— Кто же печатал листовки? Где находится пишущая машинка? И какие цели вы перед собой ставили? — уже мягче спросил Стоянов.

— Цели ясные. Они записаны в клятве. Бороться с немецкими оккупантами.

— Кто руководил вашими действиями?

— Я... сам.

— Кто печатал листовки?

— Я.

— А где машинка?

— Уничтожил. Негде было хранить.

— Та-а-ак, — протянул Петров и положил на стол ручку.

— Я вижу, что хорошего разговора у нас с тобой не получается. А ну, Кашкин, выдай ему за то, что тебя не приняли в комсомол, — распорядился Стоянов.

Петр Турубаров благополучно ускользнул от своих преследователей. Несколько пуль, посланных ему вдогонку, просвистели над самой головой. Миновав множество проходных дворов, перелезая через плетни и заборы, он оказался возле Одиннадцатого переулка. Здесь неподалеку в доме № 39 жила подпольщица Валентина Кочура. Боясь нарваться на ночной патруль, Петр не стал больше испытывать судьбу и решил укрыться у нее в доме.

Дверь отворила сама Валя. После недолгих расспросов она поняла, в чем дело, и спрятала Петра в погребе под домом. Здесь хранились продукты и немного сена.

С первыми лучами солнца Валентина по просьбе Петра сбегала к Василию Афонову и предупредила его об аресте молодежной группы Турубарова. А вечером, когда стемнело, и сам Василий вместе с Вайсом навестили Петра.

Все трое были взволнованы. Никто из них не знал, удалось ли Николаю Морозову бежать от полиции. Но, судя по тому, что за весь день он не сообщил о себе, дела были плохи.

— Неужели схватили? — глухо проговорил Вайс.

— Сейчас я в этом уже не сомневаюсь. Иначе он давно бы дал о себе знать, — сокрушенно сказал Василий и через минуту добавил: — Теперь не об этом речь. Городское подполье спасать нужно.

— А вы думаете, что Николай может выдать? — вспыхнув, спросил Петр Турубаров. — Не верите ему?

— Верю, — твердо сказал Василий. — Больше, чем себе. И Леве Костикову верю. Остальные арестованные знают только друг друга... Но есть, Петр, закон конспиративной работы: провалилось одно звено — прежде всего подумай, как сохранить всю цепь. Завтра собираем экстренное совещание штаба. На время скрывайся здесь. А через несколько дней мы подыщем для тебя надежное убежище. Домой ни в коем случае не являйся. В вашем доме возможна засада. Впрочем, не маленький, сам понимаешь... Где у тебя еще тайники с оружием?

Петр подробно рассказал о двух тайниках, объяснил, как лучше их отыскать.

Вскоре друзья распрощались с Петром и по шаткой приставной лесенке выбрались из погреба. В гнетущей тишине Петр услышал их удаляющиеся шаги.

Все время, прошедшее с момента побега, его неотступно грызла мысль об отце и сестрах. Неужели они могут погибнуть? Отец уже старик, всей своей жизнью он заслужил спокойную старость. А Валя и Рая совсем еще девчонки... В детстве он часто ссорился с Валей. У нее был колючий характер, она не терпела, когда кто-нибудь пытался ею верховодить. А Рая с малолетства была ласковой и сговорчивой. Неужели их ждет теперь Петрушина балка? И все кончится на этом: и жизнь и первая Раина любовь. Неужели Рая и Лева Костиков заслужили, чтобы их любовь оборвалась на краю рва под дулами немецких автоматов?

Было невыносимо думать об этом и сидеть сложа руки в тесном, пропахшем плесенью погребе. Лучше уж погибнуть с оружием в руках. Но куда идти? Что делать?.. Нарушить приказ Василия он не мог.

Каждый день утром, а иногда и вечером, Максим Плотников, а то и сам Василий Афонов приносили ему продукты. Валентина спускалась к Петру с тарелкой вареного бурака или холодными ржаными лепешками. Пока он торопливо ел, она рассказывала ему последние городские новости.

Об арестованных узнать вначале ничего не удавалось. Было известно только, что они живы. Потом один из полицаев проболтался, что допросы идут день и ночь, но подпольщики молчат.

В ночь на 23 февраля, в самый канун двадцатипятилетия Красной Армии, Валентина привела Евгения Шарова.

После длительного одиночества Петр несказанно обрадовался, увидев розовощекое улыбающееся лицо друга, его жесткие, цвета соломы волосы.

Они долго тискали друг друга в объятиях. А когда немного успокоились, Петр сказал:

— Рад за тебя Женька. Вовремя ты команду подал. Жаль только, не все разбежались. И Николая жаль.

— Подожди, Петя, еще не все потеряно. Я сегодня у Вайса был. Штаб принял решение об организации побега Морозову и остальным. На твой автомат и будь наготове. — Шаров расстегнул пальто, протянул Турубарову автомат.

— А ты что, уже уходить собрался?

— Нет. Куда мне идти? Я ведь тоже скрываюсь. Сегодня у тебя заночую. Вместе спать будем, если не выгонишь.

— Автомат-то где раздобыл? — спросил Петр.

— Так это же твой. Неужели не видишь?..

— Кто его в темноте разберет! На ощупь они все одинаково холодные, — Петр положил оружие, присел на сено.

— Я твою мать видел. Привет передавала. Сегодня у нее передачу для ваших приняли. Уже два дня, как Стоянов засаду снял.

— Тогда я домой ночевать пойду.

— Это ни к чему. Может, полиция у соседей караулит. Тебя же знают на вашей улице, с ходу напороться можешь.

— Нет, Петр, тебе уходить нельзя, — вмешалась в их разговор Валентина. — Василий передал, чтобы ты был здесь. Сергей Вайс может прийти за тобой каждую минуту. Ему поручили побег арестованных. Он и на твою помощь рассчитывает.

— Ладно, — оживился Петр. — Если так, буду ждать.

Когда Валентина ушла, Турубаров и Шаров зарылись в сено.

Долго ворочались они с боку на бок, прислушивались к шуму на улице, тихо переговаривались. Всю ночь по соседству урчали моторы грузовых автомобилей, лязгали гусеницы танков. Изредка в небе гудели советские самолеты, и тогда от глухих взрывов содрогалась земля.

Турубаров и Шаров проснулись одновременно то ли от холода, то ли от мощных залпов зениток. Бомбы рвались где-то за городом. Потом все стихло. Зенитная стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась.

— Салют Красной Армии в честь годовщины, — пошутил Шаров и, чтобы согреться, поднялся и стал делать гимнастику.

— Что, помогает? — спросил Петр.

— А ты попробуй.

Турубаров встал, потянулся и, приседая, также начал махать руками. Но вскоре он остановился, о чем-то задумавшись.

— Уже согрелся?

— Нет. Не по себе мне, — ответил он. К нему снова с неослабевающей силой вернулись мысли об отце и сестрах.

— Брось, Петро. Все будет в порядке. Небось уж солнце поднялось. Может, Василий скоро подойдет, — сказал Шаров.

Но Турубаров не мог успокоиться и метался в тесном погребе, не находя себе места.

Так иногда случается в жизни. Сквозь огромные расстояния чувствуем мы беду, нависшую над близким человеком. Мы еще ничего не знаем о случившемся, но уже ощущаем тревогу, маемся в непонятной тоске.

То же происходило и с Петром.

В это самое время на Петрушиной балке, возле ямы, на комьях промерзлой земли стояли на коленях его сестры Раиса и Валентина. Сам Стоянов, Петров и следователь полиции Ковалев вместе с капитаном Брандтом и солдатами из зондеркоманды СД-6 в упор расстреливали советских патриотов.

После экстренного совещания штаба, вызванного арестом Морозова и Костикова, руководители городского подпольного центра из предосторожности скрывались у друзей и знакомых. Василий жил на конспиративной квартире у своих знакомых. О его местопребывании знали только Сергей Вайс, Константин Афонов и Максим Плотников.

Подготовка к побегу арестованных была в полном разгаре. Через Александра Грибчатова, который по заданию подпольщиков работал в полиции, Вайс уже связался с одним из надзирателей. За сорок тысяч рублей тот соглашался во время прогулки отвлечь внимание полицейских и подвести арестованных к забору тюремного двора, выходившему на Николаевскую улицу. Оставалось раздобыть грузовую машину и назначить окончательный день побега, но...