Керенский, взяв в руки власть, считал казачество единственной в то время реальной силой в России, опираясь на которую можно было покончить с Советами, уничтожить большевиков. Одной из реальных мер его объединения он считал созыв полковых и армейских казачьих съездов. Однако правительство боялось проводить его в Петрограде, так как расквартированные там казачьи части выступили в поддержку Советов. Поэтому съезд было решено провести в Киеве.
От второй отдельной сотни на съезд особой казачьей армии, стоявшей в Луцке бывшей Волынской губернии, делегатом был избран старший урядник А.Н. Бедарев. Когда он приехал в Луцк, туманная дымка расстилалась над Стырью за рекой, а сквозь нее чуть были видны дома города. Семиреченский казак прошел по улицам прифронтового города, который был центром казачьих частей, сражающихся на этом боевом участке. Луцк приукрасился, готовясь к казачьему армейскому съезду. Бедарев прибыл сюда с наказом о поддержке Временного правительства.
А уже на съезде отдельной казачьей армии в Луцке представителем в Киев был избран и Бедарев с наказом и решением армейского съезда о поддержке казаками правительства Керенского.
В Киеве Бедареву был оказан особый почет. В числе немногих делегатов он был принят военным министром Гучковым. В своем выступлении на приеме Бедарев выразил «желание особой казачьей армии служить верой и правдой Временному правительству». Министр призвал к объединению и сплочению всего казачества в защиту правительства, поддержке его начинаний. Со съезда Бедарев, окрыленный оказанным почетом, возвращался обильно снабженный листовками и воззваниями, где казачество призывалось к объединению, сохранению старых традиций и упорной борьбе с Советами и большевиками.
— Дешево же они вас купили! — заметил следователь.
— Меня купили?! — удивился Бедарев.— Да разве можно купить человека, если он делом и мыслями с теми, кто его понял. Я уже тогда разобрался, что и без царя жить можно, а вот с большевиками мне в любом случае было не по пути...
В своей части Бедарев повел активную работу среди однополчан. Он часто выступал на митингах, распространял листовки, вел агитацию против Советов, Командование полка, видя в лице Бедарева толкового пропагандиста, боевого казака и умелого защитника интересов верноподданного казачества, нашло необходимым демобилизовать его из действующей армии вне очереди и направить к месту жительства в Семиречье для проведения наказов Киевского съезда в станицах.
Бедареву были предоставлены дополнительные полномочия, получил он воззвания и листовки от особой армии к семиреченским казакам. Со своей частью он расставался с чувством нескрываемой грусти. Как ни говори, а три с лишним года провел он в одном полку, разное бывало, многие из дружков навеки остались на чужбине, со многими сдружился заново, у начальства был не на плохом счету.
В пути следования Бедарев интересуется положением тыла, настроением людей, их отношением к Временному правительству. На станциях, где поезд задерживался, выступал в защиту Временного правительства, призывал не слушать большевиков, распускать Советы.
В Верном Бедарев долгое-время изучает обстановку, заводит нужные знакомства, считая, что до дома он успеет добраться. Он связывается с Семиреченским войсковым казачьим кругом, однополчанами из ближайших станиц. К своей радости он убедился, что казачество поддерживает Временное правительство, готово выступить против Советов. Своим однополчанам из станицы Софийской (Талгар) Бедарев в откровенной беседе сказал:
— Какая сейчас власть ни есть, казачество будет защищать свои интересы. Кубань и Дон — теперь сила! Там казачье правительство, и его так просто с толку не собьешь. Я тут привез листовки и воззвания Временного правительства к казачеству, там хорошие планы изложены. Придет время, они нам пригодятся...
Часть привезенных воззваний Бедарев оставил войсковому кругу, договорился о дальнейших связях со штабом и южными станицами о взаимной помощи, если она понадобится. Завершив дела в Верном, поехал домой. И в пути следования он не оставляет ни одной станицы и хутора без того, чтобы не выступить перед казаками с антисоветскими речами. Распространяя привезенные листовки, он договаривается, что казаки по первому зову выступят против Советской власти.
