Постепенно зарницы подобрались из глубины к краям, высветив белым цветом всю небесную плоскость и багровым — нижнюю. И они не остановились: сверху начали падать раскручивающиеся плети свитого белого света. Всё это, если не брать белизну, очень напомнило прорастание побегов марпоники при ускоренной прокрутки отснятого видео. А снизу навстречу им потянулись тупые багровые вздутия-волны.

Они соединились. Багрово-белый свет сменился ослепительно-яркими длинными разрядами, непрерывно змеящимися по всему соединенному объёму, теперь уже не пустоты — энергетической сети одинаковых ячеек из таких же энергоразрядов. Они вспыхивали и гасли, чтобы снова вспыхнуть; некоторые не вспыхивали и висели в сети слабо пульсирующими чёрными клетками, прахом пустоты. И их становилось больше и больше, пока вся эта сеть не превратилась в объём мёртвого праха и не растворилась во вновь раскатившейся пустоте под концами-отростками побегов марпоники.

— И где это мы?.. — пробормотал, чисто риторически.

— В Марсе, — это Хрулёв. — Под поверхностью.

— Ты уверен? Всё-таки зондирование Марса происходит непрерывно всеми мыслимыми и немыслимыми способами. И подобную полость наверняка бы заметили.

— Если только она не возникла в последние часы, — парировал скептик.

— Слишком большая, — не согласился я. — Времени бы потребовалось — не счесть. Молчу уж о сдвижках коры планеты.

— Хочешь сказать, что это не Марс? Тогда что? Точнее, где? И как выбраться?

— Хм… а вообще, прикидывали относительно наземных координат, где мы?

— А как же! По кругу летаем. Под посёлком. С километровым радиусом.

— А центр?

— Любуйся! — Сергей пальцем указал в нижнюю левую часть экрана.

Там то увеличивалось, то сжималось бледно-зелёное овальное пятно метров 100 в поперечнике, судя по цифрам. И, судя по тем же цифрам, пятно являлось шарообразной субстанцией, настолько сложной, что электроника МОУ не могла спрогнозировать просчёты для отдельно выделенной 3-D картинки.

Рядом висело окно с транслируемым оптическим изображением. Невооружённому глазу пятно представлялось чем-то вроде медузы с короткими щупальцами. Она как бы ощетинивалась ими на короткий миг и успокаивалась. Очень похоже на ропалии земных сцифоидных[8].

Мне показалось, что при каждом таком «ощетинивании» псевдоропалии втягивают в центр «медузы» на краткий миг застывающие красные линейные проблески, после чего ослепительные разряды делаются чуть темнее.

— Фризлайт,[9] — пробормотал Хрулёв.

— Думаешь?

— Не знаю. Но туда рушится прорва энергии. Откуда только берётся?

— Связь есть?

— Смеёшься? Поражаюсь, как модуль-то выдерживает. Тут такая смесь энергии, что она скручивается в топологические объекты, будто в гравитационном коллапсе.

— Это как? — не понял я.

Сергей снова провёл пальцем по выделенной светопанели, очерчивая сраставшиеся пряди бледно-зелёные корней марпоники с тянувшимися навстречу им снизу красными сполохами. Соединяясь, они втягивались в «медузу», застывая на миг непонятными абстракциями.

— Уйти не пробовали?

— Не получается, — выдохнул Лен. — Нас и так с каждым кругом затягивает ближе.

Я сглотнул.

— Назовите меня чокнутым, но мне кажется, что это пятно делит материю на кванты времени и поглощает их.

— Откуда ты это взял? — удивился Лен. — И почему именно хрононы, а не фотоны или кварки?

— Ты что-то почувствовал, да, Илай? — спросила Даша.

Я кинул.

— Почувствовал. По-моему, это я затормозил наш переход в хронон. И предлагаю нырнуть внутрь, пока есть свобода выбора.

— И зачем? — Судя по лицу Лена, ему и хотелось с головой окунуться в творившееся научное безобразие, и удерживала ответственность старшего по должности.

Я вновь прицепил нейрочип. Прислушался.

— Лен, времени у нас — пара вздохов. Поэтому, как дам отмашку, ныряйте в эту «медузу», иначе тут мы и…

Меня захлестнуло уже знакомое, но оттого не менее гнусное ощущение распухания, растворения и прочих сопутствующих прелестей.

