— Пусти ненадолго. Хочу один расчёт проделать.

— Это какой? — поинтересовался климатолог, отстёгивая ремни и перебираясь в пустое сейчас Дашино кресло возле Лена.

— Хочу увидеть обломки корабля, — сказал я, запуская программу сканирования пространства.

Лен сердито засопел, но я продолжил, не давая ему возможность высказаться:

— Мы выше эклиптики Марса, и наш вектор и угол наклона к планете один-в-один совпадают с траекторией роя, так почему… — на экране всплыли данные о завершении поиска, — мы их не видим?

— Мы на расстоянии четырёх с половиной миллионов километров от Марса, — сказал Лен сухо. — Обломки — на расстоянии трёх миллионов шестисот тысяч километров, между нами где-то порядка миллиона километров пустоты. Что ты собрался увидеть в стандартной оптике модуля? Не спорю, разглядеть можно, но при условии, что точно знаешь, куда и где смотреть.

— А я и знаю. — Я высветил на экран расчёт, полученный в виртуал-центре, с экстраполированной параболой и наложенными сверху цифрами нашего полёта. — Вот они, скоро встретимся!

— Невозможно! — Лен развернулся в кресле, уставившись в экран. Хрулёв поддержал его невнятным бормотанием. — Вот так сходу.

— Я их чувствую.

Я искоса посмотрел вокруг.

— Ну-ну… — Лен саркастически хмыкнул. Он явно не поверил. Сергей, кажется, тоже: посчитал за оборот речи. А вот Даша… Она пристально смотрела на меня, и мне стало очень неуютно. Вот жил ведь, никому ничего не был должен. А теперь придётся объясняться, но куда денешься?

Но от немедленной разборки меня спасло появление на экране роя обломков. На таком расстоянии он больше походил на вытянутый остроконечный кокон, зависший в пространстве и отстреливающий — скорей всего, из-за вращения обломков — в черноту отблески лившегося на него солнечного света. И из-за того же вращения — и установившихся, но всё же разных скоростей — кокон, казалось, вытягивался и шевелился, как живой.

Меня вжало в кресло. МОУ с нарастающей скоростью нёсся к кокону. Лен с закушенной губой колдовал со светопанелью, Хрулёв что-то лихорадочно считал и бубнил в микрофон VVS — передавал данные на Марс. Даша, я заметил краем глаза, старалась встать, но восьмикратное ускорение не давало ей подняться с диванчика. Сам я запустил все возможные техсредства фиксирования и расчётов окружающей среды модуля, пытался вычислить, достаточно ли массы и скорости МОУ для тарана.

Модуль достиг кокона. Вопреки моим опасениям, тот не разбух до вселенских масштабов, а наоборот, как бы сжался, лишился светового ореола и вдруг распался на знакомый рой летящих обломков. Меня ещё сильней вжало в кресло, в глазах потемнело. Лен разворачивал модуль и одновременно уравнивал нашу скорость со скоростью роя. Оставалось лишь уповать, что самих обломков не так много и автоматика сумеет рассчитать достаточно безопасное положение МОУ.

Постепенно положение действительно стабилизировалось. Модуль престал мчать по космосу гоночным болидом и словно завис близ крупного обломка корабля. Третьей пассажирской палубы, насколько можно судить по картинке на экране. Он довольно быстро вращался, но не «рыскал» хаотично из стороны в сторону внутри роя и, стало быть, годился для вылазки.

Так, пора собираться!

Я встал.

У выхода меня уже поджидали.

— Или вместе, или никак!

— Хорошо. — Я не стал спорить. — Но не с тобой. С Сергеем. — И, обрывая в зародыше всё, что Дарья готовилась на меня обрушить, попросил: — Пожалуйста, Даша. Я не смогу нормально работать, если буду постоянно отвлекаться. И Лену нужна подстраховка, а ты, как я понимаю, лучший пилот, чем Сергей.

Хрулёв уже надевал скафандр, подмигнув девушке.

— Заранее сговорились! — догадалась она. — Ладно, вернётесь — потолкуем! — И отошла к пульту.

— Вечно я ни за что страдаю, — проворчал Сергей, защёлкивая магнитные держатели шлема.

Наружу на сей раз мы выбрались через люк сброса зондов и поплыли к вращавшейся в ста метрах махине. Со стороны, наверное, полёт выглядел неторопливым и плавным, но на самом деле мы неслись с приличной скоростью, которую тормозили только разматывающиеся спас-тросы скафандров. Ну, и корректирующие краткие выхлопы ранцевых движков.

