— Если не закатывается, стаскивай костюм.

«Что?!»

Пока Солд что-то быстро доставал, я тянула с моментом раздевания. Я знала, что орионцам не свойственно смущение перед противоположным полом, а уж женщина, назвавшаяся военной — для них и вовсе не женщина, а бесполый объект.

Солд повернулся ко мне. В его руке был шприц центаврианского образца, напоминающий короткий стержень, из которого выдвигалась игла. Укол из такого шприца был совсем не болезненный, все зависело от вводимого лекарства. Только бы не регенерационное — говорят, жутко болючая штука.

— Регенерационное внутримышечно, — пояснил куратор. — Перестань трястись, Ветрова, на втором курсе вы будете проходить первую помощь и сами себе такие уколы ставить. Раздевайся.

Я дернула за замочек костюма трясущимися руками. Гаррисон меня видел в купальнике, полпляжа диких апранцев — но почему же так стыдно раздеться до нижнего белья перед Солдом? Костюм еще, как нарочно, прилип к телу и с трудом сползал. Мне пришлось потрудиться, чтобы снять его.

Еле дыша, я глянула на старшину. Солд с большим вниманием изучил мое тело, которое прикрывали только спортивное бюстье и шортики. Но интересовала его только моя мышечная масса, то есть отсутствие оной.

— Ветрова, ты в столовой бываешь? — задумчиво проговорил мужчина, и я поняла, что мое тело его не только не восхитило, но даже и ужаснуло.

— Бываю! — агрессивно ответила я, забыв добавить обязательное «товарищ лейтенант». Да что же со мной такое? Почему я стремительно глупею рядом с ним? Почему мне хочется его вывести из себя?

Мужчина перехватил шприц поудобнее и, склонившись надо мной, всадил его в бедро. Ой-е! В мышцу словно не лекарство, а битое стекло ввели… Солд еще и масла в огонь подлил:

— Ветрова, на меня смотри. Когда больно, полезно отвлекаться на красивое.

— А вы разве красивое, товарищ лейтенант? — сварливо отозвалась я.

— Явно красивее твоего синюшного бедра, Ветрова.

Синюшное? Оно просто бледное… но не синюшное же! Позже я поняла, что смущение больше не съедает меня, и в пот не бросает, да и боль куда-то ушла. Значит, это был отвлекающий маневр.

После укола Солд передал мне порошок, которым нужно было присыпать ранки. С этим я уже справилась сама, а потом даже встала с кушетки и нагнулась, чтобы надеть костюм. При этом мне было важно знать, посмотрит ли Солд на открывшийся вид, или нет. Зеркало, в котором старшина отражался, должно было помочь в этой задаче.

Я нагнулась.

Солд не посмотрел. Он нажимал на панели в стене, возвращая лекарства на места, и даже не пытался любоваться на девичью задницу. Будь на его месте любой другой мужик, он бы посмотрел. А этот не посмотрел. Я ему неинтересна как женщина…

Меня переполнила горчайшая досада, и горько стало даже на языке.

— Ветрова, если ты закончила обрабатывать ссадины, иди в казарму, отдохни. Тебе придется пропустить ужин, иначе регенерационное выйдет вместе с рвотой. Сама дойдешь?

— Дойду, товарищ лейтенант!

— Тогда марш отсюда.

Вместо того чтобы отдыхать, я поковыляла сдавать испорченную тренировочную форму и переодеваться, а потом — в библиотеку. Андроид, который выполнял функции библиотекаря, поприветствовал меня:

— Блага, курсантка Ветрова. В какую секцию вы направляетесь?

— Блага. Мне бы про чемпионские игры почитать. Правила, основные участники.

— Лучше посмотреть. Третья секция, пятая ГСПИ-кабинка свободна.

Хорошо, что я могла занять ГСПИ-кабинку — обычно за них курсанты едва ли не дрались. А все потому, что поданная с помощью объемной цветастой голограммы информация гораздо лучше усваивается. Я дошла до пятой прозрачной кабинки, провела инфо-браслетом по сканеру и вошла внутрь. Усевшись на удобнейший стул, задала поисковые вопросы, и кабинка перестала быть прозрачной — чтобы моему уединению не мешали.

