— Вы-то как же? — спросила старика Лихолетова.

— Нам ничего... Нас, родителей, потом Стоянов взашей из полиции вытурил... Вот и вернулся я... — Старый рыбак умолк, посмотрел на сына: — А тебе, Петруша, уходить надо из города. Не дай бог, поймают... Наши-то совсем рядом. Ступай через фронт...

— Нельзя мне, батя. Я теперь, пока Стоянова не убью, не успокоюсь.

Кузьма Иванович понимающе опустил тяжелые, опухшие веки.

Вечером Василий Афонов зашел к Максиму Плотникову. Хозяин еще не вернулся с работы, но в комнате его уже ждал руководитель подпольной группы села Михайловки Акименко.

Поздоровавшись с ним, Василий присел возле жарко натопленной печки, тяжело вздохнул. Гибель Николая Морозова и других товарищей не выходила из головы. А тут еще наступление Красной Армии приостановилось где-то между Ростовом и Таганрогом. «Что предпринять? Как согласовать действия подпольщиков с советским командованием?» — эти вопросы мучили Василия уже несколько дней.

А боевые дружины ждали только сигнала городского подпольного штаба, чтобы выйти на улицы Таганрога и с оружием в руках вступить в открытую борьбу с оккупантами. И этот сигнал должен был дать он, Василий.

Все было предусмотрено заранее до мелочей. В условленном месте круглосуточно дежурил связной штаба Андрей Афонов, который готов был сразу же оповестить товарищей о начале восстания. На своих квартирах безотлучно находились связные боевых дружин, через которых было намечено передать сигнал в многочисленные подпольные группы. Все городское подполье — около пятисот человек — притаилось в ожидании долгожданной команды.

Боевые дружины должны были атаковать охрану лагеря военнопленных, захватить порт, перекрыть улицы, по которым будут отступать немцы. Тарарин и Сусенко отвечали за сохранность завода «Гидропресс». Костя Афонов обеспечивал охрану кожевенного завода. Аким Подергин организовал группу по охране мостов. Словом, советские патриоты ждали только сигнала. А Василий медлил.

Он тоже ждал. Ждал, когда передовые части Красной Армии завяжут бой на окраинах Таганрога. Он понимал, что без этого преждевременное вооруженное восстание подпольщиков будет обречено на провал. Понапрасну погибнут люди, доверившие ему свои жизни, люди, которые должны сохранить от разрушения город и промышленные предприятия.

Через связных Василий узнал, что на случай отступления немцы уже подготовили специальные команды саперов и факельщиков для уничтожения заводов и фабрик, больниц и складов. Но пока гитлеровцы выжидали. Они спешно подбрасывали к фронту свежие силы. Ночами через город на восток двигались новые танки и самоходные установки, колонны грузовиков подвозили пехоту.

«Как же узнать, когда Красная Армия вплотную подступит к городу? Как угадать тот самый момент, когда вооруженное восстание будет наиболее своевременным?»

Размышляя над этим в который раз, Василий невольно вспоминал Николая Морозова. За год совместной работы в подполье он успел привязаться к этому спокойному, рассудительному человеку, полюбил его за прямоту, за стойкость и за необыкновенную чуткость к людям. Да, да, именно чуткость и какая-то особая теплота, с которой Морозов относился к своим товарищам, располагали к нему всех. Его любили. Ему подчинялись беспрекословно. И теперь, именно теперь, когда необходимо было спокойно, взвесив все «за» и «против», принять ответственное решение, Морозова не было рядом. Василий больше других ощущал утрату, которую понесло таганрогское подполье.

Раздумывая над этим, Василий неотрывно глядел на пламя, полыхавшее в русской печке, на раскаленные, пышущие жаром угли. Он, казалось, забыл обо всем, что окружало его, забыл, что рядом сидит Акименко. Лишь когда растворилась дверь и в комнату грузной походкой ввалился Максим Плотников, Василий оторвал взгляд от пламени, обернулся к хозяину.

— Что нового? — спросил Плотников, снимая короткий полушубок и оглядывая по очереди то Василия, то Акименко.

— Сидим у моря и ждем погоды, а заодно и своих, — попытался пошутить Василий. — Так, что ли, Акименко?

