При этом с каждым новым кругом основная ситуация становится обостреннее и шире по своим смысловым масштабам. К концу драмы вокруг Булычова возникает огромный мир социальных отношений, выходящих далеко за пределы булычовского дома.

«Мой друг» Погодина сделан в эпизодной системе. Но действие в этой драме построено по тому же принципу. Драматического конфликта, который развивался бы в последовательном движении, создавая связную цепь ситуаций, — в пьесе нет. Центральное лицо — строитель Гай — показывается драматургом в многочисленных эпизодах на отношениях его с различными группами персонажей. Он повертывается разными сторонами при одной и той же ситуации на столкновении с многообразным человеческим материалом, с различным социальным окружением.

В этих пьесах мы имеем дело с принципиально новым приемом композиции драмы. Здесь сохраняются все положительные свойства хроникальной драмы и вместе с тем действует развернутый индивидуальный образ, соединенный сложными связями с широкой многообразной средой. Стройная композиция подчиняет материал наблюдений художника, не искажая его и поднимая до самостоятельной темы.

В жизни А. Файко производит впечатление очень рассудительного, размеренного и несколько зашнурованного человека. На диспутах и собраниях он выступает с обдуманными и стройными речами, в которых логическое построение, аргументация от разума преобладают над эмоциональным тонусом. Он подбирает слова, отчетливо выражающие его мысль. Они соединяются в плотно свинченные фразы, идущие одна за другой с логической последовательностью. Иногда кажется, что оратор близок к тому, чтобы увлечься темой: вот‑вот через поверхность организованных фраз и положений прорвутся темперамент и страстные утверждения. Но повышение интонации сразу же обрывается переходом в иронию: выступающий возвращает себя в русло обдуманных и разумных рассуждений.

Таким же спокойным и организованным человеком изображен Файко на удачном портрете-шарже работы Н. Акимова. Аккуратное и симметричное лицо дышит спокойствием и излишней рассудительностью. Кажется, что для этого человека все ясно и разнесено по комфортабельным клеточкам.

Но когда знакомишься с произведениями А. Файко, с пятью его пьесами, прошедшими в московских театрах С 1923 года, то облик драматурга поворачивается с иной стороны. Мир накаленных страстей, катастрофических биографийи смятенных чувств возникает в произведениях этого корректного человека. В его драмах действуют герои с нарушенным душевным равновесием, раздираемые страстями и противоречиями. Их сжигают честолюбивые стремления и завоевательные планы. Они одержимы навязчивыми идеями, делающими их слепыми и нечувствительными к голосу рассудка.

Одни из этих героев наделены сильной волей. Они хватают жизнь за горло, и челюсти их сжимаются в судорожной мертвой хватке.

Другие отмечены лирической бездейственностью и мечтательностью. Они говорят срывающимся голосом, в котором звучат жалобы и тревога. Они идут в жизни колеблющейся, неуверенной походкой.

За холодноватым рассудочным обликом автора этих пьес живут взволнованные чувства, испуг и нерешенные вопросы.

Когда-нибудь будущий исследователь общественной психологии напишет книгу, в которой расскажет, как люди, пришедшие в революцию из другого мира, воспитавшиеся в иных социальных условиях, сдирали с себя плотно приросшую кору индивидуалистического сознания. На одной из страниц этой книги читатель найдет имя Файко, потому что, пожалуй, никто из советских писателей-драматургов не переживал эту тему с такой болезненной остротой и искренностью.

Главные персонажи всех пьес Файко — герои «третьего пути» в революции. Все они заняты собой, размышлениями о своем личном. Антон Прим в «Озере Люль» видит в революции только средство для своего собственного возвышения, для своей карьеры. Он предает товарищей по партии, одновременно пытается предать и своих покровителей и господ. Бубус, маленький учитель Бубус, взбирается на школьную кафедру, для того чтобы с ее высоты проповедовать нормы индивидуальной морали и примирять враждующие классы. Евграф отворачивается от революции, которую он еще недавно защищал с оружием в руках, и отправляется на поиски вневременной правды и красоты. Профессор Гранатов с великолепной выдержкой прокладывает свой путь карьериста и авантюриста. Белокурая журналистка Дорина Вейс проповедует теорию индивидуального подвига, а ее более осторожный соучастник — Заместитель автора (Замавтора, как называет его драматург в списке действующих лиц) — пытается управлять жизнью по своей прихоти художника и выдумщика.

Герои эти терпят крах в своих стремлениях. Прим и Гранатов оказываются раздавленными и уничтоженными. Революция вычеркивает их из списка своих спутников. Бубус, Евграф, Дорина Вейс и Замавтора — мечтатели и романтики различных формаций — стукаются лбами о реальную действительность и с растерянным видом отходят в сторону. Жизнь выбрасывает их на берег потрепанными и поблекшими, еле переводящими дыхание.

Путь ограниченного индивидуалистического самоутверждения не удается этим героям. Самое их существование становится фантастическим, они обречены на вымирание.

Файко верно разрешает тему в своих пьесах. Конфликт между личным и общественным заканчивается победой социального начала. На стороне новых людей, на стороне революции оказывается не только физическая сила, но и сила нравственная и интеллектуальная. Такие выводы отчетливо делаются драматургом в его пьесах.

Но упорство, с каким Файко возвращается к одной и той же теме, — не случайное пристрастие драматурга.

Есть причины, которые мешают ему окончательно распроститься со своими традиционными персонажами и перейти к иным темам, к иным образам.

Право отдельного человека на неограниченное самоутверждение, на игнорирование общественных интересов — отвратительное право. И тот мир, который устанавливал это право как основной закон, должен быть разрушен. Но не уходит ли вместе с этим миром человеческая индивидуальность, наделенная богатством красок, мыслей и чувствований? Не влечет ли за собой торжество общественного начала уничтожения личности в ее неповторимом своеобразии, в ее эмоциональной исключительности? Не означает ли победа коллективного сознания торжества рассудочности, трезвых общеобязательных правил, исключающих всякое индивидуальное движение?

Эти вопросы остаются нерешенными для Файко. А временами в некоторых своих пьесах драматург даже склонен ответить на них утвердительно.

Драматург словно обращается к современникам с таким монологом: «Я приветствую тебя, новый мир, самый лучший, самый справедливый из миров, который когда-либо существовал на земле. Ради него стоит и нужно отказаться от самого себя, от своих чувств и мыслей, от всего индивидуального и интимного, что составляет непременную принадлежность самостоятельной разносторонней личности. Нужно вооружиться железной логикой, нужно заковать себя в схему последовательных трезвых умозаключений и аналитических выкладок, нужно отбросить в сторону лирические порывы и романтические стремления. Это нужно сделать, потому что так хочет история и потому что разум мой говорит, что только на этом пути человечество найдет свое счастье.

Но не сердитесь, люди этого нового мира, если мне немного жаль гибнущей индивидуальной неповторимой личности. Ведь вместе с ней уходит мансардное одиночество, стихи Лермонтова и эта страстная борьба, которая выковывала сильные замкнутые характеры, складывала своеобразную психологию одиноких смельчаков. В этом ведь была своя трагическая красота!»