— Рё! — радуюсь я, как ребенок.

Тот сплевывает прилипшее к губе перышко, небрежно вытирает руки об штанины спортивного костюма и со всего маху хлопает Макино по спине:

— А это чо за фуфел с вами?

Кохей бледнеет и валится в обморок. Вечер перестает быть томным.

Мы бежим по переулку. Ну как бежим… Я с пистолетом Мелкого в руке и сумочкой под мышкой (хрен я легавым еще одну сумочку отдам!) хромаю впереди, а телохранитель с ронином волокут обморочного «дракона». С виду такой изящный, а весит, как буйвол.

— Давай, давай, вперед и направо! — командует Рё, который в здешних лабиринтах ориентируется лучше, чем местные бродячие коты. — Стоянка — там.

Добегаем мы в нужное место в тот момент, когда где-то вдалеке взвывает первая полицейская сирена. «Быкам», что лежат прямо под разбитой камерой наблюдения, уже не помочь, а вот Ли еще дышит. Его можно и нужно спасать.

— Едем к штопальщикам, — приказываю я, а сама лезу в аптечку за нашатырем.

Одного бесчувственного мужчины с пробитым легким мне более, чем достаточно.

— Кохей, подъем! — ору я на ухо «дракону» и несильно, но звонко лупцую его по щекам. — Очнись сейчас же!

— А? Что?

Макино-младший приходит в себя и на время забывает о том, что вокруг сплошные микробы и грязь. Вместе мы грузим Ли на заднее сидение, и садимся по бокам, Рё — за рулем, Мелкий рядом — сейчас он показывает дорогу, но при необходимости будет отстреливаться.

Не знаю, где Рё учился водить, может его ками священной горы учил, хрен этих деревенских поймешь, но ему бы с такой удачей на гонках выступать. Денег бы отгреб дофигища, это точно.

Штопальщики есть у каждого клана, в основном, это врачи, лишившиеся по разным причинам лицензии, но некоторые из них работают в больницах. Интернам, скажем, там платят сущие гроши, в отличие от бандитов, не скупящихся, когда речь идет о жизни брата по клану. Конечно, большинство штопальщиков — обычные коновалы с небольшим кладбищем загубленных пациентов за спиной, но есть и классные спецы. Мне нужен именно такой.

— Мо, дуй в зал игровых автоматов на Третьей улице, — говорю я в трубку, набрав заветный номер.

— Что там? — спрашивает мой личный врач на все руки.

— Легкое пробито, большая потеря крови.

— Знаешь группу крови?

— Первая, резус положительный.

— Через 10 минут буду. Пусть готовят операционную.

Вот это разговор по существу.

— Братец, держись, — шепчу я на ухо водителю, которого знаю с его 12 лет. — Я тебя спасу. Не вздумай помирать.

У Ли на груди, прямо напротив сердца мое имя выбито в венке из сливовых цветов. Он — мой, а я — его. Навсегда.

Когда мы вбегаем в зал, растрепанные и окровавленные, с едва живым телом на спине у Рё, завсегдатаи, как по команде, отворачиваются к сверкающим экранам. Они ничего не видели и ничего не слышали.

В подвале у нас лазарет оборудованный по последнему слову медицинской науки. Только аппарата МРТ нет пока, но я над этим работаю. Дайте только срок.

Мо и его команда уже тут как тут. С Ли быстро срезают одежду и сразу кладут на стол. Загорается холодный яркий свет, медсестра (ей надо с кредитом расплатиться) задергивает полиэтиленовую шторку.

Всё, я сделала что смогла, и теперь жизнь братца Ли в руках доктора Мо. Я шлепаюсь задницей на топчан и закрываю глаза. Старею, наверное, если эта беготня так меня подкосила.

— Хозяйка Рин, у вас глубокий порез на ноге. Надо бы зашить, — лепечет юный медбрат.

А я-то думаю, чего мне так скользко все время.

— Шей, чего стоишь! — приказывает Мелкий.

И мне зашивают рану на пятке. С наркозом, разумеется. Но время — деньги, и пока паренек ловко орудует медицинским степлером, я звоню Жмоту. Нужно дать отмашку, чтобы семьям погибших сегодня «быков» выплатили компенсацию. Это перво-наперво. Затем нужно заткнуть рот хозяину ресторана. Это — два. А три…

— Юто, затащи в офис Красавчика. Чтобы был под присмотром круглые сутки. Отвечаешь за него головой, — рычу я в трубку. — Если будет упираться — свяжи.

Так, чтобы наверняка, меня можно убить только одним способом — отнять у меня Тана. Все остальное я как-нибудь переживу.

Я лежу на топчане, укрытая пиджаком Мелкого, и жду пока из-за ширмы выйдет Мо и скажет, что Ли будет жить. Мин Джун шепотом трет о чем-то с главарями. Рё за обе щеки уминает горячую лапшу, а Кохей — горстями специальные таблеточки, чтобы не спятить от навязчивого желания срочно вымыться с хлоркой, спиртом, йодом и мылом.

— Так, что там с гаданием у твоего брата вышло? — спрашиваю я у Кохея, чтобы отвлечь его от навязчивых мыслей. — Ему предсказали брак со мной с последующей в скором времени кастрацией?

— Было бы неплохо, — хихикает тот. — В клане бы спокойнее стало на три порядка. А то ведь не успеешь оглянуться, а он уже на девчонку глаз положил. И не только… глаз.

А младшего «дракона»-то развезло порядочно. Так он скоро из миски Рё отхлебнет.

— Ты — его самый большой страх, Ямада Рин. Гордись.

Тут как раз заканчивается операция, Мо выходит из-за ширмы, швыряет окровавленные перчатки в мусорный мешок, вытирает пот шапочкой и говорит:

— Твоему братцу ничего больше не грозит, Хозяйка Рин. Молодой, сильный, он выкарабкается. — врач, точно строптивый кошак, вырывается из моих объятий и уворачивается от поцелуев. — Всё, хватит слюни по мне размазывать, выметайся.

Доктор Мо суровый человек и великий хирург, доктор Мо однажды спас моего Красавчика. От инфаркта, не от пули. Он же вытащил с того света Мелкого три года назад. Я с ним по гроб жизни не расплачусь, хотя плачу ему регулярно и без торга.

— Переоденься сначала, у тебя вся одежда в крови, — говорит он и вручает мне зеленые штаны с рубахой — хирургическую униформу. И резиновые шлепанцы.

Какая теперь разница, а в шлепанцах, по крайней мере, не так больно ходить.

— Ты всё такая же тощая, Рин. Смотри, ребра так и торчат.

— Я — стройная, — смеюсь в ответ.

Мо — единственный мужчина, видевший меня совершенно голой. Когда вырезал мне аппендикс. Я отказалась ехать в обычную больницу, побоялась оказаться беспомощной среди чужих людей.

Домой мы возвращались как компания безумных фриков: Рё в «благоухающем» помойкой спортивном костюме, Мелкий в заскорузлой от крови майке, Макино-младший в дорогущем костюме и я — в зеленой медицинской форме.

— П-почему мы к тебе едем? — заплетающимся языком спрашивает Кохей, на несколько мгновений покинув мир волшебных грёз, где нет ни одного микроба.

— А куда тебя девать прикажешь? — фыркает Мелкий. Ему совсем не хочется возиться с «драконом», но делать нечего. Это ведь Кохей завалил того мужика в ресторане. С первого выстрела, между прочим.

Ронин в квартиру подниматься не хочет, он предлагает отогнать машину в мойку и как следует почистить. Даю ему кредитку на расходы.

— Я не беру денег с женщин, — усмехается Рё, но от кредитки не отказывается. — Будем считать, что это в долг.

— Сначала купи себе нормальную одежду, — прошу я. — И не исчезай.

— Я обещал, что буду где-то рядом.

Согласна, но почему, черт возьми, ты оказался на задворках «Аромата сливы»? Опять совпадение?

Мне бы полежать в собственной кровати, подложив под ногу подушечку, и подумать о событиях прошедшего дня — спокойно. И без визга Сяомэя!

— Ты совсем охренела, ссыкля малая? Навела полный дом мужиков! Нюх потеряла!

Добро пожаловать домой, Ямада Рин! Тут тебя ждет прекрасный ками — дух священного кедра, чей изысканный слог ласкает тонкий девичий слух.

— Кобыла ты, а не тонкая дева! — ярится Сяомэй. — Ты кого в дом приволокла?

И пока мы с Мелким укладываем сонного Кохея на диван, да пока я моюсь в душе, да пока там же возится Мин Джун, я слушаю и слушаю многоэтажный многовековой мат в исполнении ками. Сольный концерт без заявок слушателей. Его въедливый резкий голос, его скандальные интонации, они меня убаюкивают, словно колыбельная, будто мерный перестук часов-ходиков на маленькой кухне у Красавчика, где прошли лучшие часы моего детства. Он забирал меня из школы, кормил лапшой, включал какой-нибудь кровавый боевик по телевизору, и пока я, затаив дыхание, смотрела на перестрелки бандитов и полицейских, штопал порванные в очередной драке колготки. Ах, дом, милый дом.