А когда Евгений уже собирается лечь спать, в дверь к нему стучит кто-то.
— Ты еще не спишь, Женя? — слышит он голос отца.
— Заходи, папа.
Отец входит с книжкой в руках. Это очерки американского журналиста Эда Рейда «Позор Нью-Йорка».
— Ничего себе делишки обделывают американские бандиты! — сокрушенно качает головой Иван Сергеевич. — Миллионы хапают. Что наши воришки в сравнении с ними — мелюзга!
Евгений ничего не отвечает отцу, хотя ему уже известно, что и «наши» добираются иногда до миллионов, только им это не Америка!
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Утром, перед самым уходом Евгения на работу, Анна Емельяновна вынимает из ящика и приносит сыну еще одно письмо. Прежде чем надорвать конверт, Евгений внимательно осматривает его. Адрес на нем, так же как и на вчерашнем, напечатан на машинке. Похоже даже, что на той же самой.
«Наверное, опять от Ленского или кого-нибудь еще из его шайки», — с невольным вздохом решает Алехин.
Обращает внимание Евгений и на то, что на конверте нет ни одного почтового штемпеля — значит, письмо пришло не по почте. Видимо, кто-то лично опустил его в почтовый ящик Алехиных.
На ощупь конверт очень плотный. Когда Евгений надрывает его, на стол выпадает несколько фотографий. На одной из них запечатлена сцена возвращения Алехину бумажника, на второй — тот момент, когда он с почти блаженным выражением лица чокается с Ленским. На третьем — он же с большой пачкой денег, всунутых ему в руки Ленским.
«Да, — невесело усмехается Евгений, — кадрики очень выразительные. Особенно последний. На нем физиономия моя, вместо того чтобы выражать возмущение, получилась какой-то алчной…»
Повернув эту фотографию обратной стороной, Алехин читает напечатанную на ней надпись:
«Надеемся, Вы одумались за ночь? Если да, то предлагаемую Вам сумму можете получить сегодня же в тот же час на том же месте. А чтобы потом Вас не мучила совесть, доводим до Вашего сведения, что нет таких людей, которые не берут. Все зависит только от суммы. И есть такие суммы, перед которыми никто не устоит».
«Ну и мерзавцы! — почти стонет Евгений, собираясь изорвать фотографии в клочья, но вовремя берет себя в руки. Достав из стола вчерашнее письмо, он кладет его в бумажник вместе с фотографиями и в самом мрачном настроении направляется на работу.
«Интересно, как отнесется ко всему этому происшествию майор Миронов? — уныло думает он дорогой. — Как посмотрит на это Волков? Могут, пожалуй, отстранить от работы…»
Старший оперативный уполномоченный ОБХСС майор Миронов уже сидит за своим столом, когда Алехин входит к нему в кабинет. Майор внимательно читает что-то. Сухое, с острыми чертами лицо его сосредоточенно. Продолговатая голова с зачесанными назад, слегка седоватыми на висках волосами больше чем когда-либо напоминает сейчас Евгению голову большой, очень осторожной птицы. На приветствие лейтенанта он лишь кивает слегка, не отрываясь от бумаг, разложенных на столе.
С самого первого дня встречи с майором Евгений не только стесняется его, но и побаивается немного, никогда не задает ему посторонних вопросов и обращается за чем-либо лишь в случаях самой крайней необходимости. Разговор у них предельно лаконичный. «Может быть, это и к лучшему, — с горечью думает Евгений, — научусь по крайней мере излагать свои мысли кратко…»
С чего же, однако, начать теперь свой рассказ о вчерашнем происшествии? Может быть, просто положить на стол письмо Ленского вместе с фотографиями? Интересно, как он будет реагировать на это?
Нет, это не годится, конечно. Из письма Миронов мало что поймет. Объяснений все равно ведь не избежать…
— Могу я поговорить с вами по личному вопросу, товарищ майор?.
— По личному? — не поднимали головы, переспрашивает Миронов.
— Ну, может быть, и не совсем по личному… Я должен доложить вам о случившейся со мной неприятности.
Теперь только отрывается Миронов от своих бумаг и с любопытством смотрит на лейтенанта.
— Да, пожалуйста, товарищ Алехин. Я слушаю вас.
