– Вот тут расположена эта скальная церковь. Очень внушительное сооружение...

– Ну а рукописи какие-нибудь в ущелье Макух находили?

– Не то чтобы очень... При мне был обнаружен только один свиток времен Бар-Кохбы...  Пятьдесят лет назад, когда был кумранский бум и бедуины перерыли всю Иудейскую пустыню, тогда вроде бы там что-то находили. Вообще в ту пору в пещерах Иудейской пустыни были обнаружены – главным образом бедуинами – тысячи фрагментов разных рукописей. Они торговали ими направо и налево. Но после Шестидневной войны, когда Иудейская пустыня перешла к нам, в ущелье Макух ничего, кроме этого свитка, уже не обнаружили. – Пинхас вдруг остановился, посмотрел на Андрея, потом на меня и спросил: – А почему вы вообще об этом спрашиваете?

– Андрей там был и снова туда собирается. Он ведь историк, археолог даже. Хочет знать, с чем там можно столкнуться...

– У меня такое чувство, Андрей, что ты там уже что-то нашел, – сказала вдруг Сарит Андрею по-русски. – Я права?

– Права, – улыбнулся Андрей.

– И что это, действительно рукопись?

– Ну да.

– Потрясающе! Она у тебя?

– Нет, я оставил ее на месте. Боялся повредить.

– Так почему ты не скажешь об этом прямо? Ты что, не доверяешь моему мужу?

– Ой, перестань. Причем тут доверяешь – не доверяешь. Я просто хотел остаться наедине со своей находкой как можно дольше.

Пинхас напряженно смотрел на жену, заметно раздражаясь, что она говорит с гостями по-русски. Он, видимо, тоже заподозрил, что мы пришли неспроста.

– Ну хорошо, скажи ему тогда, что я нашел рукопись, написанную по-арамейски, – сказал Андрей, махнув рукой.

– Скажи ему об этом, Ури. Ты ведь знаешь, как это было? – обратилась ко мне Сарит опять же по-русски.

Пинхас был явно недоволен этими переговорами, которые велись при нем на непонятном ему языке. Конечно, у него были основания злиться – от него очевидно что-то скрывали. Он явно нервничал и, по-видимому, готовился что-то сказать...

– Видишь ли, Пинхас, – сказал я, предупреждая его вопрос. – Андрей был в ущелье Макух и нашел там свиток, рукопись на арамейском языке.

У Пинхаса вытянулось лицо.

– Не может этого быть! – воскликнул он. – Какой свиток? В каком месте?

- Рукопись осталась лежать там, где ее обнаружили – в пещере, – пояснил я. – Но у нас есть фотография одного фрагмента.

Я достал фотографию и показал пальцем на разобранную мною  фразу:

«Ты обратил меня в источник вод, орошающих пустыню, в родник, дающий жизнь саду... насажденному кипарисами…»

Реакция Пинхаса была неожиданной. Ироничный, аристократичный, невозмутимый Пинхас исчез, появился какой-то порывистый, беспокойный, раздражительный.

– Что ты говоришь! Это же похоже на гимны кумранских сектантов! Да еще на арамейском... Не может быть!.. – нервно бормотал Пинхас, впившись глазами в фотокопию. – Где? Где он это точно нашел?

– Вот здесь приблизительно, – ткнул я рукой в карту. – Андрей, покажи, где эта пещера.

Андрей показал место.

– Это пещера почти первая на этой горе, – сказал он на иврите, явно довольный своими познаниями в святом языке. Пинхас сделал пометку на карте.

– Там подряд расположено пещер пять – шесть. Правильно?

– Да, – ответил Андрей.

– Непростая ситуация, – озадаченно сказал Пинхас. – Ведь это теперь территория палестинской автономии! Вот смотри, видишь, здесь древняя синагога Нааран обозначена. Сама она  и все, что юго-восточней, отошло Арафату...

– Это что значит? Что собственником рукописи является Арафат?

– Грубо говоря, да. Во всяком случае, точно, что не государство Израиль. Передав Египту Синай, как известно, Израиль вручил этой стране также и всю обнаруженную там нами археологию.

–  Но ведь мы можем указать не то место, где нашли.

– Теоретически это возможно. Но практически это совсем не просто осуществить. Где-то начнут всплывать противоречия. Шутка ли, все пещеры осмотрены, существуют протоколы... Одним словом, это возможно, но сопряжено с риском. Начальство должно быть либо серьезно введено в заблуждение, либо, напротив, должно знать все и вас покрыть. А оно всего боится... Ну ладно, будем думать. В любом случае ясно одно, официальной экспедиции туда направить уже невозможно. Еще два года назад все это было бы наше. А теперь – спасибо Рабину...

В результате мы сговорились  на нелегальной экспедиции. Пинхас должен был все продумать, подготовиться и позвать нас.

Мы с Андреем шли домой взбудораженные и счастливые. Мы были  рады, что открылись Пинхасу, и теперь заполучили в команду настоящего специалиста и энергичного человека. Не фантазера и чудака, а человека весьма практичного. Именно такого нам не хватало.

– Главное, чтобы эта рукопись не попала в руки Арафата! Надо все делать, как Пинхас скажет! – убеждал меня Андрей, хотя я и так был с ним совершенно согласен. – Пусть он все это дело ведет.

Неделю я провел на ферме, а потом снова взял отгул и заехал с Андреем к своему другу Йосефу из Мицпе-Йерихо, с которым немало путешествовал в тех окрестностях. Йосеф уже год как женился, ушел из родительского дома и поселился неподалеку в караване.

Он был не только большой талмудист, но и бравый сержант десантных войск. С первого взгляда в нем виделся боец: мускулистый, крепкий, даже глаза и волосы у него были цвета хаки, казались какими-то выгоревшими, как трава в Иудейских горах в летнюю пору. Да и работал он инструктором по стрельбе: обучал охранников пользоваться пистолетом. Казалось бы, скучнейшее занятие, но Йосеф умел вдохнуть в него жизнь.

– Вся эта прицельная стрельба, которой учат у нас в тире, никому не нужна,  – внушал он мне. – Этот навык только снайперу требуется, а телохранителю или охраннику он без надобности. Люди, которым доводилось ликвидировать террориста — не целились! Просто не успевали. А это значит, что вместо того, чтобы учиться прицельной стрельбе, надо учиться правильно держать в руке пистолет. Учиться брать его так, чтобы ствол строго продолжал линию руки. В этом случае невозможно промазать. А ведь этому никто и нигде по-настоящему не учит…

После этого замечания Йосеф минут двадцать ловко и артистично демонстрировал, как следует выхватывать пистолет и, не целясь, направлять его на террориста.

Я очень любил бывать у него дома. Из их поселения открывался потрясающий вид на Иорданскую долину. В тот день была отличная видимость, и можно было отчетливо разглядеть место перехода сынов Израилевых через Иордан.

Я повел Андрея к смотровой площадке, и в лучах закатного    солнца открылся захватывающий вид на Иудейскую пустыню, возвышающиеся на другой стороне Иордана горы Эдома и Моава и свинцовые переливы Мертвого моря.

– Видишь, – сказал я Андрею, – когда сыны Израиля входили на свою родину, они прошли по самому низкому месту на земле – 400 метров ниже уровня моря.

– Я знаю. В этом же месте происходило также и крещение Иисуса.

– А помнишь, какое событие здесь еще произошло? С пророком Элиягу?

– Точно, он был здесь восхищен живым на небо! – обрадовался Андрей, жадно впившись глазами в оконечность Мертвого моря. – Как я забыл. Надо же, получается, что пророк Илья был взят на небо из самой низкой точки планеты… Выходит, самое низкое место находится вверху, а самое высокое, соответственно – внизу. Божественный негатив.

– Самое высокое  – это же Гималаи? Почему это ты их в самый низ поместил? – удивился я. – Там ведь буддисты подвизаются. Просветленная религия.

– Я читал, что у них будто бы был какой-то роман с нацистами. В «Утре магов», кажется.

– Не знаю, не читал. Тут другое интересно. В Торе сказано: «Пыталось ли какое божество взять себе народ из среды другого народа, как сделал для вас Господь Бог ваш?» После того как были сказаны эти слова, прошло более трех тысяч лет, учеными были описаны все народы и систематизированы все их мифы. И вот выяснилось, что действительно нет такой «мифологической структуры». То есть нет такого божества, которое бы, как Бог Израиля, попыталось вывести народ из среды другого народа! Так вот с этой глубиной Иорданской долины приблизительно то же самое получается. Это ведь нужно было открыть все материки, обмерить все впадины и только тогда стало ясно, чем уникально то место, через которое сыны Израиля прошли при вхождении в свою землю, а пророк Элиягу был восхищен живым на небо...