Минаба была на дежурстве. Ее быстро отыскали. Прошли в сад, под деревья. Подальше от любопытных глаз.

Несколько секунд Евсеев разглядывал девушку, невольно любуясь ее правильными строгими чертами лица. Взгляд темных глаз печален. На лице никаких следов косметики. Если бы не несколько непривычное имя, Евсеев не предположил бы в девушке горянки.

— Я не ослышалась, вы откуда-то приехали. Не местный?

Евсеев объяснил. Минаба выслушала, вздохнула.

— Его теперь все равно не вернешь...

— Но ведь должен ответить тот, кто его погубил.

— Да, конечно. Только у нас здесь считают, что он сам во всем виноват, никто его не губил.

— А вы как считаете?

— Как я считаю? — В глазах девушки вспыхнул огонек. — Как я считаю, скоро кое-кто узнает! Пусть со мной расправятся, как с ним, но я уже написала, куда следует.

— Так вот, чтобы не расправились, расскажите мне все.

...Рамо сорвался с висячего моста через горную бурную реку. Моста там, собственно, нет, как такового. Есть только канаты, на которых кое-где сохранились доски настила. Переходить по зыбким и ненадежным стальным ниткам, повисшим над пропастью, запрещено. Но смельчаки этот запрет игнорируют, экономя несколько минут, которые надо потратить, чтобы дойти до капитального автомобильно-пешеходного моста, находящегося сотней метров ниже.

Рамо всегда преодолевал висячий мост с ловкостью акробата-канатоходца. Происшедшее с ним несчастье следователь списал на опьянение. Якобы и по ровной дороге Рамо в тот вечер передвигался с трудом, а тут еще понесло его на опасную переправу. Сорвался на камни, ударился головой, захлебнулся. Кто видел? Никто не видел. Но она-то, Минаба, знает, что Рамо в тот вечер вообще не пил.

— Все дело в том разговоре... Накануне по моему настоянию Рамо заявил Юсупову, что он из его игры выходит, темных его дел знать больше не хочет, поскольку собрался жениться. Юсупов — хитрая лиса, он никак своего неудовольствия не выказал, даже на свадьбу напросился, пообещал подарок хороший. Подарок... А потом появился этот хорек Гамид, злобный коротышка. Это враг Ашота, есть у Рамо брат, живет где-то у вас на Урале.

«Был, жил», — мысленно поправил девушку Евсеев.

— Ашот несколько лет назад уличал Гамида в воровстве — украл барана, это сейчас он по крупному ворует («отворовался»). Был скандал на весь аул: и тогда он затаил злобу. Вот и отомстил («обоим братьям за одного барана»). Это Гамид столкнул Рамо с моста. Не просто сбросил, ударил чем-то по голове, так бы ему с Рамо не справиться.

«Откуда у нее такая уверенность? И неужели Ашоту во время посещения родных мест никто ничего не сказал о гибели брата? В противном случае, западня бы не сработала. А может, знал, но все равно пошел, чтобы отомстить. Теперь этого уже не узнать...»

— Но ведь я-то знаю: Гамид приходил вечером к Рамо, мы в ресторане сидели, и что-то ему сказал. Я потом спросила, но Рамо отмахнулся: шеф, мол, что-то на прощанье хочет сказать. Мы выпили лишь немного сухого вина, Рамо был совершенно трезвый, когда меня провожал. «Ты пойдешь к этим?» — спросила я. «Надо. Все равно ведь не отвяжутся. Коротышка уже ждет». — «А он зачем, ты что, один дорогу не знаешь?» — «Сказал, что поведет в такое место, которое я не знаю». А наутро разговоры: пьяный ночью упал с моста. Все поверили. И никакого дела возбуждать не стали. Меня никто не слушал. А ведь видели — рана на голове такая, какой при падении он не мог получить. Так и похоронили.

— Значит, он сказал: «Место, которого я не знаю». Стало быть, другие места Рамо знал? Вы что-нибудь можете сказать об этом?

