– Проверьте вы. – Едва взглянув на склянки, Клара передала их Хиллу.

- Боже праведный! Хлористый кальций! – прочел тот с содроганием. –Pea 7 с хлористым кальцием вызывает моментальную остановку сердца!

- Что и произошло, – глухо подтвердил Роджер.

- Этого не может быть! – взвизгнула Милдред, выхватывая из рук Хилла злополучные ампулы. Тупо уставилась на них. – Да я же лично перед операцией перебрала все медикаменты. Хлористый кальций лежит у меня в третьем ряду, втoрая ячейка слева. Вот здесь! – Она извлекла из указанной ячейки ампулу и изменившимся голосом прочитала: – Хлористый натрий...

Последовала долгая пауза. Милдред стояла белая, как кафельные стены операционной. Потом лицо ее покрылось багровыми пятнами.

- Ампулу подложили! Их поменяли местами! – убежденно заявила она. – И это мог сделать только один человек... мисс Клара! Кто другой мог знать наперед, что она пожелает прибегнуть именно к этому препарату. Мне с самого начала казалось ее поведение подозрительным.

У брызжущей ненавистью Милдред не было прямых улик против Клары. А следовательно она не могла доказать ее виновность.

При желании Кларе ничего не стоило разделаться со своей злобной противницей, напомнив ей, что не прикасалась к шприцу, что инъекцию Милдред делала собственноручно, что прямая обязанность хирургической сестры тщательно проверять препараты, прежде чем вводить их больному, а не доверяться своей памяти.

Но для Клары сейчас существовала лишь одна реальность, потрясшая ее, ошеломившая, обескуражившая: Гроссе мертв! Его больше не существует.

До самого последнего момента трагической развязки она не могла бы с уверенностью ответить себе на вопрос: желала ли она его смерти? Она не знала этого наверняка, когда длинными бессонными ночами вынашивала свои коварные замыслы. Не знала наверняка и тогда, когда меняла местами ампулы на хирургической тележке. Она не желала ему смерти даже когда услышала свой собственный голос, твердо произнесший: "Введите раствор". Даже сейчас она все еще сомневалась, надеясь на чудо, не веря, что он мог вот так просто, без борьбы, взять и умереть. Гроссе бессмертен. Убить его невозможно. Он окружен черным нимбом неприкосновенности.

До самого последнего момента она была убеждена, что вмешаются некие таинственные силы и не позволят свершиться задуманному. Когда рукой Милдред она вводила смертоносное лекарство, ей казалось, что вот сейчас его глаза откроются, он поднимется во весь рост, опутанный проводами и шлангами, с распоротым кровоточащим нутром, но несокрушимый в своем могуществе. И, подобно мощному грозовому разряду, его взгляд покарает ее, испепелив тут же, на месте.

Но ничего сверхестественного не произошло. Гроссе тихо испустил дух. И земля не разверзлась под нею. И не рухнула громада двуликой клиники, как замок в старой сказке про поверженного злого волшебника.

А коли так, что могут сделать ей эти жалкие двуногие кроты, эта сторожевая дворняжка Милдред.

- Мисс Клара, объясните, что все это значит, – услышала она голос доктора Хилла.

Клара нехотя оторвала взгляд от Гроссе и с вызовом посмотрела на враждебно подступавших коллег.

- Во-первых, – очень медленно заговорила она, – не мисс Клара, а миссис Гроссе.

- Тем более.

- Уж не решили ли вы, что, завладев его фамилией, обрели права и на его жизнь? – В голосе старого Батлера слышалась не только издевка, но и угроза.

- Это вы здесь человеческой жизнью распоряжаетесь, как своей собственностью. Мне глубоко противна вся ваша шайка убийц и это омерзительное логово. Я не задумываясь уничтожила бы его вместе с вами.

От такой неслыханной дерзости лица сотрудников вытянулись.

- Посмотрите на эту чистоплюйку! – прошипела Милдред. – Себя она к "шайке убийц" не причисляет.

- И что же вас удерживает? – Обычно бледный, как покойник, Батлер сейчас стал багровым.

- Безразличие, – вяло проронила Клара. – На этом свете мне нужен лишь один-единственный человек – Эрих Гроссе. Ну а ему нужны были вы. И жертвы. Много жертв. Им владела мания бессмертия. Мне не было места в его жизни.