В родные места Бедарев приехал в декабрьские морозы. Зима семнадцатого года стояла суровая и снежная. Нанесенные ветрами огромные сугробы перегородили дорогу, мешали езде. В Гавриловке (ныне Талды-Курган) фронтовика встретил отец, Николай Степанович. Пара добрых коней, запряженных в кошевку, обещала скорый приезд в станицу, до которой оставалось чуть побольше пятидесяти верст. Однако разыгралась пурга, и до дома добирались почти сутки.
В пути разговор отца с сыном как-то не клеился. Алексей, занятый своими мыслями, вполуха слушал отца, пока не уловил в его голосе какую-то недосказанность.
— Что, что вы сказали? — переспросил он, и отец смешался. Не хотел он печалить сына в первый же день, а приходилось. За последний год в семье многое изменилось. Когда-то Николай Степанович чувствовал себя полноправным хозяином, но с прошлого лета все пошло не так, как ему хотелось бы. Старшая дочь Прасковья с сыном ушли из дома. Отец не сдержал своего негодования:
— Спуталась с каким-то бедолагой, не захотела слушать ни материных увещеваний, ни моих. Забрала сына и ушла. А такой внучек, Васютка, подрос, души в нем не чаяли и — на тебе!.. Агашка у нас жила, пока Степан не вернулся с фронта. Твоя Аграфена-то на нас косится, не нравится ей. Э-э, да что там говорить,— махнул рукой старик,— вся жизнь пошла наперекосяк. Посевы убавились наполовину, скотина помельчала... Приедешь — сам все увидишь.
Успокаивал отца Бедарев, а сам понимал, что и из него не получится хозяин, зря надеется на него старик. Жаль ему было родителей, но чем он мог помочь им, если наступили смутные времена. Кто знал, чем обернутся назревающие события...
В Капал они приехали только на другой день. Вечером Бедаревы собрали дружков сына и родственников за уставленным яствами столом. Как подобает в таких случаях, хлебосольство было отменным. Бедареву не терпелось узнать, чем дышит казачество станицы, как живут соседи. Разговор, однако, на эту тему не клеился. Больше выспрашивали самого служивого о жизни в России, о новой власти, что она несет казачеству. Пили гости много, но ума не пропивали. Из разговоров хозяин все же понял, что и в родной станице крепкие казаки держатся за старые порядки, что Советы им не по душе. Гости кривились, когда заходил разговор о власти. Чувствовалось, что произошло расслоение, что бедняки поддерживают большевиков. Председателем станичного Совета уже избрали коммуниста Ивана Николаевича Ломанова.
Бедарев времени не терял. В первые же дни на заимках Мусахранова и Аврова он собирал своих верных дружков. Иногда приходили до 10-15 человек. С ними он был откровенен. Знакомил с установками и полномочиями, что получил на казачьем съезде в Киеве, читал листовки и воззвания, которые привез с собой, говорил о борьбе с Советской властью, требовал от казаков, чтобы они не мирились с намерениями большевиков лишить их всех привилегий. Однажды его спросили:
— Как же быть с законной Советской властью? Ведь ее люди твердо поддерживают!
Бедарев прищурился и с вызовом ответил:
— Мало ли что говорят! Ну, а если кому нужны Советы, пусть идут к большевикам. Но придет время, и мы тех предателей в свои казачьи ряды не допустим.
В ближайшие станицы Арасан, Сарканд, Карабулак и другие Бедарев посылал связных с тем, чтобы казаки объединялись для вооруженного выступления против Советской власти, В письма к надежным людям вкладывались воззвания, привезенные из Киева. Бедарев призывал не поддерживать новой власти, организационно оформляться и готовиться к восстанию, которое должно начаться весной или летом 1918 года. В письмах он требовал, чтобы было учтено все оружие, привезенное демобилизованными казаками с фронта.