Первый вельможа и фактический правитель Англии, сэр Джон Черчилль Мальборо, играл в карты с первым министром шведского короля графом Пипером в столице поверженной Саксонии!

— И как играет! Заметьте, князь, партию за партией выигрывает Пипер, а Мальборо, вопреки обыкновению, проигрышу даже рад. Я два часа за ними наблюдаю и все поражаюсь нынешнему бескорыстию английского дюка. Кому-кому, а мне лично ведомо, что этот дюк первый мздоимец и взяточник в Европе. Не более чем полгода назад я вел с ним в Гааге переговоры о посредничестве Англии между Россией и Швецией, и, что вы думаете, Джон Черчилль Мальборо затребовал: все доходы с Владимирского княжества или Казанского царства! А сейчас спокойно проигрывает Пиперу сотни гульденов!

— Ну что же, в таком случае, хотя эти господа и пьют кофе, с того столика явственно пахнет магарычом!— рассмеялся Сонцев и, разглядывая игроков, спросил как бы невзначай:— А кто те двое?

— Щеголь — камергер шведского короля граф Цедергельм. Другой же, что с косичкой, самый что ни на есть темный английский агент Джефрис. “Негодяй, каких мало! Для него убить человека — все равно что выпить чашечку кофе. А отчего вы опоздали, князь?

— Так, маленькое дорожное происшествие! Но где же ваш француз? Приведите его сюда!

Гюйссен отправился в отель, а Сонцев вытащил золотые часики на брелоке и, как бы любуясь ими, принялся разглядывать герцога Мальборо. Герцог, должно быть, заметил его взгляд и спросил о чем-то Джефриса. Тот обернулся, внимательно оглядел Сонцева и хладнокровно процедил:

— Интерес к вашей особе, милорд, со стороны этого наглеца вполне понятен — это и есть тот самый русский дипломатический агент, о котором я докладывал вашей светлости.

— Чудовищно! В этом Дрездене шагу нельзя ступить без русских. Завтра же сделаю представление саксонским министрам о несоблюдении договора. Жаль, что Дрезден не занят шведами, я сейчас распорядился бы отправить этих русских молодчиков в мой тайный кабинет!— С этими словами граф Пипер поднялся из-за стола.

Встал и Цедергельм, успев шепнуть герцогу Мальборо:

— Все стрелы на королевской карте, милорд, по-прежнему летят на восток!

Мальборо ответил ему едва заметным кивком, и шведы вышли.

Герцог подождал, пока за шведами закроется дверь, после чего весело обратился к Джефрису:

— Итак, старина, граф Пипер, кажется, спекся? — Джон Черчилль любил время от времени вставлять в речь словечки из лексикона картежников. Он сам и его жена, Сара Черчилль, ставили карты в своей жизни на третье место после войны и дипломатии.

— Похоже, ваша светлость, оба шведа в наших карманах,— согласился Джефрис.

— Вот что значит проиграть в карты тысячу гульденов!— Сэр Мальборо хмыкнул с явным удовлетворением. Казначейство ее величества ассигновало ему на подкуп шведских министров гораздо большую сумму, чем эта несчастная тысяча. Так что, проигрывая, он сорвал знатный куш!

— А как же наша французская птичка?— добродушно спросил милорд Джефриса. Тот несколько удивился: не в обычае сэра Черчилля было расспрашивать о подробностях некоторых деликатных дел тайной английской службы.

— Птичка маркиза де Торси больше не будет петь, ваша светлость!— Джефрис холодно посмотрел прямо в глаза сэру Черчиллю, но тот столь же хладнокровно выдержал его взгляд.

— Все же недаром по матушке я происхожу из фамилии Дрейков, раз могу так спокойно выдержать взгляд убийцы!— с удовлетворением отметил сэр Черчилль,— В таком случае этого беспечного московита,— Черчилль весело посмотрел на Сонцева,— ждет крупная неудача. Французский посол Безанваль не будет играть в русский покер без письменных инструкций маркиза де Гореи! Так что мы с вами сегодня в двойном выигрыше!— И в самом радужном настроении, еще раз убедив себя, что настоящая свобода заключается в движении ко злу, а не к добру, сэр Джон Черчилль Мальборо пони пул залу, ведомый под локоток Джефрисом. Он мог на него сегодня положиться. Ведь всем ведомо, что убийцы дважды в один вечер не убивают.

