшавой, и понадобилась всего пара часов, чтобы шведская армия снялась с зимней стоянки и штыки нескончаемых колонн шведских войск ровно заколыхались по дороге к Фрауштадту, а за ними последовали артиллерия, тяжелые фуры с порохом, амуницией и продовольствием, военно-полевые суды и конные жандармы,— словом, был заведен весь математически точно выверенный механизм шведской армии.