Хороший вопрос. Работай связь — вызвали бы помощь, а так… Лучше всего вернуться в модуль и убраться к ближайшему посёлку с пунктом охраны правопорядка. Только, боюсь, пока будем добираться, объясняться, пока нам поверят и пошлют кого-нибудь с проверкой, тут останутся стебли марпоники, и только. А у нас в наличии труп, изрешечённый МОУ и два человека, один раненый. Нас будут очень-очень долго расспрашивать. Оно мне надо?

Ещё как вариант: дождаться, когда очнуться пленники и допросить их. Только они могут ничего не знать или не сказать, зато сюда вполне могут заявиться их приятели, потерявшие запропавших подельников.

— Кстати, — сказала Даша, осмотрев раненого и осторожно положив его голову на стебель марпоники. — Здесь должна быть дорога.

Она кивнула на кар.

— Это электроприцеп к вагонеткам. Обычно цепляют в конец составов для усиления и страховки подземных электропоездов. На бездорожье он практически бесполезен.

Действительно. Я вспомнил, как неуклюже машина поднималась по склону. Повертел головой, припоминая, куда она направлялась, и двинулся вверх.

Дорогу я увидел сразу — синевато-зелёная трёхметровая полоса, уходящая от ложа озера в темноту. Я выбрался на неё, пошаркал пару раз ногами — вполне приличный затвердевший биопластит. Надолго его не хватит, месяц-полтора от силы, потом растворится в почве. Но для того его и создавали. Особенно часто его использовали в земных заповедниках при перегонке тяжёлой техники для расчистки завалов на реках или прокладке временных маршрутов для автотуристов. Те постоянно требовали новых впечатлений. Да мало ли!

Нам дорога подходила идеально. Оставалось только на неё выбраться.

Что вполне удалось, хоть и с трудом. Уложив пленников на заднее сиденье и упаковав каждого кусками пластиковой липучки, найденной Дашей в отделении под передней панелью кара, я упёрся в задний борт. Даша устроилась за рулём и на пониженной скорости направила машину вверх и наискось по заросшему марпоникой склону. Скользя ногами по стеблям, я начал толкать.

Несколько раз падал, не удержавшись на ногах. Пот заливал глаза, просачиваясь под окуляры ПНВМ, и я никак не мог его вытереть.

Но всё когда-нибудь кончается, кончились и мои мучения. Кар перевалил через гребень и остановился. Я обессиленно повалился на бортик, с трудом переводя дыхание и пытаясь избавиться от чёрных пятен, мельтешащих в глазах.

Даша выбралась на дорогу. Руки и ноги у ней заметно тряслись.

Я выпрямился, постепенно приходя в себя и чувствуя, как холод начинает кусать взмокшую спину.

— Молодец! — похвалил я девушку, кажется, она слабо улыбнулась — в темноте не разглядишь. — Теперь я поведу, садись, передохни немного.

— Я в норме, — прошипела Даша сквозь стиснутые зубы.

— А я разве спорю? Но ты и так ухитрилась выехать на дорогу — я бы так быстро не смог. И ты обещала слушаться.

— Подчиняться я обещала, — буркнула Даша.

— Так подчиняйся, подчинённая.

Скорость я держал небольшую. Во-первых, сама машины была не приспособлена к высоким скоростям, во-вторых, существовал риск нарваться на приятелей наших пленников. Я на их месте уже давно бы отправился на розыски. Поэтому я ехал не спеша, старательно вглядываясь в лежащий впереди синевато-зелёный сумрак. Тишину нарушали лишь гудение движка да шуршание марпоники вокруг. Немного погодя, перед рассветом, вверх поползут от стеблей струи тумана, чтобы сконденсироваться влажным облаком. К сожалению со слишком малым пока процентом воды.

Вода. Да… Найти бы её. Никто так и не понял, куда подевалась вода, чьи пласты лежали неглубоко под поверхностью, и после терраформирования исчезли. Растворились. Канули в небытие вопреки здравому смыслу и всем известным законам. Как и залежи смёрзшегося льда в районах полярных шапок. И водород! Потому-то и оказалась столь востребована профессия штолен-проходчика: от них зависела нынче миграция половины человечества на новую планету. И, как ни забавно, горняков-профессионалов на Марсе было всего ничего, и в поисковики переквалифицировались почти все терраформисты. Между прочим, столь громким словом, кроме научного начсостава, называли и диспетчеров сводных киберзвеньев, ведущих посадки марпоники. По земным понятиям — обычные агрооператоры. Их, в своё время, набрали, точнее, сманили из крупных сельскохозяйственных концернов, посулив высочайшие заработки. Единственным критерием отбора, не считая возраста и здоровья, был профессионализм. Кстати, большую часть пассажиров моего корабля представляли горняки, специалисты подземных разработок.

