Илья пожал плечами.

— О! Этому в лицее, конечно, не учат! — Гаснер помолчал и, вскинув палец кверху, многозначительно проговорил: — Полить водой! Вот что нужно!

Илье вручили поливальник и показали, как нужно поливать «под восьмерку».

— А подметать, — продолжал Гаснер, — надо тоже с толком, так, чтобы пыль не поднималась! Ну-ка посмотрим, как ты умеешь это делать!

Илья полил, подмел тротуар и убрал мусор. После этого Гаснер направил его в распоряжение жены. Мадам Гаснер сунула ему в руки две огромные корзины и велела следовать за ней на базар. Более двух часов толкались они по рядам. Илья удивлялся, с каким упорством хозяйка торговалась за каждый лей, как старалась сэкономить на пучке укропа, на связке лука. Потом его заставили навести порядок в дровяном сарае. Только к концу дня мадам Гаснер отпустила Илью в магазин. Здесь пришлось мыть полы.

Потянулись скучные, однообразные дни. Илья больше выполнял домашние поручения, чем обучался торговому ремеслу. Очень скоро он понял, что человеком ему здесь не стать. Для выполнения поручений мадам Гаснер не стоило изучать тригонометрию, физику, стараться на десятку[3] сдать французский. Как-то, вернувшись от хахама[4], Илья молча поставил на пол корзину с окровавленной птицей и отошел к прилавку, ожидая, пока хозяйка кончит рассказывать мужу, как приходили из еврейской общины и просили десять метров белого полотна на погребение бедного учителя.

— Они говорили, что он учил нашего Мусеньку. Но я не дала. Сказала, что без тебя не могу и что ты будешь аж вечером. Так ты же понимаешь, что у них уже прошел аппетит дожидаться тебя…

— Правильно! Все думают, что у меня не магазин, а фабрика! Десять метров полотна?! Десять болячек в правый бок я могу дать старосте в первую же субботу, — взвизгнул Гаснер и обернулся к Илье. — Ну, а ты что стоишь? Приглашения ждешь? А? Неси курочки и качечки на кухню и приходи в магазин. Надо товар скатывать.

— Больше работать я у вас не хочу. Прошу дать расчет.

Илья запомнил, как вытянулось лицо Гаснера, как заморгала своими совиными глазами хозяйка:

— Ну, вы это видели?! Такой болван! С голым задом, а еще воображает…

— Ничего, ничего, Розочка! — успокаивал ее муж.

— Этот сморкач, придет-таки проситься обратно, не будь я владельцем этого магазина. Но я его так выставлю, как тогда летел у меня его отец. Тот ведь был такой же голодранец и такой же паршивец. Ну и подыхает, наверно, где-нибудь с голоду. Да еще с девчонкой уехал!..

— Вы отца и сестренку не трогайте… — стиснув зубы, проговорил Илья. Желваки заходили у него на щеках. В его памяти встала сгорбленная фигура отца, печальные глазенки Ленки, когда они в тот зимний вечер уходили из дома… «Вот из-за кого, — подумал Илья, — отец был вынужден покинуть семью и уехать далеко на заработки…»

— Так что вы лучше отца не вспоминайте! — повторил он.

— Что-о? — заорал Гаснер, — ты еще мне смеешь угрожать?! Сморкач! В полицию захотел? — Он подошел к Илье вплотную. — Я тебе это мигом устрою… в память твоего родителя!

И тут Илья не вытерпел. Он схватил хозяина за ворот пиджака и, резко выбросив кулак, ударил в жирный подбородок. Гаснер растянулся на полу, но тотчас же вскочил и бросился за прилавок.

— У-ва, босяк! Караул! Полиция! — завопил он.

В магазине быстро собралась толпа. Один из приказчиков хотел было броситься на Илью, но его оттеснили крестьяне-покупатели. А жена Гаснера, стоя у кассы, визгливо кричала:

— Гор-р-родово-о-о-й! Позовите господина гор-р-родово-о-о-го!

— Дайте расчет, и я уйду, — холодно проговорил Илья.

— Дай ему, сколько там причитается, и чтоб его духу в моем магазине не было, — крикнул Гаснер, ощупывая подбородок. — Ничего! Я этого не оставлю, можете-не сомневаться… Полиция все равно будет знать. Да, да… Так это ему не пройдет, можете на меня положиться! Этот босяк все равно кончит тюрьмой, не будь я Гаснер!

— А все-таки двинул-то он ему неплохо! — громко сказал кто-то в толпе.

…Мать огорчилась, узнав, что Илья лишился работы:

— Как же так сразу? Решил уйти и даже не посоветовался…

Она отчитала Илью, но в душе была рада: у нее такой большой и сильный сын, он не дал в обиду отца.

Всю неделю в городе только и говорили о происшествии в магазине. Одни уверяли, что у мануфактурщика выбит глаз, другие, что он получил сотрясение мозга и лежит при смерти, третьи доказывали: «Ничего подобного, господин Гаснер только лишился зубов и теперь ему понадобятся протезы»… Приказчики, служащие при встрече с Ильей весело подмигивали ему, а хозяева магазинов и лавочники показывали на него пальцем и переходили на другую сторону улицы…

А Илья снова скитался по городу в поисках работы, и мечта об авиации казалась ему несбыточной. Где найти работу? Уборка урожая еще не скоро. Строек в городе нет. Автобуса, где в каникулы, бывало, работал Илья, тоже не было: шоссейная дорога Измаил — Болград теперь сдана в концессию, и владельцам маленьких автобусов запретили возить пассажиров. Концессионеры привезли своих шоферов, кондукторов и носильщиков. После долгих поисков Илья попал к владельцу электростанции Ионеску. Хозяин согласился взять его на работу, но и здесь надо было целый год бесплатно проработать учеником. Илье не оставалось ничего другого, и он согласился.

Механики и инженер электростанции относились к юноше с уважением, чего нельзя было сказать о двух мальчишках-учениках. Один из них работал уже второй год и пока еще ничего не получал. Другой, постарше, несколько лет работал бесплатно, а теперь получал двести лей в месяц. Он был уверен, что во всем прекрасно разбирается и вполне может заменить главного механика. Илью оба парня считали чужаком и между собой говорили: «Учился в лицее, гимназистом был, должно быть, выгнали оттуда… Потом пошел в магазин, в приказчики, и оттуда дорогу дали… Теперь сюда переметнулся, думает, тут сладко… Пусть понюхает, узнает!»

Особенно не нравилось им то, что Томову начальство говорило «вы».

Когда хозяин посылал на вокзал за соляркой, накладные и деньги доверялись Томову. Этого они никак не могли ему простить. Поэтому оба парня подстраивали всякие каверзы, чтобы посмеяться над «грамотеем». Они привязывали к хлястику тужурки Ильи масленые «концы», как-то сунули в карман лягушку. Однажды, когда Илья должен был убрать с верстака инструменты, они подвели провод через щель верстака и к оголенному проводу прислонили напильник, а затем пустили ток… Пол был цементный, и когда Илья прикоснулся к напильнику, его сильно ударило.

Об этих проделках узнал инженер электростанции. Он строго отчитал парней. Потом вызвал к себе Илью и, усадив его в кресло, заговорил:

— Вот я наблюдаю за вами, Томов. Парень вы старательный. Вначале я не знал, кто вы. Но моя жена вас знает. Она у вас в лицее географию преподает. И я задумался, чему вы можете научиться у нас на станции? Пожалуй, ничему. Хозяевам это безразлично. Что им, если еще один парень будет работать бесплатно. Вам, как я понимаю, нужна специальность, а тут вы получите, как говорится, всего понемногу, а в общем — ничего. Так что вы подумайте, стоит ли тут оставаться.

Прежде Илья рассчитывал — ну, пусть он потеряет год, поработает бесплатно, но зато у него будет специальность. А теперь?..

Через два дня Илья не вышел на работу. Снова начались поиски…

Узнав, что на мельнице Титорова требуется инкассатор, Илья немедленно отправился туда. Но оказалось, что здесь нужна гарантия деньгами или недвижимым имуществом…

Мать тоже искала работу для сына. Ей посоветовали обратиться к Рузичлеру, владельцу захудалой типографии.

И Томовы решили: действительно, наборщик или печатник — это уже специальность!

Рузичлер обещал дать ответ в субботу. Мать и сын зажили новой надеждой.

Рузичлер в типографии работал один. Помогали ему три-четыре ученика. Среди них был Филипп, или Филя, как его звали в типографии, — сын известного в городе полицейского сыщика Статеску. Рузичлер давно бы выгнал этого ленивого и тупого оболтуса, но опасался его отца. Как-никак главный сыщик городской полиции!