— Рамо меня не посвящал. Однажды мне надо было побывать в Черкесске. Я хотела поехать на автобусе, но он предложил воспользоваться машиной шефа. (У Юсупова был в то время небольшой фургончик, серенький такой, а Рамо ездил на нем по каким-то «липовым» документам). Так вот, надо было съездить за коробочкой лекарства, очень дефицитного, заграничного, для какого-то нужного шефу человека. Это недалеко от Черкесска, километров тридцать. Помню, у селения двойное название. Уже дорогой стали решать, куда раньше двинуться: в Черкесск или на «явку»? Решили вначале проехать в то селение, а уже из города вернуться домой. «Правда, шеф мне голову оторвет, если узнает, что брал тебя, — сказал Рамо. — Не любит, когда кто-то из посторонних узнает его тайные квартиры. Меня он строго предупредил. Но разве ты для меня посторонняя?» Это он себя успокаивал... К самому дому подвозить не стал, высадил на въезде в аул. Но я все равно видела, куда он подруливал. Да он и не хотел от меня скрывать, просто боялся, что из дома в машине увидят.

— Вы можете показать мне этот дом?

— Прямо сейчас? Так надо еще сообразить, как в тот аул проехать.

— Сообразим. Вам помочь отпроситься с работы?

— Не нужно. Мое дежурство уже закончилось. Но почему вы думаете, что Юсупов там?

Упоминание о фургоне навело капитана на мысль, что, кроме воздушного пути, у Хачизова-Юсупова была еще возможность добраться из Сухуми в Черкесск. Неприметная малолитражка специального назначения, каких бесчисленное множество движется по дорогам страны. Что может быть лучше для такой цели?

Единственную остановку сделали около киоска «Союзпечати», чтобы запастись туристской схемой. Приказав водителю ехать в сторону Черкесска, капитан принялся вместе с девушкой изучать схему.

— Тут много двойных названий, — озабоченно констатировал Евсеев результат своих изысканий. Минаба, наморщив лоб, пыталась вспомнить.

— Кажется, вот это. Кош-Хабль. И по расстоянию подходит, и по направлению.

Конечно, было сейчас у капитана небольшое сомнение насчет правильности своих действий. Надо было поставить в известность руководство. Но, во-первых, для начальства его доводы могли показаться неубедительными. Во-вторых, время. Потерянных минут не простят, не оправдают, если уйдет преступник. А окажутся ошибочными его предположения, так что ж — разочарование постигнет лишь его одного. Впрочем, нет. Покосившись на побелевшее лицо Минабы, он увидел, как плотно сжаты ее губы, каким огнем горят глаза. Нет, не один он будет разочарован.

При въезде в поселок Минаба впилась глазами в открывшийся перед нею вид тихих улочек, садов. Вдруг, побледнев еще больше, она схватила капитана за руку: «Тут! Вон тот дом! И машина!»

Евсеев увидел приткнувшийся к палисаднику небольшой автофургон мышиного цвета. Вырывавшийся из-под кузова голубоватый дымок сомнений не оставлял: у машины запущен двигатель, в любой миг она может сорваться с места. Кузов фургончика не позволял видеть тех, кто сидит в кабине, но водитель уже, конечно, заметил «уазик» в зеркале заднего вида. И хотя на «уазике» не было никаких знаков, говорящих о принадлежности к милиции, в фургоне наверняка насторожились.

— Загораживай им дорогу! — приказал капитан шоферу.

«Уазик» рванулся и через несколько мгновений оказался на пути тронувшегося с места фургона. Чтобы избежать столкновения, водитель его был вынужден затормозить. Кабины машин были теперь совсем рядом, и Евсеев увидел рядом с мордастым шофером бледное лицо того, кто столько дней и ночей виделся ему, не давал покоя. Это был он: Хачизов-Эфендиев-Юсупов-Клинский. Он же Миша.

Мордастый выскочил из кабины и бросился к «уазику». В руке его был зажат ломик-монтировка.

— Вы что хулиганите? — Он подкрепил свой возглас грязным ругательством. — Жить надоело? Сейчас я вам ноги повыдергиваю!

— Спокойно! — тоже выпрыгивая из машины, громко крикнул Евсеев. — Милиция. Предъявите документы!

Злоба исказила лицо мордастого. Он замахнулся на капитана, но ударить не сумел: поднырнув под занесенную руку, Евсеев перехватил ее и заломил на выброшенном углом локте своей руки. Кисть, сжимавшая ломик, сразу ослабела, монтировка выпала, а мордастый, оказавшись на коленях, взвыл от боли. Но возиться с этим типом вовсе не входило в планы Всеволода. Он старался не упускать из вида кабину автофургона, откуда, распахнув дверцу, соскочил на землю тот, кто его сейчас интересовал больше всех.