— Если Мин Джун узнает, что я случайно прикоснулся к твоим… к твоему бюсту, он меня кастрирует.

Если вдуматься, то Кохей ничуть не преувеличивает.

— А мы… уф! Мы никому не скажем, верно? А свидетелей уберем потом, — и пристально смотрю на водителя. — Чтобы не болтали.

— Лучше вам сейчас пристегнуться, госпожа Ямада, — говорит тот. Очень вовремя.

В надежде, что получилось оторваться от преследования, мы снова выезжаем на трассу. До моста остается каких-то три квартала и тут начинается самое интересное.

— Что будем делать? — спрашивает Кохей, оглядываясь по сторонам.

Да! Самое время решить, что делать дальше. Все тут как тут: и полиция с мигалками и мегафонами, и мои «трилистники», и «драконы», и еще какие-то невнятные хмыри. О! И даже традиционный черный минивэн «лотосов» мелькнул. А где-то в небе, похоже, барражирует вертолет. Вот это мы влипли! Хорошо-хорошо, это я влипла. Но не отступать же теперь?

— Вперед! — кричу я. — Только вперед! На мост!

И мы рвемся к мосту, к тому самому, на котором целую вечность назад Томоэ Макино предложил мне голову своего единокровного брата — Кохея. В переносном смысле, разумеется. Интересно, Кохей в курсе про это историческое место и событие? И тогда рядом был Рё. Такой отчаянно дерзкий в своем идиотском костюмчике. Лохматый, с грязными разводами на шее и разбитыми костяшками пальцев. Знала бы, что он тогда голодал, повезла бы курочкой кормить. Это я теперь жадная, и берегу каждое драгоценное воспоминание, точно дракон свою жемчужину, а тогда…

— Рин, не переживай ты так, — настойчиво просит Макино. — На тебе лица нет. Скажи, что тебе надо у старой ведьмы? Может, я знаю? Может оно у меня? И нам никуда не надо ехать. Ямада Рин, ты слышишь меня вообще?

Так я тебе и сказала, держи карман шире!

— Ты уже приказал своим бойцам окружить дом? — спрашиваю. — Мне потребуется какое-то время, чтобы во всем разобраться.

Если я что-то секу в призраках и колдовстве, то дух шаманки все еще там, в доме, где она померла. 49 дней еще ведь не прошло, так? Я с ней по-свойски поговорю, она у меня попляшет эта злобная сука. У меня аж челюсти от нетерпения сводит.

— Твою мать, Ямада, ты неисправима — шипит в респиратор Макино. — Почему я вообще это делаю?

Риторический вопрос, да. Почему мы все делаем то, что делаем?

А между тем, нас догоняют. Кажется, я уже второй раз в этом году невольно объединяю усилия полиции и мафии. Так это трогательно, только дьявольски не вовремя.

— Давай проскочим! Поднажми! — кричу я на ухо водителю. — Парень, если получится, то у тебя будет самая крутая тачка в этом городе! Нет, во всей стране! Любую! Какую захочешь!

Он с ужасом косит черным глазом со зрачком расширенным до предела. Ага, точно, меня уже вознесла на самый гребень исполинская волна азарта, когда кажется, что никаких преград не существует. Мы въехали на мост! Теперь только вперед. Нет границ. Нет запретов. Я всё могу! Всё! Слышите, уроды, это вам Ямада Рин говорит? Да как вы посмели перегородить дорогу мне, Мастеру Горы? Хотите остановить девушку с кровью ками? Ха!

— Рин, спрячь оружие! Немедленно убери свою чертову пушку, идиотка! — орет Кохей и пытается меня скрутить.

А! На миг я выныриваю из синей бездны одержимости. Ого! Так я уже и за пистолет взялась? Боги мои! Я, наверное, окончательно спятила, если решила поразмахивать заряженным оружием в салоне мчащейся на сумасшедшей скорости машины. Или, может, все-таки выстрелить разочек? Мы ведь и так мчимся прямиком в ад. Или в рай. Для гангстеров. Кошки и собаки уходят по радуге в Страну Счастливой Охоты, а бандиты, должно быть, в кровавый закат, пахнущий порохом и тленом.

И тогда нервы Макино, и без того не стальные, окончательно сдают, он командует водиле: «Тормози!», а сам срывает с лица респиратор и наваливается на меня всем телом. Удивительно сильным и ловким, как тут же выясняется. И заломив мне руки, впивается зубами в мочку уха. Больно! Я извиваюсь и пытаюсь лягнуть Кохея куда побольней. Все при деле.