И Алехин рассказывает ему все, как было. Потом кладет на стол письмо и фотографии. Миронов медленно пробегает глазами печатный текст письма, аккуратно раскладывает перед собой фотографии.
Затаив дыхание следит за ним Евгений. Видно, Миронов в совершенстве умеет владеть собой — лицо его по-прежнему невозмутимо.
Человек этот кажется очень загадочным Алехину. Да он фактически и не знает о нем почти ничего. Даже возраст Миронова ему неизвестен. Он, конечно, мог бы спросить об этом у кого-нибудь, но ему не хочется открыто проявлять такое любопытство. И он долго ломает голову: сколько же его начальнику — сорок пять или все пятьдесят? Да и круг интересов Миронова кажется Евгению то необычайно широким, то ограниченным лишь узкими рамками служебных обязанностей.
А майор давно прочел уже и письмо и надпись на обратной стороне третьей фотографии, но все еще продолжает смотреть на снимки, размышляя о чем-то.
— М-да… — задумчиво произносит он наконец. — Любопытная история.
И, не произнеся более ни слова, выходит из кабинета, забрав с собой письмо и фотографии. Евгений догадывается, что он направился к Волкову. Интересно было бы послушать, что скажет он подполковнику, как прокомментирует рассказанное Алехиным происшествие? Наверно, произнесет что-нибудь очень нелестное в адрес Евгения. Назовет, конечно, растяпой. Может быть, усомнится даже, устоит ли впредь его неопытный помощник перед таким соблазном, как сто тысяч…
Алехин невольно бледнеет, допустив на мгновение, что Миронов может так подумать о нем.. А Волков, относящийся к нему, Евгению, почти по-отечески, разве сможет простить его? Ведь если Евгений даже и не потерял бумажника, если его и в самом деле выкрали, как же он не почувствовал этого? И потом эта встреча с Ленским. Нужно же было посоветоваться с кем-нибудь, прежде чем идти на такую встречу…
Миронов возвращается спустя четверть часа. Лицо его по-прежнему непроницаемо, но на этот раз он удостаивает Алехина более продолжительным разговором.
— Конечно, это худо, что вы так опростоволосились, — очень спокойным голосом говорит он, прохаживаясь по кабинету. — Но раз уж вы чистосердечно во всем признались — будем считать инцидент исчерпанным. Попробуем теперь разобраться в происшедшем.
Майор подходит к окну и долго смотрит на выгоревшие на солнце крыши домов, над которыми возвышается серая колокольня старой церкви у Петровских ворот.
— Несомненно бумажника вы не теряли, — продолжает он спустя несколько минут. — У вас просто его сперли. Сперли с тем, чтобы потом вас шантажировать, что они и попытались сделать на следующий же день. Это все понятно. Но вот с какой целью?
Миронов рассеянно постукивает пальцами по подоконнику. Потом резко поворачивается к Алехину и спрашивает, в упор глядя ему в глаза:
— Может быть, вы расскажете, зачем ездили в тот день в Березовскую?
— Без всякой серьезной цели, товарищ майор, — смущенно отвечает Алехин.
— Ну, а какова все-таки была эта несерьезная цель? — одними только глазами улыбается Миронов.
— Девушка у меня там знакомая…
— Ну что ж, это естественно и не нуждается в подробностях, — теперь уже явно усмехается Миронов. — Понятна и рассеянность ваша в связи с этим. Но вот почему вы заинтересовали эту публику — по-прежнему непонятно. Не замечали ли вы, чтобы там следил кто-нибудь за вами?
— Мне и самому показалось, что в поселке какой-то тип наблюдал за нами…
— А он не был похож ни на одного из тех, кто спаивал вас в Сокольниках?
— Я не очень его разглядел, но, по-моему, не похож. Что же касается интереса их ко мне, то они ведь сами об этом сказали. Я уже говорил вам, палаточник какой-то их интересует…
— Не будьте наивным, товарищ Алехин, — усмехается Миронов. — Никого из палаточников мы в последнее время не арестовывали. Все это специально для вас придумано, как повод для взятки. Взяв ее, вы бы сразу же у них в руках оказались, а уж тогда они и спросили бы вас о том, что их в действительности интересует. Вы у нас сейчас, кроме дела Андронова, ничем больше не занимаетесь?