— Кто сидит, а кому и не терпится, — ответил тот. — Я вот с вами советоваться пришел. Заждались мы наших-то. У меня в Михайловке некоторые самовольно на ту сторону собираются.

— Кто такие? — поинтересовался Василий.

— Копылов. Ваш тезка. Тоже Василием зовут. Парнишка лет восемнадцать. Молод, горяч, вот и лезет на рожон. Говорит: «Надоело сидеть на месте, когда рядом такая драка...»

— Он что же, в подпольщиках у вас числится?

— То-то и оно! Активный боец.

Василий переглянулся с Максимом Плотниковым. Взгляд его оживился.

— А знаете что? Пусть идет парень. Может, и в самом деле проберется по льду, пока еще не растаяло. Немцы-то сейчас боятся от берега отходить. Лужи кругом, лед слабый. А парень может пройти. Свяжется с командованием... Глядишь, и нас в курс дела введут, поставят конкретную боевую задачу, подскажут время, когда начинать. А?

— По-моему, дело говоришь, — поддержал Плотников. — Ему от Михайловки и идти ближе, да и сподручнее. Закалка сельская выручит, ежели что.

— Тогда так и порешим. Ты, Акименко, приводи завтра парня сюда, к Максиму. Я сам ему все растолкую.

— Тебе-то зачем в это дело впутываться? — перебил Василия Плотников. — Морозова проглядели, так хоть ты поберегись. Всякое может случиться. Не дай бог, задержат парня. Может не выдюжить. Так что с Копыловым тебе ни к чему встречаться. Я и сам ему направление дам.

— Что ж, будь по-твоему. А еще лучше — пусть Акименко его и проинструктирует, чтобы он не знал никого из города. — Василий положил на плечо Акименко руку, добавил доверительно: — Ты ему все в общих чертах объясни. Связных с той стороны могут присылать к вам, в Михайловку, а уж вы их к нам переправите. Пусть сообщит и о гибели Морозова. И еще. Копылов может передать советскому командованию, что численность немецкого гарнизона в городе Таганроге на сегодняшний день около сорока тысяч человек.

— Откуда у тебя такие сведения? — удивленно спросил Плотников.

— Этого я сказать не могу, но сведения абсолютно точные. И если наше командование заинтересуется, какие части расквартированы в городе, пусть срочно присылают радиста с рацией. Подобные сведения мы могли бы передавать каждый день.

— Кто же их добывать будет, эти самые сведения? — переспросил Плотников. Его густые русые брови удивленно взметнулись вверх.

— Успокойся, — усмехнулся Василий. — Есть кому добывать.

Ни Плотников, ни Акименко не знали, что по заданию Афонова одна из подпольщиц — Нина Васильевна Филатова, тихая пожилая женщина — устроилась на работу в гарнизонный продовольственный склад. Выдавая продукты, она регулярно вела учет прибывающих и расквартированных в Таганроге войск. И теперь, вот уже более двух месяцев, Василий не хуже начальника гарнизона знал нумерацию немецких и румынских частей, их численный состав.

— Значит, договорились, — закончил Василий. — Обо мне и Плотникове Копылову ни слова. После выполнения задания он должен вернуться обратно к вам.

— Понял вас, товарищ Василий. Копылов — парень лихой и, главное, надежный. Комсомолец. Отец его колхозным садоводом у нас работал. Да и сейчас в Михайловке проживает. Мы у него во дворе оружие прячем.

— Вот и прекрасно. Завтра же и отправляйте. Об уходе Копылова поставьте в известность Максима, а он сообщит мне. Желаю удачи. — Василий протянул Акименко руку.

Когда тот скрылся за дверью, Плотников спросил:

— Может, кого-нибудь из наших городских с ним послать?

— Не будем рисковать. Поначалу пусть Копылов сходит. Поглядим, что из этой затеи получится.

Василий опять задумался, глядя на огонь. Плотников, чтобы не мешать ему, тихо вышел в соседнюю комнату.

Василия тревожили мысли о семье. Перед самым освобождением Ростова его жена вместе с детьми уехала в Матвеев Курган. Василий сам отправил их туда, считая, что Красная Армия придет в Матвеев Курган раньше, чем в Таганрог. Так и случилось. И теперь фронт неприступным барьером лег между ними.