— Утихомирься, Рин. Хватит буянить, — шепчет он гневно прямо в ушную раковину. — Я хочу жить и хочу, чтобы ты жила. А ты сейчас пытаешься всех нас убить. Успокойся, тебе говорю.

Черт… а он ведь прав. Водитель бьет по тормозам, машину слегка заносит и она останавливается буквально в полуметре от полицейского броневика. Вот и приехали! А всё так хорошо начиналось. Мне хочется плакать. Или пристрелить кого-нибудь. Или и то и другое сразу.

— Добился своего, засранец? — спрашиваю привольно расположившееся на мне бандитское тело. — А теперь слезай немедленно.

Но Кохею в данный момент не до пикантностей.

— Ты уши мыла сегодня? — отплевывается он. — А волосы?

— Нет, не мыла! — срываюсь я. — Неделю ходила в туалет и ни ни разу рук не мыла, понял? Вся в микробах и вирусах, в три слоя! Сейчас я тебя заражу всеми известными науке инфекциями!

Да, я — неблагодарная сволочь. И сколько не делай мне хорошего, я сразу же всё забуду. Ничего не поделаешь, разбойничьи гены. Шутка в том, что не только у меня одной карма отягощена грехами, а характер — преступными наклонностями. Раздраконеный (уже смешно, да?) Кохей изо всех сил выпинывает меня наружу, в распахнутую дверь и вываливается следом.

А поднимаемся с четверенек мы с ним под многократный одновременный щелчок предохранителей. Я оглядываюсь по сторонам… Мамочка моя дорогая!

Стоит наш, в смысле Кохеев, внедорожник посреди моста, точно поперек сплошной разделительной линии, а вокруг тройным… нет, четверным кольцом множество машин. Впереди по курсу, как положено, полицейские, позади — принадлежащие «Трилистнику», а по бокам — тачки «драконов», местами втерлись автомобили прессы и даже минивэн «лотосов» затаился в некотором отдалении. Такая себе гигантская пробка, где каждый водитель и пассажир посчитал своим долгом выйти наружу и достать пушку, бейсбольную биту. Или нож. Или фотокамеру. А кое-кто в «аптечке» припас хорошо наточенный меч. Ну, зашибись!

Кажется, я только что побила свой же рекорд по организации массовых беспорядков. Может быть, это и есть мое настоящее призвание, а? Попробовать, что ли, устроить революцию?

Вперед выходит детектив Дайити с пистолетом в руке и пальцем на спусковом крючке, целится в Кохея и говорит четко и медленно (как их там в академии учат):

— Макино, подними руки и отойди в сторону. Рин, а ты иди ко мне.

И рукой жест делает. Под правым глазом у него кровавый фингал, на лбу шишка, а в ноздре — ватка.

— Хозяйка, ты как? Иди-ка лучше ко мне.

Это уже Мелкий голос подал, заходя осторожно с фланга. У него тоже пистолет, а еще в хлам расквашенные губы, опухший нос и рассеченная бровь. За его плечом пристроился… Блин, этот бандит с красно-синей от зверских побоев мордой в разорванной на груди рубашке, это у нас теперь Жмот такой? Только по двум пушками, в обеих руках, его и признала, если честно.

— Чуваки, а с вами-то что случилось? — спрашиваю. — Кто вас так отделал?

Думаете, кто-то меня слушает? Фигу! Никто и ухом не ведет, только получше прицеливаются и щурятся так сладостно. Всё потому, что я не в костюме, а в юбке, в девочковом. Да еще и на каблуках! Проклятые гендерные стереотипы!

— Макино, на колени! — рычит Хиро. — И руки за голову! Заложница, в сторону!

— Чего? Погодите, офицер, — говорю. — Вы все неправильно поняли. Я очень тороплюсь, вообще-то, а господин Макино мне помог…

Не нравится мне, как легавый смотрит на Кохея. Кровожадно смотрит и взгляд его, словно бы говорит «Давай, дернись, и я тебя пристрелю с превеликой радостью». И пристрелит ведь.

«Вот именно! Потому что давно хотел!»

Я чуть на месте не подпрыгнула, рискуя спровоцировать перестрелку. Призрак Ян Чэня тут как тут! Не сидится ему в аду на теплой сковородке.

«Рин, делай что хочешь, но останови кровопролитие!» — визжит покойник и ножкой топает.

Да с чего он взял, что Хиро начнет стрельбу? Легавый у нас человек хладнокровный, иногда даже чересчур.