Я подумал, что мы опять наступаем на те же грабли. В своё время набранные агрооператоры были отнюдь не образчиками интеллекта и морали. И вопреки замечаниям некоторых представителей правительств в ООН администрация Марсианской Директории, подкармливаемая срощенными капиталами крупнейших корпораций и концернов, типа «Ares LTD» или «Mars Technology», настояла на их скорой отправке. И на сегодняшний день мы имеем семь тысяч соединённых в отряды штолен-проходчиков из шестнадцатитысячного населения Марса, в которых расцветают махровым цветом пьянство и дебош.

Не думаю, что операторы подземных буровых установок сильно от них отличаются. И что делать? Издержки роста, так сказать. А ведь на Марсе уже есть дети, пока ещё немного, меньше тысячи, но есть. И будут, я надеюсь. И очень не хочется являть им давние земные гадости.

Тем более, пока похвастаться в поиске воды, а, соответственно, и переселении на Марс нам нечем. Разве что доставлять лёд с пояса астероидов, но технологически это пока невозможно да и слишком, слишком затратно. Вот и остаётся уповать на ИКП-2 и возрождавшуюся заново атмосферу. К счастью, поля марпоники не позволяли образовываться пыльным бурям, иначе все наши поселения давно бы смело к лешему.

Дорога впереди упёрлась в размытое фиолетовое сгущение — более светлое пятно среди окружавшей темноты. Я погасил фары и выключил двигатель.

Сзади что-то мягко клюнуло в плечо. Я обернулся и еле-еле успел отвести в сторону трубку ПНВМ от сонно щурившегося лица Даши. Девушка прикорнула на заднем сиденье, положив голову на подголовник кресла водителя. К счастью, оба наших пленника были надёжно связаны, причём раненый так и не пришёл в себя. А второй… Вот хитрец! Он очнулся, но лежал смирно, прикрыв глаза, явно выбирая подходящий для нападения момент. Впрочем, ладно, лишь бы не закричал.

Я снова завёл двигатель, отъехал немного назад, пока не исчезло фиолетовое пятно света, и остановился. Вышел, поудобнее ухватил пришедшего в себя человека и рывком вытащил его на дорогу за каром. Он с глухим стуком упал на землю и еле слышно выругался. Хорошо, значит, говорить сможет. Я снял ПНВМ и включил налобный фонарь, направляя свет ему прямо в глаза и придерживая самого за плечи, чтобы не дёргался. Ругань сделалась более отчетливой.

— У меня четыре вопроса, — сказал я. — Ответишь, отправлю в ОПП. Нет — здесь зарою.

В ответ новая ругань.

Я вздохнул и ткнул его пальцем в глаз.

Человек взвыл и попытался вырваться, но я держал крепко.

— Ты не понимаешь, — сказал я ему, — я вырву тебе глаз, потом, отрежу палец. — В подтверждение я ткнул во второй глаз.

— Так как? — спросил, когда стих болезненный вой.

Пленник вдруг задёргался и обмяк. Потерял сознание. Я неверяще тряхнул его. Вот же — космос забери, нежные какие марсиане пошли! Или… он специально, так сказать, в осадок выпал? Похоже на то. И что теперь? Ждать, пока очнётся?

Я пару раз хлестнул его по щекам. Бесполезно: голова безвольно моталась из стороны в сторону, но в сознание он не приходил.

— Илай! — Меня дёрнули за рукав. Это Даша выбралась из кара и наклонилась к лежащему пленнику. — У него гипоксия. Ты сейчас ничего не сделаешь. Его вообще нужно срочно к врачам. Или, хотя бы, под кислородный аппарат.

— И где я его возьму? — огрызнулся я. — И почему мы живы-здоровы? На нас редкая атмосфера почему не действует?

— Мы — космонавты и достаточно тренированы.