В Фрауштадт шведы вступили первыми, опередив саксонцев на целый переход. Правда, на обратном выходе из города рейтары столкнулись с разъездом русских драгун, и случилась неприятная история с французским офицером на шведской службе, графом Линаром, который по своей природной пылкости погнался за русскими и угодил в засаду. Но что поделаешь: француз!

Жерла тяжелых шведских орудий нависли над Варшавской дорогой. Дождливый балтийский ветер, налетевший с берегов далекой родины, бодро развевал желтые шведские знамена, украшенные изображением льва. Все предвещало, казалось, скорую и неминуемую победу. И хорошо, что подымалась метель. Всей Европе было известно, что одни закаленные шведские викинги способны были неукротимо сражаться в самую неистовую пургу и жестокие морозы. А сам он, Рёншильд,— непревзойденный мастер снеговых походов и зимних баталий. Разве не он и не его гренадеры смяли центр русской армии в тот метельный день 1700 года под Нарвой? Для короля Карла то была первая серьезная баталия, и всем предприятием, даже и по форме, руководил не король, а он, старый фельдмаршал Рёншильд. Правда, придворные льстецы и одописцы украли у него, Рёншильда, эту славную викторию, отдав лавровый венок победителя молодому королю. Но баталию при Фрауштадте у него никто не похитит. Он тут единоначальник, и это будет его несомненная виктория, после которой имя Рёншильда станет в один ряд с именами таких славных полководцев, как принц Конде, Тюренн, Вобан, Мальборо и принц Евгений Савойский. Костлявый, сухой старик кичливо вздернул маленькую, подстриженную бобриком голову, глядя, как смыкаются в единую, ощетинившуюся штыками линию железные батальоны шведских гренадер. Рёншильду все эти проходящие там, внизу,— и солдаты его армии, и солдаты , противной армии — не представлялись самостоятельными людьми, со своими людскими радостями и заботами, способностями и желаниями, а виделись лишь винтиками в сложном механизме, который направляли воля и гений полководца.

Казалось, все было предусмотрено и продумано Рёншильдом в его великолепной диспозиции, но, когда рассвело, шведы увидели лишь догорающие костры в неприятельском лагере.

Ночью саксонцы бесшумно снялись с места и отступили обратно за Одер, разрушив за собою мосты. И Рёншильд никогда не узнал, что превосходно подготовленная им баталия была сорвана в тот самый момент, когда Кирилыч заарканил офицерика-француза, а Роман срочно представил полоненного графа Линара пред светлые очи фельдмаршала Шуленбурга. Полузадушенный Линар, после того как вахмистр целую версту проволок его на татарском аркане, оказался столь словоохотлив и любезен, что охотно поведал Шуленбургу все планы и секреты шведов. И фельдмаршалу доподлинно стало известно, что во Фрауштадт вступили не отдельные шведские части, а вся армия Рёншильда и что этой армии приданы большая часть шведской артиллерии и отборные гвардейские и гренадерские батальоны.

В отличие от Рёншильда Шуленбург не искал славы. Он был обыкновенным, посредственным генералом, обожавшим парады и летние лагеря, и больше всего на свете любил хорошую кухню. По натуре Шуленбург был миролюбив и считал, что война портит войска, так как отучает солдат от плац-парада.

— Что будем делать, мой генерал?— спросил Шуленбург своего начальника штаба, после того как допрос графа Линара был окончен,— Атаковать или отступать? Что вам подсказывает тактика?

Генерал пехоты Востромисский, к которому был обращен вопрос, зябко поежился, вспомнив нескончаемые синие колонны шведов, которые все выходили и выходили из Фрауштадта, и перевел свой взгляд на Шуленбур-га. Фельдмаршал, запахнувшись в теплый тулуп, заботливо накинутый на его плечи адъютантом, покойно сидел на полковом барабане и доедал холодную курочку.

— Его величество приказали произвести нам сильную диверсию...— нерешительно начал Востромисский, стремясь предугадать ход начальственной мысли.

— Вот именно, диверсию...— обрадованно подхватил Шуленбург,— И мы диверсию уже произвели куда сильнее — почитай, всю шведскую армию выманили...

— Именно так, ваше превосходительство. Идти сейчас против такой сильной фортеции, как Фрауштадт,— идти на верную погибель! — обрадовался Востромисский.— Славный имперский стратег Монтекукули в таком случае говаривал: сделаем шаг назад, чтобы потом удачнее сделать два шага вперед!

— Все правильно — Монтекукули, Монтекукули!.. Так и отпишем королю. А сейчас приказываю — ночью же отступать! — Шуленбург осушил бокал, налитый адъютантом, сел в зимний возок, закутался в тулуп и кинул: — К переправам, на Одер!..

Так началась очередная ретирада саксонской армии.

После отъезда фельдмаршала генерал Востромисский пригласил к себе пленного Линара отужинать чем бог послал и за ужином убедил графа немедля перейти на саксонскую службу в полки французских наемников, составлявших у саксонцев отдельную бригаду. Линар охотно дал согласие, и Востромисский распорядился тут же выдать графу подъемные и жалованье на месяц вперед. Начальник штаба почитал приобретение столь крупной персоны важной находкой для саксонской армии.

Русским же драгунам, пленившим Линара, было приказано выдать от щедрот фельдмаршала по чарке гданьской водки. Но виночерпий фельдмаршала опять же сплутовал и выдал драгунам вместо чистой водки мутной сивухи. Продрогшие в снежной засаде драгуны, морщась, опрокинули по чарке и поскакали к полковой кухне.

Войска армии Шуленбурга отступали. Саксонцы открыто радовались возврату на родину из Польши, корона которой никому из них, кроме короля Августа, была не нужна. Солдаты русского вспомогательного корпуса отходили, на чем свет кляня саксонского фельдмаршала, обещавшего им в начале похода пробиться в Гродно на соединение с русской армией и показавшего хребет неприятелю без единого пушечного выстрела.

Во французской бригаде наемники тоже ворчали, недовольные тем, что не успели-таки разграбить Фрау-штадт: «С этими саксонцами нам никогда не видать доброй добычи. Да и что можно получить, сражаясь на стороне обреченной партии? Всем ведомо, что шведская армия — сам&я удачливая армия в мире! Слышали, что рассказывал этот новичок, граф Линар? Из одного Львова шведы вывезли четыреста телег с золотом и серебром. А ведь были еще Варшава, Краков, Вильно. Эта Польша что бабкин золотой мешок,— надобно только уметь тряхнуть! Что нас связывает со злополучным Августом? Подумаешь, контракт! А не переговорить ли нам с графом Линаром? Он все знает о шведских условиях!»

И граф Линар, которого вчера еще Кирилыч тащил на аркане, стал вдруг самой популярной фигурой во французской бригаде во время ретирады армии Шуленбурга за Одер.

Новгородский драгунский полк отходил последним, прикрывая саксонцев. Не дойдя до Одера, Нелидов расположил полк в заповедном сосновом лесу, дабы перекрыть путь шведским рейтарам. Но шведы и не думали преследовать. Прискакавший из разведки Роман с товарищами доложил, что Рёншильд оставил Фрауштадт и снова потянулся к Варшаве, должно опасаясь нежданного захвата столицы польской кавалерией.

— Что ж не взял языка? — с показной суровостью спросил Нелидов.

— Языка-то взяли, да только он лыка не вяжет, господин полковник...— весело ответил Роман,— Вон на фуре красавец наш бездыханный лежит, а в изголовье три бочонка какой-то дряни. Романея, господин полковник. С личной кухни фельдмаршала Рёншильда.

Полковник залюбовался крепко сбитой, ладной фигурой Романа. Выряжен, правда, не по форме, как и многие драгуны в его эскадроне,— в дубленом польском полушубке, в трофейных шведских ботфортах, да и теплые перчатки с раструбами — тоже, почитай, трофей. Да ведь лих, удал, удачлив — третьего «языка» за последнее время добывает! И эскадрон у него первый в атаке, последний в ретираде. Прав был тогда в Новгороде Ренцель — лихой из парнишки вышел драгун. Не забыть представить его после похода к чину поручика.

— Так дрянь, говоришь, трофейная романея?— рассмеялся Нелидов.

— Не пробовали. Но как наскочили на отставший обоз, так там, почитай, все шведы были вполпьяна. А вот этот, повар фельдмаршальский, только по дороге малость и протрезвел.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: