После обеда никаких перерывов в работе не было до самого позднего вечера, когда передали по радио первую сводку Главнокомандования.

Вокруг установленного на лодке рупора громкоговорителя собрались все рабочие и подводники. Вероятно, никогда никто из нас не забудет, с каким трепетом мы слушали скупые строчки первой сводки. Она принесла нам больше горечи, чем многие последующие сообщения, содержавшие еще худшие известия.  Каждый из нас ждал вести о победоносном наступлении наших войск на всем фронте, а сводка кончалась тем, что фашисты захватили часть нашей земли и оккупировали город Ломжу.

— Как же так?.. — растерянно произнес Пересыпкин, стоявший ближе всех к рупору. — Значит, они сильнее...

— Ну, уж и сильнее, — возразил старшина Свистунов. — Так нельзя рассуждать. В войне всяко бывает. Приходится иногда и отступать...

— Вы видели своими глазами, товарищи, какой неожиданностью для нас с вами было вероломное нападение фашистских самолетов, — вышел вперед Иван Акимович. — Неожиданность буквально оглушила, мирных людей. Она породила шпиономанию. Вы видели, как ловили «шпиона», который оказался честным нашим товарищем. В городе целый день происходили такие эксцессы. Они мешают работе, вызывают суматоху, напрасную трату энергии. Вместо того чтобы все силы направить на организацию обороны, многие занимаются тем, что ловят друг друга. Им всюду мерещатся призраки шпионов. Это одно из проявлений паникерства и преувеличения возможностей врага. Каждому ясно, что фашисты не могли наши ряды очень уж сильно засорить шпионами. Для этого нет условий в нашей среде. Тем не менее нашлись люди, которые допускают такую возможность.

Иван Акимович говорил спокойно, продумывая и взвешивая каждое слово. Угрюмо сосредоточенные подводники и рабочие, окружившие его плотным кольцом, словно замерли, ловя каждое его слове.

— Несомненно, товарищи, — продолжал комиссар, — фашистские громилы рассчитывали воспользоваться именно паникой, растерянностью, которую вызовет их неожиданное и вероломное нападение. Правда, им это мало поможет, они будут биты и жестоко наказаны, но неожиданностью нападения на первых порах войны они, бесспорно, воспользуются. Ведь наши люди не ожидали вооруженного нападения. Трудились и жили в мире. А гитлеровцы  отмобилизованы, вооружены до зубов, обладают опытом ведения современной войны. Ведь Гитлер уже успел разгромить и подчинить себе всю континентальную Европу, промышленность которой теперь работает на него. И нет ничего удивительного, товарищи, если на первых порах нашим войскам придется временно отступать и терпеть неудачи. Конечная победа за нами!

Я поднял голову и встретился глазами со старшиной Свистуновым. Лоб его был нахмурен, глаза поблескивали. Парторг, как и другие подводники, внутренне не мог мириться с мыслью, что нашим войскам придется когда-нибудь, хотя бы временно, отступать. И он с горечью выслушивал слова Ивана Акимовича.

— Война будет тяжелая и длительная. Если кто думает, что она может кончиться за один месяц, ошибается, — предупредил Станкеев.

Люди переглянулись, но возражать никто не стал.

После окончания беседы свободная от участия в работах часть личного состава должна была идти спать, и дежурный по кораблю громко, по-уставному скомандовал: «По койкам!»

Однако нелегко было заставить людей идти спать: слишком возбуждены были нервы.

— Почему не спите, нарушаете распорядок? — шепотом, но резко придрался я во время обхода к одному из матросов в жилом отсеке.

— Я никому не мешаю, товарищ старший лейтенант, — оправдывался он. — А спать... никак... не получается.

— А чего вздыхаете? — уже мягче спросил я.

— Как можно спать спокойно, товарищ старший лейтенант, когда фашисты уже на нашей земле?

— Что же, всю войну не будете спать?

— Потом, видать, привыкнем. Сразу так... трудно, Я думал, что... совсем иначе думал, а они, оказывается, могут на нас наступать. Город... название не запомнил.

— Ломжа.

— Да, кажись, Ломжа. Заняли?

— Ну, заняли. А мы потом Берлин займем. Вы хотите воевать без жертв, что ли?

— Ваша, может, правда...

— Спите спокойно. Фашистов разгромим и Гитлера к стенке поставим. Но, конечно, не сразу.

— Потом-то разгромим, но пока... Зло берет, товарищ старший лейтенант!

Выйдя из жилого отсека я поднялся на мостик.

Обычно залитая морем многочисленных корабельных огней бухта была погружена в темноту. Только звезды мерцали на небе. Слышался разноголосый гул многочисленных механизмов и машин судоремонтных мастерских, уже переведенных на круглосуточный режим работы.

На целые сутки ранее намеченного срока, в пятницу утром, работы на «Камбале» были завершены, и она вступила в число боевых кораблей Черноморского флота.

Неудачи

 Подводная лодка готовилась в первый боевой поход. Верхняя палуба, пирс и подходы к нему напоминали муравейник. Экипаж пополнял корабль боезапасом, продовольствием, топливом, водой.

Погрузочный кран поднял с пирса торпеду, развернувшись на шарнирной пятке, пронес ее по воздуху и постепенно начал опускать над палубой «Камбалы». Когда торпеда повисла в горизонтальном положении, на густой тавотной смазке отчетливо стала видна надпись, сделанная чьими-то пальцами: «Наш подарок фашистам».

— Хорош подарочек, товарищ старший лейтенант, правда? — прикрывая рукой глаза от солнца, обратил мое внимание лейтенант Глотов. Он руководил погрузкой торпед.

— Подарок достойный.

— Вы ходите как черепахи! Так воевать нельзя! — слышался сипловатый голос боцмана Сазонова. Он «подбодрял» матросов, занимавшихся  погрузкой продуктов, хотя те и без того расторопно бегали со своей тяжелой ношей с пирса на лодку и обратно.

— Сазонов, мы, чернокопытные, уже готовы! — вытирая грязные руки тряпкой, язвительно подшучивал Свистунов над товарищем. — А как ваша интеллигенция?

На подводной лодке мотористов в шутку называли «чернокопытными», а рулевые и в особенности радисты именовались интеллигенцией.

— Ты сам интеллигент, — сухо отозвался Сазонов и снова переключился на рулевых. — Давайте быстрее! Неужели не видите, «черное копыто» издевается...

— Смотри, — прыснул Иван Акимович, подойдя к нам. — Мотористы опять первые...

— Как всегда, — подтвердил я.

— Пойдем со мной. — Куда?

— Начальник политотдела вызывает. Партбилет будет тебе вручать. — Станкеев дружески взял меня за руку.

В небольшом, но светлом и уютном кабинете, увешанном географическими картами, нас приветливо встретил начальник политотдела соединения капитан первого ранга Виталий Иванович Обидин. Он взял со стола приготовленный заранее партбилет и вручил мне.

— Получаете партийный билет в самое трудное для нашей страны время, — Обидин говорил быстро, энергично, — наша свобода и независимость в опасности. Вы уходите в море. Так покажите же, что мы не ошиблись, когда принимали вас в партию.

— Все свои силы и способности отдам за священное дело партии! — коротко ответил я, пожав сильную большую руку Виталия Ивановича.

— Ну как? Теплее с партбилетом? — хлопнул мне по плечу Станкеев, как только мы вышли из кабинета начальника политотдела и направились на пирс.

— Конечно, теплее.

— Дела, видно, на фронте серьезные, — он  нахмурил брови. — В сегодняшней сводке опять... отступление...

— Да, слышал, — тихо ответил я, опустив голову. — Трудное время...

— Институт комиссаров снова учрежден,. — после паузы сообщил Иван Акимович.

— Ну-у? Так ты — комиссар «Камбалы»? — Выходит, так.

— Так, значит, мне нужно обращаться на «вы»?

— Как хочешь, — Станкеев пожал плечами. — По-моему, не обязательно...

— Нет, — возразил я, — совершенно обязательно. В шестнадцать часов «Камбала» была полностью готова в выходу в море. Запасы были получены, механизмы исправны, команда помыта в бане и обмундирована.

После команды «лодку к погружению изготовить» корабельный механик, лейтенант Василий Калякин, и я в последний раз проверяли готовность к выходу. Обошли отсеки, побывали на всех боевых постах. Калякин со свойственной ему скрупулезностью проверял каждый боевой механизм. Я тем временем с пристрастием экзаменовал людей по организации службы, правилам эксплуатации оружия и установок.