Когда подошло дело к итогам сезона, то между Э. Бескиным и Н. Поповым произошла чрезвычайно важная полемика по вопросу о значении А. П. Ленского и А. И. Южина в жизни Малого театра. Сезон 1910 – 1911 был вторым сезоном, прошедшим под управлением нового директора А. И. Южина. Южину Бескин посвятил в «Театре и Искусстве» статью, где писал:

Южин принял Малый театр в минуты тяжелого кризиса, в те минуты, когда дом Островского «стоял на перепутьи», когда старик Ленский, золотое имя Малого театра, тогда заведующий репертуаром, стал, что называется, сдавать. Стал слушать чьи-то нашептывания о «новом искусстве», о «новом театре», «эре Художественного театра». Конечно, сам Ленский был далек от всех гримас и кривляний, совокупность которых называли новым искусством. Он знал одно искусство, вечно новое и вечно молодое — искусство актера, искусство таланта. Но это было время, тяжелое время модернистского засилия, когда театру диктовали свою эстетику Андреи Белые, Блоки и друг., когда покойная Комиссаржевская считала театром «Балаганчик», когда верховным жрецом нового театра был Мейерхольд, когда велели тушить рампы и зажигать факелы, публике плясать хоровод, а актеру убраться со сцены и дать место режиссеру и марионеткам. О театре марионеток, как о грядущей эволюции театра, говорили серьезно и в «Балаганчике» даже видели шаг в сторону такого театра. Долой быт, долой актера — таковы были лозунги театра по «Шиповнику». Вот она теперь стоит спокойно на полке, эта бредоносная, нездоровая, отвратительная книга, и какой ужас подумать, что еще несколько лет тому назад прислушивались к ней, считались с ней. Это — книга-убийца, и в числе ее жертв я назову такое большое имя, как Комиссаржевская.

В противоположность «ошибкам» Ленского, Бескин превозносил твердый курс Южина, его победу — большого, вдумчивого, интеллигентного ума. «В отлетевшем сезоне, как и в предыдущем, со всей строгостью проводился принцип здорового реалистического театра — театра актера, театра артистической индивидуальности. Решительно порвав с режиссерщиной, как с самоцелью, Южин дал дорогу тому нутру, тому темпераменту, о котором говорили в последние годы чуть ли не с презрением».

Н. А. Попов, бывший режиссером Малого театра при А. П. Ленском, письмом в редакцию отвечал Бескину. Мы не будем приводить подробности, лишь дадим основную выдержку письма:

Ленский, этот старик, стоявший на пороге гениальности и обладавший тем, что так дорого в каждом художнике — юношеской чуткостью и истинно юношескою любовью к искусству… С этим он и сошел в могилу. Никакие «книги», никакие «гримасы» и «кувыркания» не могли бы увлекать его только потому, что кто-то мог ему о них «нашептывать», да никакими «кувырканиями» на моей памяти он и не увлекался; но, желая уйти от рутины, он в период своего управления Малым театром проводил в жизнь те формы искусства, которые сам считал достойными своего имени.

И дальше Попов указывал — и справедливо, что «художественный уровень Малого театра за последние два сезона нисколько не повысился, увеличились лишь сборы».

Мы привели эту полемику, так как она очень ясно очерчивает разницу между Южиным и Ленским, как руководителями Малого театра. Даже в неодобрительной расценке Бескина А. П. Ленский остается выдающимся представителем нового театрального искусства. К словам же Попова о художественном уровне Малого театра можно добавить лишь репертуар Малого театра за сезон 1910 – 1911. В этом году из новинок отечественной драматургии шли: «Жулик» Потапенко, «Поле брани» Колышко, «Перед зарей» Гнедича, «Светлая личность» Карпова, из переводных «Каштелянский мед» Крашевского, «Любовь все» Седерберга. Вот курс и репертуар, который противопоставлялся Э. М. Бескиным, как подлинный театр, — исканиям покойного А. П. Ленского.