- Так что же вы выиграли, убив его, безумная женщина?! – воскликнул Хилл.

- Что я выиграла? – Какое-то время Клара рассеянно смотрела на Хилла, вернее, сквозь него, казалось, не понимая смысла вопроса. – Что я выиграла... – задумчиво повторила она.

И, словно очнувшись, стремительно подошла ко второму столу, туда, где лежал всеми забытый Гроэр. Сдернув с его головы салфетку, она победоносно выкрикнула:

– Вот это!

И тут все увидели чудо. Перед ними лежал Гроссе, сказочным образом помолодевший.

Сходство усиливалось одинаково застывшими позами, сомкнутыми веками, четким, в мельчайших подробностях повторенным силуэтом профиля. С той лишь разницей, что этот Гроссе спал, а тот, подлинный, был мертв.

Сгрудившись вокруг операционного стола, сотрудники в растерян-ности созерцали невероятное явление.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Клара лихорадочно обдумывала свой следующий шаг.

ГЛАВА 42

С того злополучного дня, как она впервые увидела Гроэра и узнала о тайных замыслах своего возлюбленного, Клара лишилась сна и покоя. Всю жизнь она любила одного Гроссе. И вдруг их оказалось двое. Гроссе стареющий – замкнутый, своенравный, преступно порочный и гениально неповторимый, принадлежащий ей и в то же время не принадлежавший никому. И другой Гроссе – тот же кумир, тот же идол, только снова юный, не запятнанный еще ничьей кровью, девственно невинный душой и телом. И она раздвоилась. Будто со стороны Клара увидела всю неприглядность и оскорбительность своей рабской, полной унижений любви. Гроэр нежданно потянулся к ней с куда большим пылом, чем его сумрачный прообраз, суля ей неиспытанные дотоле радости разделенной любви.

Однако Гроссе подлинный, учуяв возможность конкуренции, не остановился ни перед чем в своем стремлении завоевать надежный перевес в душевных колебаниях Клары. Но он переусердствовал, ее бедный Эрих. И Клара заподозрила подвох. Опасность. Она слишком хорошо его знала.

Подсознание, помимо ее воли, трудилось день и ночь. Взвешивало все "за" и "против", искало варианты, дробило и суммировало факты. Подсознание руководило ею, когда она инстинктивно избегала смотреть на Гроэра, дабы не возбудить подозрительность Гроссе. В ней затаились две женщины – одна по-прежнему любила только Гроссе, другая – Гроссе в Гроэре. Обе выжидали, лицемерили, накапливали силы. Обе не знали заранее, кто из них победит. И сейчас одна оплакивала потерю, другая торжествовала победу.

Одного она не предусмотрела – возможного разоблачения. Если не мобилизовать все душевные и умственные силы, всю свою волю, она погубит не только себя, но и Гроэра.

Уйти живой из этих зловещих казематов, к тому же не одной уйти, а вдвоем – вот что сейчас было для нее важнее всего. Но как?! Сказать им правду о Гроэре? Ей просто не поверят. А если и поверят, что изменится? На него станут смотреть с тем же равнодушием, с каким здесь относятся к безродным донорам – школа Гроссе действует и после его смерти. И уж тем более ее не станут даже слушать, если она заявит, что клоном был и сам их властелин.

И она заговорила. Голос ее звучал твердо и торжественно:

- Этот юноша, что лежит сейчас перед вами – его сын! – Будто актриса на сцене, Клара выдержала эффектную паузу. – Более того. Он –наш сын! Мой и Эриха. И он, – она указала пальцем на тело Гроссе, – на ваших глазах, с вашей и моей... Моей! помощью, намеревался убить нашего сына, чтобы за счет его жизни продлить свою собственную... Мы все здесь давно забыли о чести и совести. Мы очерствели изнутри. Но такое бессердечие и жестокость чудовищно даже для нас с вами.

Никто не попытался ее перебить. Собравшихся потрясло признание Клары не меньше, чем смерть хозяина.

- Да, я любила это исчадье ада. – Понизив голос, она еле слышно добавила: – Я и сейчас продолжаю его любить. – И это было правдой. – Но он сам поставил меня перед необходимостью выбора. Он хотел принудить меня вот этими самыми руками убить собственное дитя... Как, по-вашему, мне следовало поступить?! Я спрашиваю вас – верных псов гениального дракона.