И в этот миг из крытой галереи появился Гюйссен со столь несчастным лицом, что Сонцев понял, что случилось нечто непоправимое, коль даже барон Гюйссен не мог более управлять своими нервами.

Итальянская опера

Зловещее предсказание герцога Мальборо оправдалось. Сонцеву решительно не везло в Дрездене. Французский посол Безанваль и впрямь отказал во всяком посредничестве со шведами до тех пор, пока не получит письменные инструкции от маркиза де Торси. Сколько ему ни доказывал Сонцев, что именно эти инструкции и вез с собой агент, убитый в «Польском отеле», посол стоял на своем, и великий план маркиза де Торси так и не осуществился. Не мог он добиться и аудиенции у короля Августа, хотя в том ему всячески содействовал старый знакомец фон Витцум.

— Ежели я еще раз заговорю с королем о вашей милости,— сказал ему напоследок камергер,— я не уверен, что его величество не прикажет арестовать вас и выдать шведам, как бедного Паткуля. Он уже дал мне, собственно, такой приказ устно, но я выполняю лишь те приказы, па которых стоит личная подпись короля. Я рискую, конечно, но чего не сделаешь ради старого друга.

«И ради денег!»— подумал Сонцев, выдавая фон Витцуму очередной аванс. Неоткуда было ждать помощи в этих чрезвычайных обстоятельствах: фон Гюйссен уехал в Вену, дабы его не привлекли к следствию об убийстве в «Польском отеле», Никита и Федор были превосходными помощниками в ночных схватках, но здесь оказались не у дел. Даже парикмахер Никола Бургиньон не мог утешить князя своим искусством. Целыми днями, а иногда и ночами Сонцев пропадал в домах саксонских вельмож и знатных дам — искал путь, который бы вывел его на встречу с королем Августом.

Оказавшись не у дел, Никита с любопытством скитался вместе с Бургиньоном по городу. Весна в Дрездене стояла в этом году ранняя: буйно цвели каштаны на тихих улочках, кипень сирени вздымалась над уютными палисадниками перед каменными домиками с отмытой весенними грозами черепицей крыш, молодые головы кружились от весенней голубизны неба и яркого солнца. По аллеям королевского парка важно прогуливались нарядные светские дамы. Бургиньон поначалу принялся было объяснять Никите некие секреты хитроумного устройства высоченных париков на их головах, но, взглянув на скучающее лицо приятеля, весело рассмеялся, махнул рукой и потащил Никиту на Альтмаркт, где полно было маленьких лавок и лавчонок, возле которых толпились хорошенькие горожанки. Никола Бургиньон, как истый парижанин, принялся отвешивать поклоны и реверансы. Никиту же более всего привлекла лавка с выставленными гравюрами и эстампами. Так вот где, оказывается, можно купить те чудеса, коими он любовался у Прокоповича в Киеве! А деньги у Никиты были: Сонцев не скупился и каждому выдал кругленькие суммы на нечаянные расходы. Так что Никита сразу приобрел превосходные гравюры и эстампы картин Тициана и Рафаэля, Рубенса и Рембрандта.

— В Дрездене можно взглянуть и на подлинники великих мастеров,— заметила девушка, стоявшая за прилавком.

— А где сие позволительно?

Иноземный акцент немецкой речи Никиты показался, должно быть, девушке очень забавным, и она, улыбаясь, спросила:

— Господин из Силезии? Только там существует такая чудная смесь немецких, польских и чешских наречий.

— Совсем недавно,— поспешил уверитьдевушку Никита,— Я коренной силезец! Так где же можно увидеть сами шедевры?!

В этом вопросе было столько жара и увлечения, что маленькая продавщица рассмеялась:

— Как легко различить начинающего художника! —

И, став серьезной, доброжелательно пояснила: — Где же быть подлинникам, как не в королевском замке?

— Э, да кто меня туда пустит?— разочарованно пожал плечами Никита и направился к выходу, но девушка поманила его в полутемный угол лавки. Здесь, оглядываясь на хозяина, она прошептала:

— Тсс! Коль вы и впрямь художник, я помогу вам. Приходите сегодня вечером, к восьми, на бульвар Каштанов, спросите дом придворного поэта Иоганна Бессера.