Мы уже приводили в начале этой главы названия нескольких случайных спектаклей, прошедших в ту зиму и имевших художественную ценность. Прибавим к этому краткому списку еще два великосветских спектакля: первый, устроенный баронессой Будберг под режиссерством Н. Н. Евреинова, — «Снег» Пшибышевского. Евреинов убрал сцену зеленью и белыми цветами, антрактный занавес изображал дом, занесенный снегом. Вся сцена была задрапирована синим бархатом, в антрактах квартет играл Шумана и Грига. Это была запоздалая дань модернизму. Второй спектакль был устроен «Обществом защиты и сохранения в России памятников искусства и старины». Под режиссерством Ю. Э. Озаровского, в декорациях М. В. Добужинского, силами любителей была разыграна старая комедия Загоскина «Урок матушкам». Спектакль происходил в особняке графини Шуваловой и явился примером увлечения стариной и любования 20‑ми годами сквозь призму «Мира искусства». Случайным спектаклем был спектакль, организованный «Союзом молодежи», под режиссерством Бонча-Томашевского. Было поставлено «Действо о царе Максимилиане и сыне его Адольфе». Тем же «Союзом молодежи» была открыта 11‑го апреля выставка, на которой приняли участие москвичи — Гончарова, Ларионов, Машков, Бурлюки, Кончаловский, петербуржцы — Татлин, Филонов и друг. Так постепенно выходили на поверхность молодые деятели левого искусства. Годы 1910 – 1911 были вообще годами, когда давало о себе знать новое художественное поколение. Весной 1910 года, как мы уже писали, окончил курс театральной школы М. А. Чехов; весной 1911 года — Е. Б. Вахтангов и К. М. Миклашевский, учившийся в императорской театральной школе. В следующей главе мы приведем еще ряд будущих деятелей театра, чьи имена впервые появились на страницах печати.

К концу сезона театры начали вырабатывать свои планы на будущую зиму. Оставшееся после смерти Л. Н. Толстого литературное наследство должно было внести в эти планы значительный вклад. Драматические театры были заинтересованы драмой «Живой труп», право первой постановки которой приобрел Московский Художественный театр. «Живой труп» должен был идти и в Александринском театре. Его поручили ставить В. Э. Мейерхольду вместе с новым режиссером А. Л. Загаровым, работавшим у Мейерхольда еще в «Товариществе новой драмы». Кроме «Живого трупа» Мейерхольд должен был поставить «Маскарад» и закончить постановку «Орфея» на Мариинской сцене.

Срочность работ, связанных с «Живым трупом», и «Маскарад» заставили Мейерхольда отказаться от летнего отдыха и провести лето в Петербурге. Это петербургское лето мы и проследим в следующей главе по письмам Мейерхольда.

 V  Петербургское лето
1911

Работа над «Живым трупом». — В. Пяст. — Проект балета «Лейла и Алалей». — Проект оперы «Ланваль». — В. Бебутов. — На даче у А. Я. Головина. — Разработка планов «Маскарада». — В лермонтовском и интендантском музеях. — Байрон. — Совещание по поводу «Орфея». — План издания «Театральных листков». — Статья «Русские драматурги». — Интервью о «Маскараде». — Поездка в Москву за материалами для «Живого трупа». — Статья-беседа «Новые пути». — «Поправка» В. Бебутова о «гротеске». — Новые имена. — Заграничные новости. — Передвижной театр Ф. Жемье. — Первый съезд кинематографических деятелей. — А. Блок о лете 1911 года.

С середины мая 1911 года Мейерхольд с головой уходит в срочную работу, сначала по подготовке «Живого трупа», а потом «Маскарада».

Над монтировкой «Живого трупа» Мейерхольд работает вместе с А. А. Загаровым. В письме от 21‑го мая Мейерхольд о своем сотрудничестве с Загаровым пишет:

Он приятный сотрудник, когда оглянешься, как много сделано. Но вот только тянется как-то работа, тянется как «тянушка» из кондитерской. Я иначе люблю работать, хотя и с кейфом. Кейф, впрочем, в нашей работе чудесно действует на нервы.

И дальше:

Бабушка разложила пасьянс. Бабушка — это я и Загаров; один я мало похож на бабушку, один Загаров тоже. Надо было нас сложить, чтобы получить бабушку. Бабушка — это режиссер (я плюс Загаров) пьесы «Живой труп». Бабушка разложила пасьянс, пришел кот, швырнул лапкой и спутал пасьянс. Что пасьянс? Наша работа. Кто кот? Борис [Б. К. Пронин].


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: