— Давно?

— Вчера. Второй день сама не своя ходит.

— Сейчас трудно найти работу, — сказал Чеботарев. — Особенно по специальности.

— Да я знаю. Придумаем что-нибудь. Я тоже виновата, — сетовала женщина, проворно гоняя утюг по брюкам Сергея Степановича, покрытым влажной тряпкой, — ей и без того сейчас тяжело, а я ее пилю. Но вот вы скажите — взяла и какому-то ученику "двойку" влепила, а ее предупреждали ведь, как люди. Разве не глупо?

— Глупо, конечно, — искренне удивился Чеботарев. — Стоило из-за этого работу терять…

— У нас в стране правду искать — все равно что под дождем белье сушить, — продолжала ворчать женщина. — Одни неприятности от этой правды, а денег ни копья. Другая учительница теперь придет, "двойку" на "пятерку" этому оболтусу переправит — и всего делов. А Маринке теперь маяться. С лица спала уже.

Полина Александровна догладила костюм, рубашку, аккуратно сложила все и перекинула через руку Чеботареву.

— Так не помнется. Заходите, если что понадобиться, — улыбнулась она. — Мариночка, Сергей Степанович уходит — крикнула она в направлении двери. Девушка вновь возникла в проеме, прислонилась к косяку.

— До свидания.

Чеботарев потоптался на пороге, а затем вдруг выдавил из себя:

— Полина Александровна, а вы ведь обычно по вечерам в парк гулять ходите? — а сам покосился на Марину, силясь прочесть по лицу ее реакцию. Реакции не было никакой.

— Давно уже не была. Погода холодит.

— Давайте сегодня все вместе пойдем, — предложил Чеботарев, — делать все равно нечего.

— Мне не хочется, — произнесла девушка, — вы идите вдвоем, я дома посижу.

— Ну, по другим временам я бы предложил ресторан и катание в кабриолете, — беспричинно повеселев, напирал Сергей Степанович, — на худший случай вип-зальчик в кинотеатре. Парк по сравнению с вышеперечисленным обладает единственным преимуществом — за прогулки по нему не берут денег. Пока еще не берут.

— Настроения нет, — но девушка все же улыбнулась.

— Не отказывайтесь, Мариночка. Боюсь вас обидеть, но все же скажу — вы похожи на бледное привидение. Ваши ученики, завидев вас сейчас, разбежались бы с криками и не спали бы ночью. Кроме того, вы будете свидетельствовать перед всезнающими соседскими бабушками во дворе, что моя с вашей матушкой прогулка по парку не носила ничего предосудительного и я не делал ей непристойных предложений.

— Я бы, кстати, не отказалась от непристойного предложения, — рассмеялась Полина Александровна, — мне его уже лет двадцать как никто не делал.

— Так я зайду часам к семи?

— Ладно, уговорили, — согласилась девушка. — Только одевайтесь теплей. В парке трава мокрая от дождя.

— Утеплю все, что смогу, — пообещал Сергей Степанович и ушел, не прощаясь.

К семи часам он, как и обещал, вновь позвонил в дверь Полины Александровны. Снова открыла Марина. Она была уже одета для прогулки — джинсы, свитер, кроссовки, в руках — дутая куртка. Сергей Степанович был по-прежнему облачен в костюм, только что отглаженный заботливой соседкой. Поверх было наброшено пальто — видимо, Елена не забрала его потому, что на нем не хватало пуговиц и она сочла его негодным к употреблению. А так это было очень хорошее, строгого фасона пальто из тонкого кашемира.

— Угу, — буркнула под нос девушка, — нет, так не пойдет. Проходите-ка в мою комнату — мама все равно еще копается.

Чеботарев послушно поплелся за ней. Марина выдвинула ящик комода и ожесточенно принялась в нем копаться.

— Брюки я вам точно найти не смогу, обувь тоже, — посетовала она, — но по крайней мире свитер оденьте. Он однотонный и безразмерный, вам пойдет. И куртку вот эту — она на молнии, не будет видно, мужская или женская…

— Да нет, пальто теплое, — попытался протестовать Чеботарев, но девушка просто сунула ему одежду в руки.

— В парке мокро и отнюдь не стерильно. На скамейку присядете — пальто можно будет потом там же и похоронить. А оно действительно хорошее, поэтому жалко.

Чеботарев послушно облачился в предоставленные ему вещи. Куртка, действительно, почти подошла.

— Другое дело, — одобрила девушка, — пойду маму потороплю — а то мы до ночи не выберемся. А я долго, и вправду, гулять не хочу. Я себе на вечер работу придумала.

На улице было пасмурно, но еще относительно светло, а главное — безветренно. Парк находился от их дома минутах в десяти ходьбы, и они неторопливо побрели в его сторону. В воздухе пахло влажной травой. Попутчики перебрасывались редкими фразами, больше говорили между собой мать с дочерью, Чеботарев же оглядывался по сторонам и пытался с каждым глотком втянуть в себя побольше прохладного воздуха. Иногда он чувствовал себя здесь незнакомцем. Этой дорогой он ходил за всю жизнь раза два, три, да и знакомые окрестности при "личном знакомстве" выглядели иначе, нежели из окна автомобиля. Они стали более рельефными, наполнившись какими-то незримыми мелочами. Так скульптуры античных мастеров отличаются от лепных ангелочков на потолке и потому кажутся намного живее.

Тропинки в парке были скорее протоптаны, нежели проложены, а покрывающий их песок местами так разбух от недавнего дождя, что некоторые места было безопасней обходить сторонкой, по траве, усыпанной листьями. Людей вокруг почти не было — только владельцы собак чуть поодаль тусовались шумной группкой, выгуливая своих любимцев. Нашли скамейку, Полина Александровна постелила на мокрые доски заблаговременно принесенную из дома старую шаль и села. Рядом опустился Сергей Степанович.

— Поброжу, — сказала Марина, и отошла от них в сторону, куда не могли долетать звуки разговора. Погрузив ладони в карманы, девушка медленно бродила назад и вперед между деревьев, опустив голову и, видимо, о чем-то размышляя. Сергей Степанович поймал себя на том, что невольно следит за ней. Впрочем, его чувства отнюдь не были похожи на задор седеющего ловеласа. Девушка будто дополняла собой картину мокрого парка, над которым сгущался вечер, и это было красиво и здорово.

— Изводится, — констатировала Полина Александровна, перехватив его взгляд. — Жаль мне ее. Работала, себя не жалея — и на тебе, все коту под хвост.

— Признаться, я специально зазвал ее в парк, думал, отвлечется…

— Да я поняла это, спасибо Вам. Сегодня родители учеников домой звонили, говорили с ней. Ее же любили в школе многие.

— Может, они и на директора ее как-то повлияют? Чтобы он ее обратно принял?

— Вряд ли. Да она и сама теперь не пойдет. Глупость какая — из-за какой-то двойки, пацан-то в шестом классе всего учится, ему эта "двойка" — как слону дробина. Сколько лет впереди, папаша бы потом одним разом золотую медаль купил — и все. Ан нет, она на принцип — и он тоже. Она же девчонка совсем, чего с ней в принципы играть?.. Люди злые стали совсем, — сокрушалась женщина. — Раньше хоть партии боялись, а теперь им боятся некого.

— Но у Марины, кажется, уже какая-то работа есть?

— Это вы про то, что она сказала.… Да нет, блажь очередная. Решила в магистратуру поступать, пишет теперь какую-то диссертацию или что-то в этом духе. Макаренко из себя строит, — Полина Александровна будто старалась сама себя рассердить на поступок дочери, но ей это никак не удавалось. — Об сегодняшних оболтусов любой Макаренко зубы обломает, вы только поглядите на них — один в цепях, другой волосы красит, девчонки с десяти лет помадятся, как крали, прости Господи.… В портфелях вместо учебников — карты да журнальчики. Таких не учить надо, а сразу в колонии отправлять. Она-то сама молодая, не понимает. А ведь она юридический закончила почти с отличием… Я всего такого уже насмотрелась, когда после войны разруха была. Но тогда не воровали, боялись. А теперь Сталина ругают. Чего его ругать? Я бы тоже сейчас много кого постреляла бы…

— Вы настроены не на шутку, — попытался перевести разговор на более шутливый лад Чеботарев, но Полина Александровна его не поддержала.

— Чего шутить-то — ни настроения, ни поводу никакого нет.