—     Много ли у них оружия? — спросил консул.

—     Несметное множество, синьор консул,— дрожащим голосом ответил посыльный.

Ди Кабела спешно спустился вниз и отдал приказ: всем занять старые посты, кипятить в котлах воду, разогревать смолу — с ча­су на час ожидается нападение на крепость.

Самых ловких конников консул послал за помощью: одного в Солхат к хану, двоих — к консулам Солдайи и Чембало.

Василько вместе с Семеном Чуриловым и ватажниками дви­нулся к сенату как раз в тот момент, когда на крыше здания упало знамя Генуи. Путь их лежал через большой рынок. Люди бежали по площади, перескакивая через коновязи, прилавки, торговые помосты. Вдруг Сокол явственно услышал русский говор, а затем крик:

—     Православные, помогите!

Бежавшие враз остановились. Крики доносились из погребов, вырытых под рыночной стеной. Семен, хорошо знавший располо­жение рынка, крикнул:

—     Там невольники!

Все бросились к погребу, сорвали двери. Цепляясь худыми ру­ками за грязные и скользкие ступеньки, из погребов вылезали не­вольники.

А на площади около сената снова разгорелся бой. После пер­вого поражения арбалетчиков их командир вернулся в казармы, чтобы взять воинов, оставленных для охраны помещения. Но в ка­зарме оказалось людей больше, чем он предполагал. Сюда собра­лись портовые стражники, убежавшие от восставших, здесь же были уцелевшие из охраны городских ворот. Собрав всех под свое начало, командир повел их снова к сенату.

Арбалетчики сумели ворваться во двор сената. Уже были заня­ты нижние веранды, в главном входе шла ожесточенная борьба. А когда к арбалетчикам пришла неожиданная помощь от фран­цисканцев, Леркари стал готовиться к бегству из сената.

Но тут на площади раздался шум, громкие крики, и сразу из трех прилегающих улиц выбежали люди. «Смерть знатным! Да здравствует народ!» — кричала толпа-, приближаясь к сенату. Мо­нахи и арбалетчики были растерзаны в одно мгновение.

Леркари выскочил на балкон и увидел площадь, заполненную народом. Треснули от напора двери всех входов, и толпа заполни­ла коридоры, залы и комнаты сенатского дворца.

Спустившись вниз, капитан встретил бежавшего по коридору юношу с кривым мечом. Леркари крикнул:

—      Чьи это люди? Кто их ведет?

Юноша, размахивая мечом, заговорил на незнакомом капитану языке, потом неожиданно выпалил:

—      Виват Сокол!

—      Проклятье! — воскликнул Ачеллино.— Этот Сокол все-таки влез в наши дела!

Он побежал в главный зал сената.

Под высоким распятием стояли два незнакомых капитану че­ловека. Один из них по-генуэзски сказал подошедшему стипен- дарию:

—      Иди и разыщи капитана Леркари.

—      Я — Леркари,— сказал капитан, подходя.— Кому я нужен?

—      Город в руках народа,— произнес Чурилов,— Что будем де­лать дальше, капитан?

—      Вы Сокол?

—      Я воин из его ватаги. А Сокол вот он, перед вами,— и Се­мен указал на Василько. Леркари подошел к атаману, пожал его руку и сухо произнес:

—      Благодарю. Вы пришли как раз вовремя.

В это время в зале появился Ивашка. Он устремилея к Со­колу.

—      Константинова башня наша, атаман. В воротах города сто

ят наши люди. Там хозяйничает Кирилл с Днепра. Гришку-черкасина видели?

—     Нет еще,— ответил Василько.

—     Тут он, в доме. Тебя ищет. У него в порту тоже все ладно. Троих ватажников ранило, один убит. Берег взяли в руки накреп­ко... Да вот и он сам.

—     Прошел я, атаман, по городу. Всюду народ хозяин,— ска­зал подошедший Грицько.— Люди спрашивают, что делать?

—     Сейчас же, немедля надо идти на крепость! — крикнул Леркари.

—     По-моему, в этом нет никакой нужды,— ответил ему Ва­силько.— Только напрасно прольем кровь. Мы только что излови­ли человека, посланного из крепости за подмогой. Говорит он, что еды у них самое большое на неделю, а воды и того меньше. А лю­дей, словно рыбы в бочке. Вскорости сами пощады запросят.

—     Пока крепость не взята, мы не можем быть спокойны! — кричал капитан.— Если вы не согласны на штурм, я сам со сво­ими людьми пойду туда. Со мной — весь город.

—     Ватага на крепость не пойдет!—отрезал Василько.— И у нас, и у вас нечем разрушить стены. А с голыми руками там гибель найдем. Если ты хочешь губить своих людей,— иди.

Леркари выскочил на балкон и крикнул тем, кто стоял внизу:

—     Друзья мои! Город в наших руках. Но в крепости заперся злодей консул. Все, кому ненавистно имя ди Кабелы, пойдут со мной! — Капитан выхватил шпагу и спустился вниз. Призывая всех следовать за ним, он побежал по двору к раскрытым воротам. В воротах встретил его Кондараки. Старик загородил дорогу.

—     Прочь, старый хрыч! — крикнул капитан и толкнул грека в плечо. Кондараки пошатнулся, но не упал. Он схватил Ачеллино за край камзола, взмахнул другой рукой и всадил в грудь Лерка­ри кривой нож. Ачеллино охнул, стал оседать на камни.

На Кондараки набросились матросы, но рыбаки окружили ста­рика, защищая его от ударов. Моряки бешено орали, готовые пустить в ход оружие.

Семен Чурилов, сбегая по лестнице, увидел, что старый Кон­дараки в опасности. Он протолкался к нему, вскочил на повален­ную решетку, крикнул:

—     Стойте! Старика не трогайте!

—     Он убил нашего вождя!

—     Смерть грязному греку! — орали матросы.

—     Защитник нашелся! Тащи его за ноги! — выкрикнул один из моряков и рванулся к Чурилову.

—     Я те дам — за ноги,— спокойно произнес Грицько-черкасин и сунул под нос матросу дуло пистоля. Ватажники окружили мо­ряков, оттеснили их.

А город кипел. Народ собирался около домов богатых, врывал­ся во дворы, ломал окна и двери. У дворца второго масария, бан­кира Фиеоко, собралась огромная толпа. Более всего было жен­щин из предместий. Большие железные ворота со скрипом раска­чивались под напором человеческих рук, но не поддавались. Несколько мужчин бросились за бревном, чтобы им, как тараном, разбить замки. Женщины вздымали руки к окнам дворца и кри­чали:

—      Мы пухнем с голоду, а они жиреют!

—      Кладовые от снеди ломятся!

—      Хлеба! Хлеба — голодным!

Кто-то поднял с мостовой увесистый камень и метнул его в ши­рокое окно. Брызнуло цветными осколками венецианское стекло. Кто-то протяжно взывал:

—      Бе-е-ей!

Толпа раздалась, пропуская людей с бревном. Заухали гулко удары. Ворота, не выдержав мощного напора, распахнулись, и лю­ди, словно полая вода весной, что рвет и ломает все на своем пу­ти, хлынули во двор. Затрещали обитые медью и бронзой двери, качнулись внутрь, сорвались с петель и упали в коридор. Топая по створкам, люди неслись через вход с криками:

—      Рви горло кровопийцам!

—      Берегись, большебрюхие!

А на дворе толпа неистово орала:

—      А-а-а-а!

Всюду, на тихих улочках и на широких площадях, народ. Го­род горит. Из окон каменных домов вырываются снопы желтого пламени и взлетают к небу вместе с дымом, гудя и потрескивая.

Группы людей бегают по мостовой, орут невесть что, кто-то ко­го-то бьет, кто-то что-то тянет. То тут, то там слышится:

—      Смерть паукам! Виват популюс!

По улицам стелется дым пожарищ.

СЕМЯ РАЗДОРА

Три дня осаждают крепость. Три дня Кафа во власти народа. Сокол, Ивашка и Семен Чурилов не уснули в эти дни ни на минуту. Да и ватага третьи сутки на ногах.

Со стороны слухи идут тревожные. Говорят, хан Менгли-Гирей послал вдогонку своему войску, ушедшему в набег, приказ вер­нуться. Из Львова перехватили гонца. Андреоло ди Гуаско нанял для консульства пятьсот шляхтичей, ведет их на Кафу, и будто через месяц жолнеры прибудут на место.

У Сокола на душе неспокойно. Ватажников вроде было много, когда жили они в куче у Черного камня, а теперь разослал их во все концы города, и словно бы нет ватаги. Растворились люди сре­ди горожан.

Рыбаки в море не выходят, ждут, когда появятся покупатели на рыбу. А покупателей нет, рынки пустуют. Не работают и наем­ники, к кому наниматься — неизвестно. Мастеровые тоже забро­сили свои дела. Люди подкормились в богатейских подвалах, сде­лали кой-какой запасец и живут пока. Ждут, когда объявится вольная власть.