— Давайте, — пробормотал, стараясь не отключиться.

МОУ скользнул к центру «медузы» сквозь псевдоропалии. На один долгий-долгий миг меня свела судорога, после чего последовал удар. По модулю. И по мне. По всему.

Одновременно внутри меня снова полыхнул клубок света, разбрасывая в окружившую пустоту тянущиеся в бесконечность пряди. Они тянули меня за собой, разрывая на миллиарды вопящих от боли кусочков и раскручивая в спирали галактик, потом застыли на длинный-длинный миг и погасли. Осколки моего «я», врастая друг в друга, стремительно, но не мгновенно, выпали из того непонятного «где» и «когда», куда растащили их нити света. На долю чего-то, имеющего отношение ко времени, и вместившей в себя существование всей вселенной, вдруг прорезался замысел сущности всего сущего в процессе его зарождения и дальнейшего продолжения. И всё погасло.

Кажется, у меня начинало входить в традицию очухиваться лёжа на полке с сидящей рядом Дашей.

И ощущение некоего дискомфорта. Голова болезненно гудела, место за ухом, где был врощен нейрочип, простреливало острой болью. Даша аккуратно промакивала то место чем-то прохладным и влажным, приятно пахнущим. Потом прекратила.

— Всё, кровь уже не идёт. — Посмотрела мне в глаза. — Ты как?

— Лучше, чем выгляжу. — Я, кряхтя, сел. Потрогал ухо, нейрочип исчез, оставив довольно глубокую ранку, смазанную сейчас, скорей всего, антибактериальным гелем. Даша молча сунула чип мне в руку. Я убрал его в нагрудный карман.

— Значит, замечательно. Потому что выглядишь ты совсем неплохо, — ехидно прокомментировал Сергей. Даша молча прижалась ко мне, я с нежностью обнял её за плечи.

— А ты не завидуй, — сказал я Хрулёву. — Хочешь, и тебе чип прицепим.

— Уже не стоит, — и он кивнул на экран.

Я только сейчас обратил внимание, как мягко меня вжимает в переборку. МОУ двигался с приличным ускорением, два-три G не меньше. И в космосе.

— Не надейся, — процедил Лен хмуро, сбоку мне было видно, как с нижней губы у него капает кровь, — за обломками гоняться не будем. Идём на посадку!

Даша хихикнула. Как-то нервно.

— Если найдём — куда!

Не понял. Я сел.

Подземная полость сменилась чернотой пространства с далёкими гвоздиками вбитых в панораму звёзд.

— Как мы здесь оказались?

Лен фыркнул.

— Кто бы знал? Миг — там, следующий миг — здесь. Или это твои фокусы? — Он подозрительно сощурился.

Я вздохнул.

— Если бы.

Я повнимательней всмотрелся в экран.

— И куда мы летим?

— К Марсу, — буркнул Лен, уставившись в экран в свою очередь.

И где тут у нас Марс? А… вот он.

Ничего себе — вот так выбросило нас! 0,003 % АЕ, судя по данным на экране. Почти 4 500 000 километров. И это на стандартном МОУ! Хотя, конечно, дело тут не типе летательного аппарата.

Даша шевельнулась под рукой.

— Впечатляет? Меня тоже. Представь только, вся система будет у нас в кармане, когда изучим этот феномен. Очень хочу к кольцам Сатурна…

— Хоти и дальше, — вмешался Сергей. — Сама знаешь, от изучения до осознания и воплощения могут и сотни лет пройти. Странно другое: мы идём с ускорением и, судя по данным, должны приблизиться к Марсу на расстояние, чтобы увидеть Фобос невооружённым глазом. И, несмотря на время и скорость, я бы сказал, что мы не приблизились к Марсу ни на метр.

— А относительно других планет? Или временной промежуток слишком мал ещё для расчёта?

— Да нет, — это уже Лен, — современной аппаратуре хватает. И относительно других планет мы движемся, удаляемся от той же Земли, только вот к Марсу не приближаемся! Такое впечатление, будто с каждым пройденным метром впереди разворачиваются новые километры пустоты.

Отпустив Дашины плечи, я с трудом поднялся и проковылял, преодолевая давящую тяжесть ускорения и цеплявшиеся за палубу магнитные вставки на подошвах, к креслу Хрулёва и попросил: