Сперва побеги измельчаются практически в пыль, затем под давлением преобразуются в тестообразную массу и проходят через различные пищевые фильтры, после чего застывают, обретая вкус. Помнится, в своё время долго подыскивали нужную комбинацию давления, излучения и генерируемых М-полей вкупе с пищевыми добавками для создания подобных фильтров. А когда подобрали, оказалось, что на Земле они не нужны. Вернее, нужны — голодающих на матери-планете ещё хватает, особенно в Африке, но здесь как всегда вмешалась политика.

Аграрии Европы и Северной Америки надавили на своих ставленников в ООН, и Генеральная ассамблея с минимальным перевесом приняла Постановление о запрете переработки марпоники на Земле. Все возражения и требования проведения на эту тему референдума тонули в грязном потоке лжи проплаченных СМИ. К сожалению, земной социум очень далёк от чистоты.

Угробив хорошее начинание, агродельцы загорелись желанием протащить подобное постановление и по Марсу. Грядущую прибыль просто невозможно представить. Они бы точно стали хозяевами Солнечной системы, но, к счастью, здравый смысл возобладал. Да и опасно предоставлять кучке дельцов неограниченную власть. Как уже случалось на Земле. Не хватало ещё и космос испоганить.

Так что голод Марсу не грозит: модули по литью агрофильтров разбросаны по планете достаточно часто. Другое дело, что, в отличие от Земли, все производные из марпоники продукты на Марсе приобретают ярко выраженный привкус. Что уж тому причиной: климат, меньшая сила тяжести, меньшая защита от космического излучения — я не знал.

В кафе заглянул Лен, наряженный в официал-комбинезон ИКП-2, взял чашку кофе и устроился за моим столиком напротив. Лысая голова казалась особенно бледной на фоне чёрного комбеза.

— Приветствую, — сказал он.

— Доброе утро, — поздоровался и я.

Мы немного помолчали, отхлёбывая каждый из своей чашки. Потом я кивнул на окружающее нас пространство.

— Смотрю, позавтракать желающих немного.

— Как сказать, — хмыкнул Лен. — Здесь гостиничные апартаменты, и на сегодня тут числится всего двое: ты и Хрулёв, но Сергей уже уехал спозаранку проверить посевы.

— Посевы?

— Дифференцированное… ээ… хотя нет, скорей векторное уменьшение поверхностного натяжения в марпонике. Дифференцированный метаморфоз. Так вот, вечером здесь не протолкнуться, даже живой бармен имеется. Кстати, Дарья спит, до утра сидела за отчётом.

«Разумеется, сегодня-то написать ведь никак нельзя!»

Лен задумчиво пожевал губу. Забавно.

— Рассказывай, — сказал я.

— Чем планируешь заняться?

— Осмотрюсь пока. И решу. Могу в космопорте работать.

Лен качнул головой.

— Сейчас у нас избыток космонавтов после крушения «Дайны М», а вакансий там практически нет. На «Марс-3» та же картина. А из штолен-проходчиков хоть парад устраивай, столько народу. Ты ведь виртуал-прогнозист?

— Угу. Самая ненужная специальность.

— Не прибедняйся! Обычных прогнозистов в помощники астроштурманам не берут. Не хочешь к нам присоединиться?

Так и знал, что этим кончится.

— Давай, пройдёмся, — продолжал Леннарт. — Покажу, как мы живём и всё такое прочее. А там и Даша проснётся.

— Да что ты ей передо мной, как морковкой машешь! — не выдержал я, и встал. — Идём!

Часа три спустя я мрачно пялился в спину очередного гида, торопящегося спихнуть меня кому-нибудь из попавшихся на пути. Лен давным-давно исчез в коридорах здания, передав функции экскурсовода первому встречному.

Не скажу, что было скучно. Но если тебя беспрестанно передают с рук на руки, это начинает напрягать. И устаёшь гораздо сильнее.

Транспортный и складской уровни я видел вчера. Нынче полюбовался генераторами модулирования сигналов и лабораторией пробного синтеза: длинным побегом марпоники, окружённым кучей суетящегося народа. Я так и не понял, чем они занимаются, поскольку меня в этот момент передали очередному гиду, нейромеханику, в компании коего я очутился в зоне нейроотладки — широком и светлом сдвоенном зале с расставленными сетью прозрачными кубами псевдоплоти. Каждое хранилище-куб было охвачено шевелящимися отростками. Модулированными ультразвуковыми сигналами их резали на части. После чего автоматические клешни-захваты укладывали их в специальные ложементы для дальнейшей кодировки нейроразрядами. К одному такому меня и подвёл сопровождающий, наскоро предупредил, чтоб не совал руки, куда не надо, и исчез среди сотрудников. Народу здесь было поменьше, чем в лаборатории пробного синтеза, но тоже хватало.

С интересом поглазев на дюймовую головку ближнего нейроколлектора с торчащими иглами светодатчиков, я подумал-подумал и отыскал прикреплённый к ложементу программатор. Удостоверившись, что ничего сложного здесь нет, сбросил настройки, оборвав в зародыше начало нового цикла. Отыскал программу спецвосстановления, запустил её, и, достав свой повреждённый нейрочип, установил его в ложементе. Потом смотрел, как корчится, сращиваясь под ультразвуком, псевдоплоть и как извергаются из её глубины усики откликов на нейроразряды.

Забрав восстановленный чип, я в задумчивости побродил по залу. Теперь следовало бы восстановить и нейропрограмму.

Угу, а ещё и «Дайну М» заодно.

Кстати, по поводу «Дайны М». Точнее, аварии, ещё точнее — катастрофы. Что её спровоцировало? Что явилось причиной?

В принципе, известно, где можно было бы найти ответ при удачном стечении обстоятельств. Но для этого нужен выход в виртуальную сеть Марса и кто-нибудь с правами администратора для доступа в базу данных космообъектов местных орбит.

Я упрятал поглубже мысль о том, что при скорости, с которой разлетались обломки корабля, они вернутся обратно лет так через десять-одиннадцать тысяч, обогнув Юпитер. Если вообще вернутся, а не сгинут в Поясе астероидов. С другой стороны, сейчас рой должен находиться в трех с половиной миллионах километров от Марса, и догнать его вполне возможно. Если добавить на МОУ разгонный блок. Сегодня-завтра, правда, можно и без оного.

Пискнула ключ-карта, и, когда я её достал, сгустилось, засветившись, облачко виртуал-связи. Взамен изображения клубился сероватый туман.

— Могу я переговорить с вами, господин Севемр? — Слова звучали приглушённо и довольно невнятно.

— Можете, — не стал отказываться я, — но вы бы представились.

— Шмидт, — отрекомендовался говоривший. — Я являюсь куратором отдела изысканий Северного полушария, в частности, вахты семнадцать-двадцать бис.

— Поздравляю. А что с изображением?

— Связь, видимо, идёт через ключ-карту, она не приспособлена к передачи голограмм.

— Хорошо, господин Шмидт, — я отыскал взглядом низкий тюб-контейнер и с удовольствием присел: ноги гудели от многочасового хождения, — слушаю вас.

— Меня интересует всё, что произошло в посёлке вахтовиков.

— Обратитесь к сержант-инспектору Максу Герду, — сказал я. — Он владеет полной информацией.

— Непременно, — проговорил Шмидт. — Точнее, уже обратился. Макс, пожалуйста…

— Господин Севемр, — раздался знакомый голос, — прошу вас ответить.

Ну, в принципе, скрывать мне нечего.

Я пересказал нашу с Дарьей эпопею, но Шмидт остался неудовлетворён.

— То есть, Альберт Церн напал на вас без какой-либо причины, а о том, что погрузило наших людей в стазисное состояние, вы не знаете?

Стазисное состояние? Интересно.

— Значит, вы уже сталкивались с подобными явлениями? — спросил я.

— Нет, этот термин сегодня выдали медики.

— Люди в лагере живы?

— Живы, но в таком же состоянии.

Плохо.

— Альберт Церн, — продолжал между тем Шмидт, — обвиняет вас в нападении на него и его людей, при котором один даже получил ножевое ранение, а остальные — контузии.

— А вы допросите их по отдельности, — предложил я. — Не дайте сговориться.

— Допросим. — Это снова голос сержанта. — Хотя репутация госпожи Лайт напрочь отметает подобные инсинуации.

— Согласен, — экий Шмидт нетерпеливый, я бы ещё послушал про Дашу, — Церн что-нибудь говорил?