Часть палубы — двухсотметровый обломок корпуса — повернулась, явив освещённые солнцем внутренности: разбитые, но кое-где и целые блок-переборки кают, сами каюты, где внутренние переборки сорвало с места, барная стойка с немногочисленными уцелевшими пластиковыми стульями, вмурованными в пол. Словно криво отсечённый кусок не то многоквартирного дома, не то гостиницы. Он неспешно разворачивался по диагонали, являя замёрзшую сейчас вспученными волнами термопрослойку на внешней переборки внутреннего корпуса. А через рваные промежутки времени дёргался из стороны в сторону.

Мы были достаточно близко, чтобы воочию впечатлиться кружащей в полной тишине громадой, и со следующим оборотом — уже с внутренней стороны — занялись нудной подгонкой скоростей вращения, собственных относительно обломка. Друзья на МОУ помочь не могли, поскольку вычислить алгоритм вращения обломка — одно, а вот следовать ему — совсем другое. Но, как говорится, терпенье и труд… В конце концов, Хрулёв пауком прилепился к бортовой переборке и, цепляясь за многочисленные трещины в ферропластике, дополз до ближайшего из многочисленных гнёзд корабельной нейросети.

На Земле, как и в поселениях подобных хабов уже не встретишь, но в космических полётах они необходимы — выстраивают цепочку межпланетной связи для пассажиров, но не команды, и страхуют волновую связь корабля. Сергей прижал щетинистую антенну загодя подготовленного передатчика к ячеистому нутру. Даша в МОУ скачивала сейчас данные. Точнее, должна была скачивать.

— Ничего нет, парни! — четверть часа спустя объявил Лен. — На всех режимах пробовали — бестолку! Возвращайтесь. Другой поищем, хотя…

— Ладно, — сухо проговорил Хрулёв, чуть оттолкнувшись от переборки. Его мгновенно закружило, и он ругнулся, запуская движок и выравнивая своё положение. Отнесло его порядком.

— Минуту, — попросил я, опустившись, в отличие от Сергея, на ферропластиковое покрытие палубы, и попробовал включить магнитные вставки подошв. Предостерегающий возглас Хрулёва запоздал, и сильная хаотичная дрожь швырнула меня в переборку. Магниты не выдержали, и не успей я вцепиться в зазубренный кусок поручня, торчавшего у блок-переборки, пришлось бы высаживаться по новой. Но и так удар оказался сильным.

Помотал головой, не обращая внимания, на встревоженные голоса в наушниках. Потом что-то слегка дёрнуло за трос, и меня потянуло к ещё одному хабу — они монтировались во внутренних переборках на всех палубах и составляющих единую сеть корабля.

Я завертел головой. Это Сергей, зависнув над внутренней переборкой, подтаскивал меня к нужному узлу. Я лишь подивился мельком, насколько чётко он работал маршевым движком своего скафандра, и, отпустив поручень, подплыл к округлому пятну. Вернее, к встроенной под ним короткой, с полметра, полочке из двух изогнутых посеребренных трубок — для дамских сумочек.

За него я и уцепился. Повисел немного, скоординировавшись с вращением, насколько сумел, и поднёс загодя подготовленный чип, приклеенный к тыльной стороне левой перчатки скафандра. Очутившись в непосредственной близости от разъёма, торчавшие облачком редкие усики нейросвязи втянулись в микроскопические, невидимые простым глазом отверстия.

Я сам толком не представлял, что ищу, да не особо и верил, будто удастся уговорить кого-нибудь лететь за обломками «Дайны М». Это уж просто подарок судьбы, что Даша, Лен и Хрулёв согласились слетать до вахтового посёлка. Мне кажется, им было любопытно, а вот выйти на МОУ в космос — едва ли. И уцелела ли сеть корабля, как уверял всех, я тоже не знал, лишь надеялся на удачу.

Пока я гадал, получится или нет, облачко тоненьких нитей снова вспушилось вокруг перчатки. Я окликнул Сергея и дал сигнал на МОУ начать сматывать спас-тросы, в который раз посетовав, что эти обычные высотные костюмы с усиленной защитой для работ на низких орбитах не снабжаются напоясными лебедками, в отличие от скафандров космомонтажников, например, или спасателей.