Где-то совсем близко, за пышной зеленью долины, словно в горячечном бреду, тяжело и сухо вздыхала Сахара. И от ее могучего дыхания скрипели и гнулись упругие спицы пальм, стенали всклокоченные кроны сикомор и тамарисков. Въедливый колючий песок впивался в кожу, в глаза, забирался под одежду.

Если в машине и были амортизаторы, они давно уже вышли из строя – ее трясло и подбрасывало на буграх и выбоинах шоссе. Так что всего девять километров показались избалованным идеальными дорогами американцам нескончаемой пыткой.

Тишина, прохлада и чистота отеля Hilton, до которого они в конце концов добрались, показались им раем. Наотрез отказавшись от обеда, Клара приняла душ и сразу залезла в постель, под хрустящую, холодную простыню.

Истерзанная дорогой и зноем, она заснула мгновенно, будто кто-то повернул в ее голове выключатель. Не заснула, а провалилась в сон, как в бездонную черную яму. И "яма" эта вдруг ожила, задвигалась, задышала.

Огромный золотисто-желтый Сфинкс с плато Гиза, возвышаясь над пустыней во всей своей первозданной красе, с мрачным осуждением взирал на нее черными живыми глазами Джо. Клара барахталась в песке, как в топкой трясине, между его передними лапами. Каменные колоссы мертвых фараонов со скрещенными на груди руками, как мегалиты Стоунхенджа, безмолвно окружали ее, заслоняя собою свет. Собственно света и не было, поскольку не было неба – сплошная, плотная песчаная пелена, не позволявшая сделать живительный вдох. Она задыхалась.

С издевательским блеянием прямо из этой пелены возникли козлоногие сатиры. Сотрясая густой сыпучий воздух гомерическим хохотом, они принялись забрасывать ее спелыми гроздями винограда, насильно поили вином из гигантского серебряного рога. Она захлебывалась, вино струилось по телу. Ее руки, глаза, волосы слиплись от сладкого виноградного сока. Клара хотела крикнуть, но в легких не было воздуха. Хотела бежать, но тело прочно вросло в окаменевший вдруг песок.

"Раба... Раба... – шипел многоголовый змей, обвиваясь вокруг ее шеи. – Жалкая, безвольная раба."

На каменном постаменте в позе сфинкса возник человек с головой барана, увенчанной мощными, закрученными спиралью рогами. Клара простерла к нему руки, моля о снисхождении. То не был благородный Хнум – бог-творец, хранитель Нила; из-под тяжелых, покрытых короткой шерстью надбровий на нее смотрел Гроссе. И взгляд его холодных глаз источал высокомерное презрение.

"Пощади меня, пощади!" Но голоса не было, а губы не разжимались. Хранил молчание и Гроссе-Хнум.

Распростертую на красном от вина песке Клару топтали копытами хмельные сатиры, корчась в экстазе буйной вакханалии. Их искаженные безобразной гримасой лица были лицами Гроссе.

Клара проснулась вся в поту.

Гроссе стоял у постели, нависая над нею, совсем как в ее кошмарном сне, и с недоброй подозрительностью пристально смотрел на нее.

- Что с тобой? – спросил он недовольно. – Ты металась, стонала, мычала что-то нечленораздельное. Перегрелась на солнце? – Он дотронулся до ее лба, стиснув запястье, сосчитал пульс: – Температуры вроде бы нет.

- Должно быть жара доконала, – промямлила Клара виновато. – Извини.

Рано утром они примкнули к группе туристов, отправлявшихся на экскурсию в Долину царей. Сопровождающий переправил их на западный берег Нила на фелюге, похожей на подбитую чайку с одним крылом, и усадил в комфортабельный туристический автобус с удобными мягкими креслами и кондиционером.

Клара с любопытством разглядывала гида – араба по имени Ахмед, облаченного в грязно-белые, ниспадающие до земли одежды. Его черные с сизым налетом лицо, кисти рук и обутые в сандалии босые ступни, иссушенные солнцем, рассеченные вдоль и поперек мелкими и крупными морщинами, вызывали ассоциации с растрескавшейся от жажды землей. Держался он прямо, с напыщенным, вызывавшим улыбку достоинством, уверяя, что как две капли воды похож на одного из Рамсесов.

На самой границе между долиной и Ливийской пустыней Ахмед-Рамсес остановил автобус у знаменитых "поющих" колоссов Мемнона. Пустыня, ветры и время, основательно потрудившись над ними, превратили эти, некогда величественные статуи Аменхотепа III в уродливых инвалидов. Некоторые части тела отсутствовали. Лиц не осталось вовсе. Животы обоих были так изъедены, что казалось видны внутренности. Обнажились стыки каменных блоков, в щелях которых, видимо, и пел гуляка-ветер. Теперь Аменхотепы больше походили на жутких каменных монстров, стерегущих подходы к городу мертвых.

Клара поспешила вернуться в автобус. Но довольно скоро выйти все же пришлось, и не под сень тропических деревьев, а на раскаленные солнцем безжизненные, но фантастически живописные скалы Ливийской пустыни. Красно-коричнево-желтые, они походили на изваянные ветром округлые башни и стены старинной крепости, отвесно уходящей в небо. А у ее подножья десятки каменных лазов, перед которыми, как муравьи, сновали бесчисленные туристы со всего света.

Гид принялся вдохновенно рассказывать о том, как были обнаружены и вскрыты 64 замурованные и заваленные каменными глыбами гробницы правителей Нового Царства. Но все они, к сожалению, давно уже были разграблены, и не только заурядными искателями сокровищ, но и сильными мира сего, такими как Александр Македонский и Наполеон. За исключением одной...

Смешавшись с толпами туристов, они спускались по круто уходящим на стометровую глубину длинным каменным проходам к вырубленным в недрах скалы усыпальницам – Тутмоса III, Аменхотепа II, Сети I, Рамсеса III... Стены коридоров и погребальных камер были сплошь покрыты фресками, рассказывающими о жизни и подвигах покойного, и конечно о его последнем путешествии в загробный мир.

Рамсесоподобный Ахмед прекрасно справлялся со своей ролью, пересказывая давно выученные наизусть истории царей. И почему-то особое внимание уделял принесенным в жертву рабам-строителям гробниц и царским слугам, замурованным в соседних с усыпальницей помещениях.

- Рабов, как правило, обезглавливали, слуг же хоронили целиком, чтобы они могли прислуживать своему господину в загробном мире, – вещал он в гробнице Тутанхамона. – Вот за этой стеной было обнаружено всего 30 обезглавленных рабов...

Недослушав его, туристы спешили назад, к далекому выходу. Здесь, глубоко под землей, трудно дышалось. Клара последовала было за ними, но не обнаружив рядом Гроссе, вернулась.

Она нашла его перед стеной центральной камеры, сосредоточенно изучавшим сцены бальзамирования.

- Не мешай мне, – предостерег он Клару, не отрывая взгляда от фрески. – Поднимайся с группой наверх. Я догоню.

Недовольный и разочарованный, Гроссе присоединился к ней уже в гробнице Рамсеса VI. Клара догадалась, что он никак не может найти ответы на мучающие его вопросы.

- ...Здесь было найдено 80 обезглавленных рабов, – хладнокровно сообщал Ахмед. – А вот в гробнице Сети I все 150.

По-видимому число приносимых в жертву свидетельствовало о степени могущества и богатства данного фараона, что и стремился подчеркнуть гид.

- Сколько же можно! Боже мой, сколько можно!– не выдержала Клара.

- Ти-ше, – зашипел на нее Гроссе. – Не устраивай истерик.

Но она уже не могла остановиться, несмотря на удивленные взгляды, устремленные на нее.

- Эти кровожадные мумии и их боги-могильщики. Они повсюду преследуют меня. Не могу больше! Не хочу!... – Ее передернуло. – Скажите, "таинственный" ритуал мумифицирования! Ряженые "египетские боги" превращали своих высокородных покойников в фаршированные куклы. Сначала они измывались над ними, выковыривая мозги из ноздрей, глазниц или ушей, выдергивая внутренности и раскладывая их по разным посудинам, срезая ступни, разверзая рот и прочее. Потом заливали и запихивали в опустошенное тело и череп всякую гадость. Нашпиговывали их тряпками, смоченными в горячей смоле или битуме, и даже проталкивали эти тряпки под кожу. Недавно в животе одной мумии нашли разрозненные листки какой-то очень древней пьесы, считавшейся безвозвратно утерянной. По-моему, все это просто омерзительно. Мы пересекли пол земного шара, прилетели в другую страну, в другую культуру. Мы приехали развлекаться и отдыхать. Но и здесь, куда бы мы не пошли, одни лишь смерть, насилие, убийство.