…На полчаса я выпала из реальности. Игры в военной академии оказались действом не страшным, не выматывающим, не травмоопасным… а веселым. Три команды по пять человек боролись за первенство. В первом спортивном раунде нужно было пройти полосу препятствий. Она включала отвесные стены, бег по скользкой поверхности, хождение через слабое силовое поле, прыжки с аэро-ступеней, плавание в бассейне я якобы «водорослями». Команда, чей игрок первым приходил к финишу, зарабатывала право на три ошибки в интеллектуальном раунде. Вторая команда получала право на две ошибки, третья — на одну. После каждая ошибка стоила «штрафа» в вирт-раунде. Причем, вопросы делились на три категории — легкие, средние, сложные, и отвечать на них следовало по очереди.

Первые два раунда я изучала очень внимательно: смотрела, как лучше всего проходить полосу препятствий, каким темам по дисциплинам уделить особое внимание. Но самая соль чемпионских игр — это вирт-раунд. Игроков помещали в стрессовую виртуальную реальность: на планету с критично низкой температурой, на поврежденный космический корабль, или просто разыгрывали нападение спящих и их прихвостней. В третьем раунде побеждала команда, лучше всего показавшая себя в «стрессе».

Я хохотала, глядя, как бравые чемпионы пытались бороться с гибридами — слугами спящих, как освобождались из плена и боролись в рукопашную с людьми, служащими спящим. Забавное это было зрелище, похожее на какой-то фарс или глупую комедию. Не могли же первокурсники идеально справиться с заданиями! Я остановила проигрыш записи; настроение улучшилось. Игры устраивалось для веселья, а не для «проверки, кто чего стоит», как считала Вальдола. А это значило, что так уж сильно из-за них переживать не стоит.

Я собралась выйти из кабинки, но остановила меня назойливая мысль посмотреть записи с Солдом. По правде говоря, мысли о нем не отпускали меня и во время просмотра записей. Он вполне мог участвовать в играх. Орионец действительно учувствовал в играх на втором курсе, только не в играх чемпионов абитуры, а в межфакультетских. Вот он появился на полосе препятствий, в тренировочном костюме с блестящими нашивками на плечах и знаком принадлежности к команде. Не такой он был и здоровый на втором курсе, даже казался тощим. И волосы у него были длиннее; он убирал их в низкий хвост.

Я поставила проигрыш записи на паузу и стала рассматривать его лицо. Удивительно яркие глаза горели азартом, цвела улыбка на загорелом лице… Обаятельным он был уже тогда. Ну что ж, поглядим, как он справился.

Полосу препятствий Солд прошел достойно: споткнулся только раз, да и то, потому что поскользнулся. Я не могла оторвать взгляда от его выверенных и пластичных движений. Как же красиво он двигается! Солд не показал лучший результат, но и последним не был. В интеллектуальном раунде орионец был непривычно серьезным — он ни разу не ошибся, но при обдумывании ответа так смешно морщил лоб…

Я улыбнулась во весь рот.

В вирт-раунде Солду пришлось вместе с остальными спасаться из тюрьмы, в камерах которой ослабло силовое поле. И тогда-то он показал себя во всей красе: продумывал план, вносил разумные замечания, бежал от охраны быстро, сражался бестолково, но самоотверженно.

Я начала перематывать на наиболее интересующие меня моменты: когда Солд хмурился или смеялся, особенно, когда улыбался. Интересно, сколько ему лет и как его зовут? Почему он остался в академии, а не отправился служить? Почему вообще он оказался на Горунде? Был ли он беженцем, как я, или всегда мечтал поступить в Военную академию? Женат ли он?

«Нина, ты влюбилась», — печально молвил голос разума.

Меня бросило в жар, и я покраснела, хоть меня никто и не видел. Нет, я не влюбилась… а если и влюбилась, то самую малость, как в Гаррисона поначалу. Это пройдет, это просто гормоны и стресс!

Хватить глазеть на этого громилу! Лучше делом заняться.

Возвращаясь из библиотеки, я решила дойти до казармы не по коридору, а по улице. Большинство курсантов в это время были в столовой, и я наслаждалась строгими красотами академии. Днем и ночью Монтум «дымил», и звезд нельзя было разглядеть за тянущимися по нему облаками. Порой их разгоняли климатические установки. Вообще, к постоянно взлетающим-подлетающим аэрокарам военного образца я быстро привыкла, как и к жужжащим наземным карам, на которых по громадной территории академии перемещались сотрудники. Вечером роботов-уборщиков управляющие системы дезактивировали, и маленькие полезные устройства «засыпали», становились обычными железяками, разбросанными, где попало.